Текст: "Окно"
Раз, два, три – набираю воздуха, чтобы покуситься на святое. У нас же есть светский пантеон – диссиденты, прошедшие советские медные трубы, отстоявшие свое достоинство в тюрьмах и психушках. Я помню, как встретилась в редакции “Русской мысли” с Натальей Горбаневской, как, запинаясь и путаясь, пыталась сказать ей, в каком мы все, и я лично, долгу перед нею – за тот невероятный выход на площадь в 1968-м. Она смущалась и махала рукой, а мне хотелось на колени перед ней грохнуться, честное слово.
И вот теперь я собираюсь возмутиться поступком человека тоже из этого пантеона: Александр Подрабинек – автор книги “Карательная психиатрия”, за которую претерпел жесточайшие преследования – тюремные отсидки с бесконечными ШИЗО и одиночками, гепатит, туберкулез, ссылку с полицейским надзором. Когда в 1977 КГБ склонял его к эмиграции, шантажируя уголовными делами на него и брата, он написал в ответ слова, которые просятся быть высеченными на каком-нибудь красивом камне: “Я дорожу своей свободой, как и свободой своего брата, но не торгую ею. Я не поддамся никакому шантажу. Чистая совесть для меня дороже бытового благополучия. Я родился в России. Это моя страна, и я должен оставаться в ней, как бы ни было тяжело здесь и легко на Западе. Сколько смогу, я буду и впредь защищать тех, чьи права так грубо попираются в нашей стране…”
А сегодня автор высоких слов – о, этот изменчивый мир! – наехал на беззащитную сиделицу, даже не имеющую возможности ответить, на Женю Беркович, обитательницу зазеркалья, где ее спектакль, лауреат многих премий, был истолкован как оправдание того самого терроризма, против которого он выступал. Все мы следили за процессом драматурга Светланы Петрийчук и режиссера Жени Беркович и негодовали, услышав приговор – 6 лет колонии.
И вот теперь вдруг пламенный диссидент и защитник угнетенных Александр Подрабинек обрушивает громы и молнии на Женю Беркович за то, что она продолжает в колонии заниматься делом своей жизни – ставить спектакли. “Участие в лагерной художественной самодеятельности, – пишет он в колонке на сайте Радио Свобода, – это шаг навстречу администрации. Еще не такой серьезный, за который на пересылках калечат, опускают или убивают, но уже такой, после которого в приличной камере чифирить не пригласят”.
Этой колонкой многие возмутились, но мало кто обратил внимание, что первый, на кого автор наезжает, это не Беркович, а Шукшин: дескать, в его фильме “Калина красная” изображены поющие на сцене лагерного клуба воры-рецидивисты – чего не может быть, а раз сцена лживая, значит, постановщик Шукшин прогнулся, и вообще, что такое фильм – “плюнуть и растереть”.
Художественная правда с правдой жизни совпадать не обязана
Наверное, Подрабинек прав, и сцена грешит против правды жизни, он точно лучше меня знает предмет. Но, возможно, я лучше чувствую, что такое художественная правда – которая с правдой жизни совпадать не обязана, и “плюнуть и растереть” “Калину красную” так просто не получится – не потому, что это шедевр всех времен и народов, а потому что так нельзя подходить к искусству. Мало ли ляпов и анахронизмов в великих фильмах и книгах, но от этого они не становятся менее великими.
Расправившись с Шукшиным, правозащитник переходит к Беркович, и его не смущает, что он с легкостью необыкновенной как бы вталкивает ее в разряд блатных – которые, дескать, ее теперь чифирить не пригласят (а она всю жизнь мечтала). Но это не все – дальше идут намеки на совсем тяжкие вещи: "Администрация ценит покладистых зэков, которые не "качают права", беспрекословно исполняют указания контролеров, всегда согласны с начальством и никогда никому ни на что не жалуются… Еще больше начальство ценит тех, кто "активно участвует в общественной жизни колонии", стучит на товарищей, помогает надзорсоставу поддерживать режим – избивают непокорных заключенных, запугивают вновь прибывших".
