Освобождение из тюрьмы – это как второе рождение, но только в сознательном возрасте. Сравнить не с чем, ощущения незабываемые: только что были наручники, грязные стены тесных камер, арестантская роба и безграничная власть ничтожных людей в погонах, а теперь – свобода, небо, солнце, дождь, ветер, нормальные люди вокруг, друзья, близкие.
Освобождение политзаключенных усиливает эмоции вдвойне, ведь люди оказались в тюрьме не за преступления, а за достойное общественное поведение. Вчерашнее освобождение 16 российских политзаключенных и заложников из США и Германии – это праздник не только для их семей и близких, но и для всех, кто сочувствует делу свободы и прав человека.
Надо признать, что обмен заключенными – процедура не правовая. Решение об обмене – политическое, оно выходит за рамки правосудия. Скорбим ли мы по этому поводу, глядя на счастливые лица освобожденных? Нет, разумеется. Мы радуемся, что справедливость в конечном счете восторжествовала хотя бы для 16 человек.
Однако у этой счастливой истории есть оборотная сторона. Обмен заключенными в практическом смысле уравнивает методы диктатуры и демократии. По сути такого равенства нет: в демократиях действует правовая система, в диктатурах – произвол. В результате в демократических странах под суд попадают преступники, а в диктаторских – честные граждане, политические противники режима. Одних меняют на других, что хорошо для освобожденных, но плохо для правосудия. Впрочем, не для российского, здесь правосудие уже девальвировано и безжизненно, но для западных демократий это серьезно. Виновные в тяжких преступлениях уходят от наказания. Таким лукавым способом диктатура не только решает вопросы спасения своих агентов – наемных убийц и шпионов, но и ставит себя на одну доску с демократиями, подвергая при этом коррозии правовую систему демократических государств. Как с точки зрения судебной справедливости можно оценить освобождение офицера ФСБ Вадима Красикова, после того как он отбыл пять лет из своего пожизненного срока за убийство Зелимхана Хангошвили? Никак, правосудия здесь нет. Обменять убийцу на узников совести – это справедливый и равноценный обмен?
Диктатура будет захватывать новых заложников, а Запад будет предпринимать новые усилия для их освобождения
История знает случаи относительно равноценных обменов. В 1962 году американского летчика Фрэнсиса Пауэрса обменяли на советского шпиона Рудольфа Абеля. Один пилотировал самолет-разведчик, другой был банальным шпионом. В 2010 году полковника ГРУ Сергея Скрипаля и еще трех человек обменяли на провалившихся российских шпионов (Анна Чапман и другие – всего 10 человек). С обеих сторон были шпионы. Даже обмен в 1986 году советского диссидента Владимира Буковского на лидера чилийских коммунистов Луиса Корвалана можно признать равноценным: оба были политзаключенными и политическими лидерами в своих странах. Но менять мирных оппозиционеров на убийц, кибермошенников и отмывателей денег?
К сожалению, это не только вопрос абстрактного правосудия и ущерба правовым системам демократий. В конце концов, мы можем закрыть на это глаза, уповая на стабильность западных стран и перекладывая ответственность за тяжелые решения на плечи политических лидеров и высоких судебных инстанций. Они справятся. Наша проблема в другом. Обмен невиновных на преступников стимулирует новые аресты честных граждан, оппозиционеров, которых деспотическая власть рассматривает как заложников и живой товар для "обменного фонда". Натуральная работорговля XXI века.
На этот счет имеется печальный опыт. В социалистической ГДР торговлю заключенными поставили на поток. Руководила этим восточногерманская госбезопасность Штази. Она не только обменивала политзаключенных на своих же пойманных шпионов, но и продавала их в ФРГ. Главным специалистом в этом деле был восточногерманский адвокат Вольфганг Фогель, по прозвищу spy trader – торговец шпионами. Он был посредником в обмене примерно полутораста шпионов. Кроме того, он участвовал в продаже на Запад более 33 тысяч политзаключенных, а также простых восточногерманских граждан, мечтавших вырваться на свободу из социалистического рая. Беженцы платили за это огромные деньги. За восточногерманских политзаключенных коммунистам платило правительство ФРГ. Это стимулировало новые аресты и политические репрессии в ГДР. Чем удачнее шла торговля людьми, тем сильнее раскручивался маховик репрессий в Восточной Германии.
Подобная система может сложиться и в сегодняшней России. Возможно, уже складывается. Освобождение одних политзаключенных отзывается наказанием для других, еще не посаженных, но уже намеченных в качестве живого товара для будущих обменов. Счета за такое освобождение, увы, не оплачены. Их оплатят уже те, кто придет на освободившиеся места в лагерях и тюрьмах. Они заплатят своей свободой за процветание института обмена. Некоторые из них, возможно, последуют тем же путем. Поэтому, радуясь сегодня за освобожденных, не будем забывать об отдаленных последствиях таких событий. В частности, и о том, что уход от наказания настоящих преступников развязывает руки авторитарному режиму в его дестабилизирующей и разведывательной деятельности за границей.
Из плохих ситуаций не всегда есть хороший выход. Такова ситуация с заложниками – мучительная и трудноразрешимая. Диктатура будет захватывать новых заложников, а Запад будет предпринимать новые усилия для их освобождения. Практике заложничества не одна тысяча лет. Как ее искоренить, никто толком не знает. Противоборство насилия и сострадания будет продолжаться. Поэтому от всего сердца поздравим освобожденных политзэков с обретением свободы, но будем скептичны в отношении института обмена как способа решения гуманитарных и политических проблем.
Александр Подрабинек – московский правозащитник и журналист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
