Украины в Украине после войны станет больше.
Это видно уже сейчас. Человек, которого ещё вчера ничто не могло подвигнуть говорить со мною по-украински, сегодня как ни в чем не бывало переходит на этот, то есть на его родной, язык – переходит непроизвольно. Немало, впрочем, и таких, что совершают этот переход сознательно, и трудно решить, какой случай более, так сказать, перспективный.
Украинизация Украины, вспомним, была в коротком ряду причин, по которым Россия напала на Украину в 2014 году.
Причина номер 1 – государственная самостоятельность.
Причина номер 2 – демократизация.
Причина номер 3 – украинизация, выглядевшая тогда, правда, так скромно, что правильнее было бы говорить просто о некотором замедлении русификации.
Война окончательно прекратит русификацию и заметно ускорит украинизацию. Причём украинизация пойдет не только сверху, от государства и от национально озабоченной общественности, как во многом было до сих пор, а и снизу.
До сих пор, почти 400 лет, украинское население, особенно его верхушка, поддавалось обрусению по нужде. Людям надо было как-то жить-выживать под рукой Москвы: Чия влада, того й мова ("Чья власть, того и язык"). Так выразила когда-то Западная Украина свой опыт пребывания под разными владычествами. На сей раз союзником власти в деле украинизации станет – уже становится – народная стихия. Так это понимает и Кремль, уже не скрывающий своей конечной цели: покончить с Украиной как средоточием украинства.
Война не просто отдалила, а отшвырнула Украину от России на такое расстояние, о котором не могли и мечтать молодые украинские коммунисты первых советских лет, не желавшие ни подражать, ни тем более подчиняться Москве в строительстве отечественного социализма. Их лозунг Гэть від Москвы! ("Прочь от Москвы!") наконец становится действительностью, от которой уже никуда не деться. Война не оставила и следа от того ощущения, за которое презирали себя и своих соплеменников все поколения образованных украинцев со времен поражения под Полтавой (1709 год). Это навязчивое, привычно болезненное ощущение своей культурной второсортности рядом с русским первым сортом. По-украински это называлось мэншовартістю, буквально "меньшей стоимостью".
Украинство – это отныне круто
Великую пересортицу возглавили украинский офицер и сержант – тот самый сержант, без которого, как некогда было сказано, не может быть российской армии как армии. Нет недостатка и в соответствующем личном составе. До войны желающих служить не хватало. Я это знаю, кто бы что ни говорил. Служить не очень хотели, а воевать рвутся. С таким подкреплением, как украинский военный комсостав, уже не станет ощущать себя вторым сортом ни учитель, ни литератор, ни дипломат – никто. Не говоря о президенте, министрах и модницах в районных центрах. Украинство – это отныне круто.
До войны в Украине действовала крупная, очень сильная и прекрасно организованная "русская партия". Вели её люди не простые, а важные и очень важные, не бедные, а богатые и очень богатые. Они не только давали о себе знать, а сплошь и рядом затмевали остальных деятелей. Казалось бы, вторжение России должно было воодушевить, прямо взвинтить эту партию, чего и ожидала Москва. Как, мол, иначе, мать честная? Ведь огромная же явилась сила – не мешкай, вливайся в этот гремящий поток. Бояться нечего, осторожничать ни к чему. Но… скажите это кому-нибудь другому. Сейчас их не видно и не слышно.
Одного часа войны хватило, чтобы они исчезли с украинской общественно-политической сцены. Это похоже на чудо, если учесть, что речь об огромном массиве человеческого материала. Испарились вожди с их обслугой, и стихло бормотание нескольких миллионов. Они уже никогда не воспрянут. Не поднимется ни одна самая садовая из этих голов, и не только из боязни слететь с плеч, а потому что это выглядело бы неуместно, что для таких солидных людей хуже, чем неприлично. Так, представлять в Украине "Русский мир" стало несолидно.
Ветер истории одним порывом снес силу, которая наращивалась веками. А для сближения с Польшей, кстати сказать, не понадобилось даже какого-нибудь зачатка польской партии в Украине. С украинской стороны это произошло во исполнение старинного народного завета: Поляка гудьмо, та з поляком будьмо ("Поляка хаять, но с поляком быть"). А что Россия? Она опять слиняла в три дня – по крайней мере, в глазах людей свободного мира. Враз изменилось отношение ко всему русскому – не в лучшую сторону. Оказываясь за границей, да и сидя дома, русский человек теперь вряд ли решится вслух или даже про себя обижаться, что мир недооценивает его отечество. Этот мир дал ему понять: отныне ко мне никаких претензий.
В Украине, как сказано, прибавится Украины – похоже будет и в России: в ней станет больше России. Но какой? Той, которую не смогли надежно искоренить ни Пётр Великий, ни птенцы его гнезда последующих веков: произвол и замшелость вместо права и творческой свежести. Ощутимее станет вечное различие двух миров. Европа всегда недовольна качеством своей свободы, её безмятежностью и зыбкостью. Россия всегда довольна своей несвободой, её прочностью и старосветской красотой. Сознательно и открыто, украдкой или невольно Россия позаимствовала у Запада много чего, кроме главного – верховенства права и личности. Так будет и впредь, а сколько продлится, Бог весть. Дело ведь осложняется тем, что многие русские продолжают ставить ей это в заслугу. Государство всё, закон и отдельный человек ничто.
Вопрос, который сам собою поднимается, когда присматриваешься к тому, что происходит сегодня в Украине, вообще-то далеко не нов. Насколько победа в войне ускорит европеизацию этой страны? Какое место займет в ней право? Насколько потеснит оно произвол, взятку, кумовство? Смогут ли украинцы всех сословий меньше красть, хапать и брехать? Сколько независимости и справедливости прибавится в судах? Сколько будет свободы предпринимательству, всякому полезному почину?
Не тот ли вопрос относится и к терпящей поражение России?
Анатолий Стреляный – писатель и публицист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