Это что, Женя Беркович стучит, избивает и запугивает? Потому что уже поставила один кукольный спектакль и теперь готовит другой, к 9 мая? Он это серьезно? А как же Жженов и легион артистов, игравших в крепостных театрах ГУЛАГа, – они тоже сотрудничали? И физики в "шарашках" сотрудничали – малодушно хватались за возможность не погубить свой дар вместо того, чтобы гордо повернуться к администрации спиной и гарантированно сдохнуть? Эх, жаль, Тамары Петкевич нет в живых, она бы, прошедшая гулаговский ад и сама игравшая на тех сценах, смогла бы ответить с большим правом, чем я. Недаром ее книга называется "Жизнь – сапожок непарный" – да, непарный, не по мерке скроенный, не расставленный по полочкам.
Есть в симфонии Подрабинека еще одна боковая тема – а может, и главная: про 20-летнюю Валерию Зотову, сидящую в той же колонии, но в другом отряде. Девушке предлагали сотрудничать, стучать, она отказалась – со всеми вытекающими: отправкой в ШИЗО, отказе в медпомощи, частыми обысками, угрозами подбросить наркотики. Многие считают Зотову жертвой провокации ФСБ – ее долго осаждали письмами, подталкивая поджечь склад гуманитарной помощи, а потом осудили за намерение совершить теракт. "Мемориал" признал ее политзаключенной.
Как бы ни было тяжело заключенной Зотовой, это не причина за ее счет мазать грязью заключенную Беркович
Подрабинек утверждает – со слов матери Валерии Зотовой – что Женя Беркович предложила ей участвовать в будущем спектакле, а Валерия отказалась, и это предложение якобы сильно ухудшило и без того отчаянное положение девушки. Мама Жени, Елена Эфрос, передает слова дочери – о том, что та ничего Валерии не предлагала, да это и невозможно – спектакль делается силами только своего отряда, а они с Валерией в разных.
Я не знаю, как было на самом деле, думаю, Подрабинек тоже над действующими лицами свечки не держал, но он – журналист, так что же мешало ему просто дать две версии из уст матерей двух заключенных? Мешала сложившаяся картина, где Зотова – несгибаемая героиня, достойная подражания, а Беркович – жалкая соглашательница, достойная порицания.
Мне кажется странной такая предвзятость – к тому же, вступающая в вопиющее противоречие с неписанным диссидентским кодексом, запрещающим подавать советы и делать выговоры с воли – тем, кто за решеткой. А еще – как будто призраки давно минувшей "сучьей войны" встают пред изумленным взором – война давно закончилась, и только партизан Подрабинек, не слышавший об этом, все еще несет свою вахту – в данном случае почему-то на стороне "блатных".
Судьба Валерии Зотовой меня очень тревожит – то, как с ней обращаются, действительна ужасно, за девочку страшно, не дай Бог, случатся новые провокации, да и здоровье не железное, если человека не лечить. Но как бы ни было тяжело заключенной Зотовой, это не причина за ее счет мазать грязью заключенную Беркович.
На самом деле, ужасно обидно и тяжело все это писать. Казалось бы, все на одной, светлой стороне, все должны стоять друг за друга горой, относиться с максимальным тактом, жалостью и любовью. Но нет. Как тут не вспомнить знаменитые слова Григория Померанца о том, что дьявол рождается из пены на губах ангела. Мы обычно цитируем только начало этих слов, а целиком они звучат так: "Дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое правое дело. Все превращается в прах – и люди, и системы. Но вечен дух ненависти в борьбе за правое дело. И благодаря ему, зло на Земле не имеет конца".
Вот что слышится мне в нападках на Женю – "дух ненависти в борьбе за правое дело". Пена вскипает. Эталонный борец за правду приходит в исступление от того, что некто, по его мнению, не дотягивает до эталона – и в ярости топчет недостойного. Тот же Григорий Соломонович как будто качает головой, глядя на это печальное зрелище: "Есть не одно, а много совершенств. И каждый должен понять свое совершенство и идти к нему, а не к чужому. "Бог не хочет от меня, чтобы я был Моисеем, – говорил цадик Зуся, – Он хочет от меня, чтобы я был Зусей".
