Однажды мне уже доводилось писать некролог Милована Джиласа – в конце апреля 1995 года, на следующий день после смерти этого югославского инакомыслящего коммуниста. Тогда, в понедельник спозаранку, в моей съемной квартире в Загребе раздался телефонный звонок, и ведущий утренней программы Радио Свобода сказал в трубку сонным голосом: "Андрей, привет, вы уже знаете, конечно, что умер Джилас. Эфир через час, подготовьте скрипт на две с половиной минуты".
К стыду, не только о смерти, но и о жизни Джиласа в ту пору я знал куда меньше, чем об австрийской поп-звезде Джилле, но как-то выкрутился: сбегал за утренней газетой (никакого интернета тогда не существовало), отыскал на последней странице краткую биографическую справку о покойнике, собрал общие знания в кучку – и принялся сооружать материал. Джилас скончался в Белграде, ему было 83 года, но похоронили его в родном селе Подбишче. Это медвежий угол черногорской географии, несколько лет спустя мне удалось побывать на скромном кладбище, во время путешествия вдоль каньона Тары.
После эфира я отправился по делам и в лифте столкнулся с соседкой Мимой, интеллигентной блондинкой средних лет, видеомонтажером хорватского телевидения. Спросил, нет ли у нее случайно Джиласа почитать; вечером уже листал "Новый класс". Неделю спустя мог бы рассказать об авторе куда лучше. Эту увлекательную книгу Джиласа – вместе с "Номенклатурой" Михаила Восленского (в СССР она успела выйти в 1991 году, и ее-то я захватил с собой в Хорватию) – до сих пор считаю лучшим из написанного в XX веке о структуре и эрозии авторитарной власти. И вовсе не только коммунистической.
Он замахнулся на самое святое - даже не на Конституцию, а на непогрешимый авторитет Вождя
Не буду пересказывать содержание книги: вот вам ссылка на первый русский перевод строго-настрого запрещенного в СССР, в Югославии и повсюду за "железным занавесом" издания. Не удивлюсь, если не сегодня, так завтра имя Джиласа возьмут и снова внесут в Москве в какой-нибудь список нежелательных авторов. Вот и ответ на вопрос о том, а что нам сегодня этот черногорец, к чему его поминать, ровно через 30 лет после смерти и через 70 с лишним лет после джиласовского политического бунта? Дело в том, что Джилас виртуозно описал стадии роста, расцвета, бронзовения и старения любой недемократической системы, не только титовской; он сформулировал законы бытования любой политической бюрократии, не только сталинской, но, к примеру, и такой, как путинская. И не один я, кстати, так считаю. В России теориями "новой аристократии" и "новых дворян" родом из КГБ-ФСБ в принципе никого не удивишь, об этом более или менее удачно написано и сказано предостаточно, но если поискать общий корень жанра, то произрастает он, на мой ботанический вкус, и на Балканах.
Джордж Орэулл писал цветистее, но Джилас – точнее, поскольку сам являлся плотью от плоти "нового класса" коммунистической бюрократии, он ее деятельно лепил из всего того балканского, что было. Более того, одно время генерал-полковник Джилас, в военном прошлом – организатор партизанского антифашистского движения в Черногории и сам жестокий полевой командир, состоял в статусе "наследного принца" при красном маршале Иосипе Броз Тито. Народному герою, кавалеру различных золотых звезд Миловану Джиласу выписали партийный билет Союза коммунистов Югославии номер четыре, это кое-что да значило. Именно Джилас редактировал программные труды товарища Тито, никому другому вмешательство в сакральные тексты не дозволялось.
В стране, где сложный национальный баланс отмеряли на тех же аптекарских весах, что и политический, Джилас был четвертым по влиянию коммунистом, но первым по влиянию черногорцем, куратором партийной печати и создателем всесильной системы партийной агитации и пропаганды. Был, пока не оступился: в 1953-1954 годах консерваторы и завистники в окружении Тито использовали в своих интересах серию из 17 публикаций теоретика марксизма М. Джиласа в газете Борба и журнале Нова мысао, в которой он замахнулся на самое святое – даже не на Конституцию или светлую цель, а на непогрешимый авторитет Вождя. Такого и любимцам партии не прощают. Джилас осмелился предположить (и развил потом эти предположения в "Новом классе"), что благая цель не оправдывает грязные средства, что отсутствие демократии ведет к культу личности, что прекрасное на бумаге может обернуться ужасным в реальности. Что равенства и братства на практике не бывает.
Джиласа исключили, разжаловали, отняли награды, включая золотые звезды (по иронии судьбы, из всех отличий у него остался только советский орден Кутузова I степени), вычеркнули из значимых списков. В конце концов, когда сочли, что другие дисциплинарные меры не срабатывают, – посадили.
Джилас – выходец из бедняцкой многодетной семьи офицера черногорской армии времен Первой мировой войны. Он родился в суровом краю специфических нравов и традиционалистских представлений о мужских долге и чести. Репутация черногорцев как прямолинейных упрямцев, никогда не сдающихся и никому ни в чем не уступающих, – не только из области национальных предрассудков. Как ни относись к его политическим убеждениям, в отсутствии верности самому себе этого пламенного борца за счастливое народное будущее не упрекнешь.
Впервые в тюрьму Джилас попал едва 20-летним, еще в королевской Югославии (в заключении занимался тем, что переводил на сербский романы Максима Горького, используя в качестве замены писчей бумаги туалетную). В середине 1950-х репрессии товарищей по компартии оказались чуть мягче: тюрьму временами сменяла амнистия, фактическая ссылка или, как сказали бы сейчас, запрет определенной деятельности. После того как в 1957 году (Джилас в это время уже сидел) на Западе с триумфом вышла книга "Новый класс", белградский узник стал всемирной звездой диссидентского движения. Обращаться с таким врагом совсем так, как им бы хотелось, титовские власти не решались, хотя в застенках Тито его бывший генерал протомился в общем счете больше десятилетия. Опалу ослабили только в 1970-х.
Выпускник философского факультета Белградского университета, Джилас не был ни крупным философом, ни кристально чистым гуманистом, но скорее популяризатором и интерпретатором левой философско-политической идеи. Плодовитый автор быстрого и легкого пера (помимо неисчислимых публикаций в периодике, Джилас сочинил полтора десятка объемистых книг), он умел просто объяснять сложные общественные явления, со всех сторон изучая природу авторитаризма. Находил удовольствие в публицистических парадоксах: например, отыскал нам в поучение ответ на вопрос, почему, несмотря на то, что каждый отдельно взятый "новый класс" стареет, рецепт его молодости все же не теряет своей новизны.
Андрей Шарый – обозреватель Радио Свобода, в 1990-е годы корреспондент Русской службы в республиках бывшей Югославии
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
