В отличие от многих художников-авангардистов, Василий Чекрыгин долгое время был полузабыт. В советское время знали о нем лишь немногие специалисты и посетители трех московских выставок, проходивших в шестидесятые годы. Сейчас Чекрыгин оценен по достоинству. Недавно его работы поместили в постоянную экспозицию Третьяковки на Крымском валу, и висят они по соседству с Шагалом и Филоновым. В галерее хранятся около 400 произведений художника, однако здесь не было ни одного чекрыгинского архивного документа. Теперь эта лакуна восполнена. Искусствовед Андрей Сарабьянов преподнес в дар Третьяковке целый комплекс таких раритетов, в том числе авторскую рукопись главного сочинения художника "О Соборе Воскрешающего музея". А еще – посмертную маску Василия Чекрыгина. В этом году исполнилось 100 лет со дня смерти художника, мечтавшего о Воскрешении человечества.
Предмет моего искусства – дух человеческий
Рукопись экспонируется в стеклянной витрине рядом с графикой Чекрыгина, а гипсовая маска хранится в фондах отдела скульптуры. Ее обещают показать в рамках будущей выставки "Мемория", посвященной теме посмертных масок. Художник погиб под колесами поезда совсем молодым, 25 лет от роду. Его близкий друг художник Лев Жегин оставил воспоминание об этом трагическом дне:
Я увидел его уже в гробу. Никогда не забуду этого прекрасного, как бы преобразившегося лица. Таким он был, едва касаясь грубой стихии повседневности, всегда какой-то просветленный, таким и ушел в вечность.
В последние годы жизни Василий Чекрыгин находился под обаянием мистического учения религиозного философа Николая Федорова, полагавшего, что с помощью науки можно воскресить всех умерших людей и поселить их в просторах космоса. Свой грандиозный замысел – гигантскую фреску про Воскрешение художник не успел реализовать, и теперь искусствоведы размышляют, чем считать огромное количество листов графики на эту тему. По одной версии, это подготовительный материал для фрески, подобно галерее эскизов Иванова к картине "Явление Христа народу". По другой версии, это иллюстрации к готовящемуся, но так и не изданному при жизни автора трактату Чекрыгина "О Соборе Воскрешающего музея". Вроде бы листы подходят к главам трактата.
От листа к листу здесь бесконечно варьируется одна тема – преображение плоти в дух. Это выполненная прессованным углем черно-белая графика: встречаются изображения черепов и угадываются надгробия, но клубящаяся тьма пронизана светом. Составленные вновь "из атомов и молекул" люди просыпаются к новой жизни. Они еще немного оцепенелые, немного заторможенные, но уже тянутся ввысь. Переплетенные случайным образом тела мужчин, женщин и детей упорядочиваются, и нет конца этой торжественной мистерии. По свидетельству сотрудника Дома-музея Марины Цветаевой Елены Коркиной, дочь Цветаевой Ариадна Эфрон считала Чекрыгина "невероятным художником духовного реализма": "Тела-тела-тела как в "Страшном суде" Микеланджело. Но только у Чекрыгина такое все духовное, что веришь, что они воскреснут".
Русский авангард немыслим без манифестов и трактатов. Все его мастера считали свои умозаключения не менее важным делом, чем собственно изобразительное искусство, ведь они жили с острым ощущением необходимости радикальных реформ. Василий Чекрыгин – не исключение. Среди подаренных Андреем Сарабьяновым материалов есть тетради с рисунками и записями художника. Эти тексты пока еще нигде не публиковались, так что исследователи теперь получили доступ к новым документам. Эти источники раскрывают важные эпизоды истории художественной мысли двадцатых годов, такого направления, как русский космизм.
В одной из тетрадей есть характерная для Чекрыгина строчка: "Предмет моего искусства – дух человеческий, а не вещественная красота". В другой тетради – что-то вроде конспекта лекции, которую Чекрыгин прочитал, предполагает Андрей Сарабьянов, в ГСХМ (Государственных свободных художественных мастерских). Текст серьезный, а предваряет его совершенно карикатурный рисунок, на котором художник изобразил витийствующим себя и некоего коленопреклоненного перед оратором персонажа. Здесь же – веселая подпись "Блудный философ из Пушкино" (Чекрыгин жил в подмосковном Пушкино). Философ философом, но был он и ироничным, острым на язык человеком. С Владимиром Маяковским он познакомился в Училище живописи и ваяния, куда за несомненный талант Чекрыгина приняли совсем юным, 14-летним. Среди учеников он был самым младшим, и те звали его Чекрыжка. Годы спустя художник, не одобрявший известный любовный треугольник, по поводу приезда на дачу Маяковского вместе с Лилей Брик и Осипом Бриком говорил: "Приехала бричка с двумя седоками". И вот этот же человек написал труд “О Соборе Воскрешающего музея”.
В застекленной витрине рукопись "О Соборе Воскрешающего музея" раскрыта на главе "Воскрешение Мертвых Отцов". Почерк разборчивый, и всякий посетитель Третьяковской галереи может прочесть отчаянные строки:
– Отягчена земля умершими, а сын рождает сына во тьме, и во тьме сыны живут, созидая призраки и подобия жившего, и в слепоте брани забыв отцов, гибнут, разрушаемые безудержными силами смерти.
По мысли Василия Чекрыгина, пробуждение из могил умерших должно произойти благодаря "органическому синтезу живых искусств" – "музыки, танца и образа":
– Новый человек, овладев движением небесных земель и силами новых солнц, возжженных им по слову разума, перестроив их в новые тела, блистающие, как снег в свете, достигнув трудом власти бессмертия, – не мыслит забвения мертвых, ибо мудрые знают, что и человек, и вселенная, и мысль, и дело человека – есть подобие воскрешения, незавершенное воскрешение.