Какой она поставит спектакль в колонии, не наше собачье дело
Я подозреваю, что Бог не хочет, чтобы Женя Беркович была Александром Подрабинеком или Валерией Зотовой. Он хочет, чтобы Женя Беркович была Женей Беркович. И, насколько я могу судить, хотя бы по Жениным письмам, она хочет того же самого, то есть быть собой.
Какой она поставит спектакль в колонии, не наше собачье дело – кто мы такие, чтобы отсюда, с воли, судить об успехах крепостной сцены. Но что-то мне подсказывает, что Женя не сделает к 9 мая спектакль, за который будет стыдно. Иначе зачем бы ей вот это писать: "Начинаю готовить спектакль к 9 мая, и очень хочу сделать его честным и не позорным... Прошу, напишите мне любые истории (личные рассказы ваших бабушек-дедушек-мам-тёть и т.д. про жизнь во время войны в тылу, в эвакуации (не на фронте). … про быт, жизнь, как ждали, ели, работали, выживали, ехали в поездах, меняли полотенца на хлеб, что угодно… и ещё, какие песни пели. Именно тех лет, не позже написанные на тему, а вот те. Спасибо вам!"
Повторяю, спектакль в ГУЛАГе может быть любым, но мне кажется, это будет еще одна классная Женина работа. А сравнивать театральные постановки на зоне со стуком и прочей гадостью – это, простите, зашквар.
Конечно, когда на Киев и Харьков каждый день наши снаряды летят, и в Кривом Роге сразу 9 детей гибнет, вроде бы не время думать о том, правильно ли ведут себя противники войны – они против, значит, уже свои, все остальное как бы частности. Но такова уж человеческая природа – без постоянных разборок с совестью она перестает быть человеческой. Пассажирам тонущего “Титаника” тоже вроде было чем заняться, но и там успевали замечать, кто помогал ближним спасаться, а кто отталкивал от края лодки, чтобы влезть самим.
А еще вспоминается персонаж одного рассказа Татьяны Толстой – есть у нее такой ангел, помешанный на чистоте – выпивает бульон, а курицу брезгливо выбрасывает. По-моему, это как раз тот случай: ах, ты не выбрасываешь курицу – ну, и дальше уже одна пена.
Кажется, полку яростно топящих друг друга свободолюбцев прибыло: Кац, ФБК, вот теперь еще Подрабинек. Грустно жить на свете, как заметил классик. А Женю Беркович безумно хочется обнять, просунув руки сквозь решетки. И Валерию Зотову тоже. Они сидят, а ты как будто виноват – что не сидишь. Да, может, и не как будто.
P.S. Когда я поставила точку, в телеграм-канале "Адвокаты PRO людей" появилось сообщение адвокатов, съездивших к Жене Беркович. "Мы встретили её заплаканную, уставшую, не вполне понимающую, что происходит на воле. Это действительно страшно, когда тебе перемывают кости, а ты не имеешь доступа к информации", – пишут они, а затем рассказывают то, что узнали от самой Жени.
Во-первых, она никогда не предлагала Валерии Зотовой участвовать в спектаклях. "Не потому, нравится она мне или нет, просто не предлагала". Во-вторых, "они разговаривали всего пару раз по минуте, когда познакомились". В-третьих, Женя не участвует ни в одном из мероприятий к 9 мая, а ее отдельное чтение семейных историй о войне переносится на следующий год: "чтобы сделать это хорошо, уже нет времени, а делать кое-как Женя не хочет". В-четвертых, "никого из заключенных в мероприятиях участвовать не заставляют. В колонии достаточно желающих все это делать ради УДО и/или чтобы убить время и развлечься".
Даже как-то неловко говорить, что, прежде чем обвинять в чем-то без вины сидящего человека, стоило бы узнать, как обстоят дела на самом деле. Но капитан очевидность командует не всеми.
Татьяна Вольтская – поэт
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
