Сенаторы предложили закон, который спасёт участников войны в Украине от суда. Пока ветераны "СВО" за жестокое избиение бывших жен получают штрафы в 5 тысяч рублей, а несогласные с войной садятся на семь лет за посты в VK. Вернувшиеся с войны не только держат в страхе свои родные места, но и с легкой руки Путина стремятся во власть, формируя "новые элиты". Куда заведет предвыборная путинская ставка на ветеранов войны? Разбираемся в эфире с политологом Николаем Петровым, социологом Виктором Вахштайном и адвокатом Дмитрием Захватовым.
Ведущий – Артём Радыгин.
Еще до суда можно закрыть уголовное дело, если обвиняемый пошел в армию
Артём Радыгин: По данным издания "Верстка", за два года войны только за убийства российских военных судят в восемь раз чаще, чем до вторжения в Украину. И это только официальные данные военных судов. Многие бытовые конфликты с ветеранами до суда не доходят, полиция просто не хочет заводить дела. Как раз для таких случаев сенатор Клишас предложил Госдуме закон: по нему еще до суда можно закрыть уголовное дело, если обвиняемый пошел в армию. Похожий механизм депутаты ввели еще годом ранее, но тогда дела ставили на паузу, а Клишас хочет снять ответственность за преступления вовсе. Адвокат Валерия Ветошкина считает, что с такой индульгенцией вообще нет смысла в тюрьмах.
Артём Радыгин: Так и выходит: убийства, избиения, изнасилования. "Герои" войны в Украине возвращаются домой. Бывшие военные расправляются с женами, родственниками, собутыльниками, их жертвами становятся даже дети. Подробнее в нашем сюжете.
Артём Радыгин: Сейчас мы обсудим с адвокатом Дмитрием Захватовым новые возможности для участников войны и новые угрозы для россиян. Как в нынешних условиях законно защититься от так называемого "героя войны"?
Дмитрий Захватов: Это достаточно сложный вопрос по той простой причине, что, когда вы говорите что-либо о законности в условиях того правоприменительного кошмара, который происходит в России, все это превращается в юридическое философство, которое мало что дает на практике. В России самооборона запрещена. Если вы при обороне от человека, не дай бог, причините ему какой-то вред, то с большой долей вероятности против вас будет возбуждено уголовное дело. В этом случае вы не сможете доказать, что вы остались в пределах необходимой обороны, что в связи с этим уголовное дело против вас нужно прекратить.
В России самооборона запрещена
С другой стороны, есть такая поговорка: пусть лучше двенадцать судят, чем четверо несут. Поэтому, если вы переживаете за себя и своих близких, самой простой вариант – учитесь бегать или купите себе перцовый баллончик, а лучше и то, и другое. Потому что, к сожалению, от этих инцидентов никто не застрахован.
Артём Радыгин: Какие-то дела против участников войны заводятся, но они отделываются штрафами и потом выходят на свободу. Есть ли в России какие-то ордерные системы, чтобы человек не мог приближаться к тому, кто стал жертвой преступления, есть ли какие-то легальные схемы, как себя защитить?
Дмитрий Захватов: Последняя попытка введения в России законодательства о домашнем насилии действительно предусматривала такой юридический институт, как охранные ордера, которые устанавливались бы через суд в отношении лиц-абьюзеров: она провалилась в 2018 году.
Артём Радыгин: Владимир Осечкин считает, что Россия уже построила целую систему, которая ломает людей и отправляет их на войну. Вот как это происходит.
Артём Радыгин: К сожалению, пока нет каких-либо движений в положительную сторону, на которые надеется Владимир Осечкин. Закон, предложенный сенатором Клишасом, как раз тому подтверждение. Почему в этом законе нет надзора? Обычно, когда человек выходит из тюрьмы, за ним назначается какой-то административный надзор, он должен приходить куда-то отмечаться, проверяют, где он работает.
Рецидив составляет до 44%, так как нет механизма нормальной ресоциализации бывших заключенных
Дмитрий Захватов: На самом деле вопрос надо ставить не так. Проблема заключается в том, что надзора в действительности нет и в нашей обычной гражданской жизни, когда люди возвращаются из колоний, отсидев за тяжкие и особо тяжкие преступления. Рецидив составляет до 44% именно потому, что и в обычной гражданской жизни тоже отсутствует механизм нормальной ресоциализации людей, находившихся в местах лишения свободы. Мало того что там с ними по большому счету практически не работают психологи, там нет никакой нормальной медицинской помощи, никак не построен процесс ресоциализации. Ведь назначение наказания в том числе состоит в том, чтобы исправить человека, дать ему какой-то новый шанс, новую дорогу в жизнь, чтобы он усвоил урок, чтобы в его жизни больше не повторилась та трагедия, которая с ним произошла, когда он на долгие годы был выключен из общественной жизни. Но мы этого не наблюдаем.
А то, что вы называете административным надзором, это просто рассадник профессиональных понятых, если хотите. Это такая ситуация, при которой человек не должен нарушать определенный порядок, установленный ему в рамках этого административного надзора: в частности, не появляться ночью на улице, отмечаться в отделах полиции раз в какой-то промежуток времени. И на этом по большому счету все, никакая помощь ему не оказывается. То, что называется надзором, – это просто система еще большего подавления личности, которая не несет ничего, кроме дополнительного насилия, помимо уже отбытого наказания.
Артём Радыгин: Я правильно понимаю, что при нынешней системе насилие и убийства в Украине – это смягчающее обстоятельство в делах в России?