С земли, как с престола вселенной, исходит воскрешаемый отец, а за отцом – праотец, как ряды времени
[….] С земли, как с престола вселенной, исходит воскрешаемый отец, а за отцом — праотец, как ряды времени (и побеждается время), и поднимаются на небеса, чтобы преодолеть пространство и чтобы стать в чистом лицезрении с Отцами Отцов.
Трактат "О Соборе Воскрешающего музея" написан ритмизированной прозой. Его язык сродни поэтическому языку. Еще он отсылает нас к традиции церковных текстов. На современный взгляд, это, пожалуй, более литературное произведение, нежели философский трактат. Можно скептически и даже с иронией относиться к идеям автора, но текст в любом случае завораживает.
Сотрудник Третьяковки и автор экспозиции работ Василия Чекрыгина Игорь Смекалов называет полученную галереей рукопись "центральным документом авангарда":
– Для исследователей это документ замечательный. На него все ссылаются, когда говорят о русском космизме. Было бы неправильно считать рукопись просто архивным документом. Я воспринимаю ее как артефакт. Это такой памятник, поэтому он должен лежать в галерее в открытом доступе. Он должен быть открыт, как "Кодекс" Леонардо да Винчи. Сейчас он стал смысловым центром нашей экспозиции. Чекрыгин – не самый простой художник, и все же он отозвался в сердцах многих людей. Сейчас мы наблюдаем чекрыгинский бум.
Графика Чекрыгина попала в Третьяковскую галерею не самым достойным образом. И все же Андрей Сарабьянов принял решение подарить архивные материалы именно Третьяковке. Раритетам логичнее быть с графикой в одном хранении просто потому, что они дополняют и разъясняют изображения. В 2005 году вместе с искусствоведом Василием Ракитиным Андрей Сарабьянов издал монографию о Василии Чекрыгине. Вот тогда в руках исследователей и оказались документы из семейного архива художника:
– Во время подготовки книги члены нашей редколлегии познакомились с внучкой Чекрыгина Натальей Колесниковой. Она уже много лет жила на Кубе. В свое время у нее была большая коллекция работ Чекрыгина. Она ее завещала Русскому музею и нескольким другим музеям. Русский музей эту коллекцию не получил, а Министерство культуры СССР решило, что лучше, если это будет в Третьяковке. Наталья была страшно возмущена. Она судилась с министерством и другими структурами. Это было абсолютно бесполезно, и так эта коллекция в Третьяковской галерее и застряла. Ну а самый главный текст Чекрыгина – "О Соборе Воскрешающего музея" был у внучки, и мы решили его издать. Собственно, с этого книга и начиналась. У нее же хранилась посмертная маска Чекрыгина, которая тоже в нашей монографии воспроизведена.
Хотя материалы после выхода книги остались в моем распоряжении, я никогда не считал себя их владельцем. Я – лишь передаточный пункт. Вот так и получилось, что я оказался в роли дарителя. Поскольку я не коллекционер и поскольку для меня было ясно, что эти вещи мне не принадлежат, то я не сомневался в том, что они должны быть в музее.
Чекрыгин рано умер, и многие его работы оказались как бы бесхозными
Чекрыгин оказался художником, который действительно стал мне родным, и я его находил в самых разных местах. Это происходило, потому что Чекрыгин рано умер и многие его работы оказались как бы бесхозными. Я не имею в виду семью или друзей, но еще в большом количестве произведения этого автора хранились в ГМФ. Существовал такой Государственный музейный фонд, закрытый фонд, откуда работы рассылались по воле того, кто там в это время руководил или по воле каких-то сотрудников. Рассылались в музеи по всей России. Так и получилось, что работы Чекрыгина находятся во многих местах.
Последняя находка была совсем уж невероятная, когда мне удалось найти Чекрыгина в городе Яранске. Там оказалось 10 самых разных рисунков. И из серии "Воскрешение мертвых", и какие-то женские образы, и один замечательный автопортрет. Точнее сказать, не автопортрет даже, а фигура художника среди каких-то других воображаемых персонажей. Почему я говорю, что это была удивительная находка? Потому что его работы принимали участие в передвижной выставке по Вятской губернии. Было это в 1921 году, то есть 101 год назад. Выставка, проехав два города, застряла в двухстах километрах от Вятки – в Яранске, потому что, как всегда это бывает в России, неожиданно наступила зима.
Выставка застряла в этом музее на 100 лет
Выставка застряла в этом музее на 100 лет. Всего в этой выставке было 320 работ, и когда мы ее обнаружили, то нашли 85. Учитывая все обстоятельства, это тоже очень много. Так вот, там было 10 работ Чекрыгина, 6 акварелей Кандинского, там были работы Родченко и многих-многих других художников, которые к нашим дням были уже забыты, а нам удалось восстановить их имена, их даты жизни, фотографии найти. В общем, много чего нам удалось сделать. Были там и курьезные моменты. Например, один из рисунков Чекрыгина был сделан на тонкой бумаге, и когда в 1960-е годы часть работ Чекрыгина из Яранска забрали в Кировский областной музей, поскольку рисунок был на папиросной бумаге, то его наклеили на такой хороший картон, а это был оборот акварели Кандинского. Еще лет 20, а может, и 30, эта вещь в музее числилась как "Рисунок Чекрыгина. На обороте – неизвестное произведение". Слава богу, в период, когда авангард был под запретом, там никто не знал, кто такой Кандинский и кто такой Чекрыгин. Поэтому эти работы сохранились в провинциальном музее, – говорит Андрей Сарабьянов.