В рамках "освобождения от нацистов" расстреливается мирное население, стираются с лица земли города
Дмитрий Захватов: Да, именно так. Как вы знаете, российская власть считает эту войну чуть ли не освободительной, чуть ли не продолжением Второй мировой войны, считает, что российская армия занимается в Украине не чем иным, как освобождением Украины от нацистов. В рамках этого "освобождения от нацистов" уничтожаются больницы, школы, насилуются женщины, расстреливается мирное население, стираются с лица земли целые города. Видимо, под нацистами руководство России подразумевает в целом все население Украины, вне зависимости даже от языковой принадлежности. Поскольку власть подняла на знамена такую строго милитаристскую постановку вопроса, считает, что война праведная, тогда действительно, по их мнению, праведная война должна вести к смягчению наказания. Эту политику они претворяют в жизнь, навязав обществу эти самые правила.
Артём Радыгин: Я не могу не согласиться с Дмитрием в плане того, как сильно российская государственная власть поднимает на знамя эту войну. Во время послания Федеральному собранию Владимир Путин как раз и назвал "новой элитой" участников войны против Украины. Он сказал, что так называемые "герои СВО" займут ведущие позиции в бизнесе и даже, возможно, когда-то возглавят регионы. Удалось ли кому-то сделать политическую карьеру через войну? Посмотрим в нашем сюжете.
Артём Радыгин: Путин обещает переучить так называемую "новую элиту" через конкурсы "Лидеры России" и такие инициативы, как "Россия – страна возможностей". Эти проекты администрация Путина ведет чуть ли не пять лет уже. Но чем занимаются кадры, которые через них проходят? Об этом и не только мы спросим политолога Николая Петрова.
Хороший ординарец – совсем не обязательно хороший публичный политик и администратор
Николай Петров: На самом деле это достаточно серьезный канон, по которому идет и отбор, и тренинг людей, впоследствии продвигаемых на какие-то средние управленческие позиции. Это то, что можно условно назвать технологической, технократической моделью подготовки кадров. У Путина действует совсем другая модель. Проблема Путина в том, что его скамейка, с которой он мог выбирать людей по принципу личного с ними знакомства на протяжении многих лет, уже давно пуста. Мы видим, что целый ряд высоких постов не занимается многие месяцы, иногда больше года, потому что, с одной стороны, у Кремля не доходят до этого руки, а с другой стороны, нет людей, которых Путин мог бы, хорошо зная их лично, посадить на эти места.
Последним резервом в этом смысле были путинские адъютанты, ординарцы. Мы видели целый ряд таких назначений и на губернаторские, и на министерские посты. Но беда для Путина в том, что хороший ординарец, хороший адъютант – это совсем не обязательно хороший публичный политик и администратор. Пока никто из этих назначенцев не продемонстрировал каких-то особых качеств.
Артём Радыгин: А не предполагает ли какой-то скрытой мобилизации закон сенатора Клишаса, который освобождает людей от тюрьмы?
Николай Петров: Это есть, конечно, и она даже не особенно скрытая, она идет, когда человеку предлагают на выбор тюрьму или даже просто продолжение уголовного дела – или поехать воевать добровольцем. Таким образом можно мобилизовывать достаточно большое количество людей, при этом не беря заключенных из колоний, а просто побуждая в том числе и какое-то число административной элиты, у которой есть проблемы с законом, ехать воевать.
Артём Радыгин: Сейчас, насколько я знаю, в России нет системы, о которой Путин говорит в своем послании, что нужно как-то работать с теми, кто возвращается, переподготавливать их, чтобы они возвращались в общество. Возможно, власти нужен какой-то конвейер по утилизации военных? Есть ли сейчас механизмы, которые вернут всех так называемых "героев" обратно в окопы?
Николай Петров: Конвейер нужен. То, что вы назвали утилизацией, – это ночной кошмар для Кремля, если представить, что десятки и сотни тысяч людей, прошедших через войну, возвращаются в страну и привносят в мирную жизнь те нормы поведения, которые они усвоили на войне, плюс к оружию и другим возможностям. Мы видели, как это происходило после вывода войск из Афганистана, но масштабы тогда были на порядок, даже на два порядка меньше, чем сегодня. Именно поэтому можно считать, что Кремль не особенно думает о том, чтобы завершить эту войну. Ему намного спокойнее, если война, может быть, не с такой интенсивностью, но, тем не менее, будет идти дальше.
Кремль не особенно думает о том, чтобы завершить эту войну
Другой вопрос, что из воюющих людей трудно подобрать тех, кто будет нормально управлять и в этом смысле годится для обновления слоя элиты, если показать им какой-то пряник или, может быть, как-то вдохновить их тем, что их ждут и будут тренировать, переквалифицировать и так далее. Но пока, вы правы, мы видели просто пару-тройку случаев, когда чиновник ехал или даже просто объявлял о своем желании ехать на войну, а через некоторое время, повоевав или даже не доехав до Украины, возвращался с каким-то знаком отличия, но это не делало его участником военной операции, который дальше врастает в мирную жизнь, совсем наоборот.
Артём Радыгин: Перед эфиром я спросил у социолога Виктора Вахштайна, как в теории работает та смена элит, о которой говорит Путин. По словам социолога, резкий перекос в военную сторону всегда обесценивает другие социальные лифты, например образование.
Артём Радыгин: Каким образом ставка на тех, кто прошел тюрьму и войну, в итоге отразится на остальных?
Никита Петров: Я думаю, механизма, который объявил Путин, не будет. Это просто лозунги, с одной стороны – угроза для нынешней элиты, а с другой стороны – пряник для тех, кто воюет в Украине, но не более того.
