Владимир Путин вновь не назвал имя Навального в интервью американскому телеканалу CNBC в рамках форума "Всемирная энергетическая неделя". "Далеко не все в тюрьме" – президент России произнес слова, которые могут стать одной из важных цитат за время его долгого пребывания во главе российского государства, наряду с "она утонула" и "мочить в сортире". Кому поставил "черные метки" Путин, отвечая на вопросы журналистки Хедли Гэмбл?
Мумин Шакиров обсуждает эту и другие темы и подводит итоги недели с политологом Аббасом Галлямовым; поэтессой, корреспондентом Радио Свобода Татьяной Вольтской ("иностранный агент") и медицинским директором сети клиник "Семейная" Павлом Брандом.
Видеоверсия программы
"Бешенный принтер" восьмого созыва
Мумин Шакиров: В Госдуме нового созыва стало больше партий, теперь их пять. В нижней палате парламента уверяют: настолько разных точек зрения там еще не было. Новый состав Госдумы я хочу обсудить с Аббасом Галлямовым.
"Бешеный принтер" Владимира Путина восьмого сезона запущен. Будут ли новые репрессивные законы?
Аббас Галлямов: Нет никаких сомнений, что они будут. Начиная с конца прошлого года курс на все большее закручивание гаек очевиден. И нет никаких оснований думать, что он изменится. Ты можешь позволить себе либерально относиться к врагам, когда ты силен в политическом смысле слова, когда у тебя рейтинг – пресловутые 84%. Ты можешь дружески хлопать по плечу немногочисленных сторонников оппозиции и говорить: "Ладно, живите". А в нынешней ситуации за партию власти голосует всего лишь треть избирателей, "Единая Россия" в реальности набрала не больше 30%. Все, что свыше, накидал ей административный ресурс. И в этой ситуации, когда две трети населения страны уже не хотят голосовать за твой режим, ты уже не можешь себе позволить похлопывания по плечу, тебе надо их прессовать, иначе они тебя снесут. Так что у Кремля альтернатив-то нет.
Мумин Шакиров: "Единая Россия" заблокировала предложение КПРФ провести парламентское расследование пыток в колониях. Можно ли говорить, что коммунисты и единороссы уже раскрыли свои карты – кто есть кто?
Аббас Галлямов: По поводу единороссов ни у кого никаких иллюзий не было, поэтому про раскрытие карт можно было бы и не говорить. А коммунисты показали, что они не смирились и готовы играть на обострение. Понятно, они не революционеры, все-таки это не Навальный, это системная оппозиция. Они, может быть, на баррикады не полезут, но любую ошибку режима, любое его слабое место будут пытаться эксплуатировать, будут сыпать соль на раны, раскачивая ситуацию, раскачивая режим. Это очень важная часть работы. Не весь политический процесс делается на баррикадах. Нельзя заниматься только радикальными методами борьбы, хотя, конечно, в условиях авторитарного режима без этого тоже не обойтись. Кто-то должен раскачивать ситуацию, и коммунисты готовы заниматься этим внутри системы. Не то чтобы это было сенсацией, они уже как минимум полтора года демонстрируют готовность к игре на обострение. Все началось с того, что в прошлом году они довольно неожиданно проголосовали против поправки Терешковой, против путинского "обнуления". Они голосовали против и в Госдуме, и в ходе всенародного голосования, которое Кремль организовал в прошлом году. В этом году в предыдущей Думе они голосовали против многих репрессивных законов, которые Дума быстро принимала после зимних протестов. А сейчас они продолжают свою работу. Конечно, многим сторонникам несистемной оппозиции хотелось бы, чтобы они были еще более радикально негативны, еще более оппозиционны, но нельзя требовать слишком многого. Есть движение в том направлении, есть рост оппозиционности со стороны компартии, и это позитивная новость для оппозиции.
Коммунисты сидят в Госдуме не благодаря Путину, не благодаря Кремлю, а благодаря протестному избирателю
Мумин Шакиров: Глава ЛДПР Владимир Жириновский неожиданно встал на защиту Ольги Щегловой, учительницы из Петербурга, которая была вынуждена уволиться из-за своего блога о секс-просвещении. Он назвал ее увольнение "мракобесием" и "средневековьем". Это реальная политика или имитация?
Аббас Галлямов: Политика – это такая штука, где имитация и реальная политика – взаимосвязанные вещи, и одно перетекает в другое сплошь и рядом. Очень часто какие-то имитационные нормы вдруг наполняются содержанием. В политологии есть понятие "спящие" институты, и это надо иметь в виду. Пока режим силен – институты спят, а потом они вдруг начинают просыпаться и наполняться живым содержанием. Поэтому когда вы говорите, что неважно, что коммунисты делают, как они голосуют, все равно большинство голосов у единороссов, с точки зрения текущей политики можно согласиться. Конечно, единороссы могут обеспечить прохождение любого законопроекта, не считаясь с позицией компартии, "Новых людей", ЛДПР, "эсеров" и так далее, но речь же идет только о текущей политике. Но политический процесс же не ограничивается сегодняшним днем. Можно продавливать закон за законом, но если в системе есть критики, если они постоянно заявляют свою позицию, и все большее и большее число избирателей с этой позицией соглашается, то оказывается, можно не кричать сходу, что "вы все врете и клевещете на ФСИН, никто там никого не мучает и не насилует". Вдруг выясняется, что абсолютно легитимной является позиция: "Да, у нас там все плохо, и надо разбираться, надо наказывать". И эта позиция звучит в стенах Госдумы, и люди к ней привыкают. Политический процесс таким образом и реализуется.
Мумин Шакиров: Путин успокоит системных оппозиционеров в Думе: "купит" социальными пакетами, запугает лишением депутатской корочки или будет вести тонкие переговоры, чтобы особо не зарывались?
Аббас Галлямов: Очевидно, что он будет применять все методы воздействия на ситуацию, какие только возможно. Ни один из тех инструментов, которые вы перечислили, и другие, не способен обеспечить лояльность системы в тот момент, когда социальная база системы размывается. Притом что политика в России, безусловно, авторитарная, демократические нормы и институты носят в значительной степени декоративный характер, эта декоративность ограничена. Трава все равно прорастает сквозь асфальт, и реальная политика врывается в стены, где Кремль усиленно пытается выстроить имитационный курс. Коммунисты получили почти в два раза больше голосов и мандатов, чем во время предыдущих выборов, благодаря оппозиционности, благодаря протестным голосам, и они это прекрасно понимают. Невзирая на сопротивление Кремля, который усиленно прессовал компартию в ходе избирательной кампании (отказали в регистрации Грудинину, одному из лидеров партийного списка, изо дня в день "мочили" их на федеральных телеканалах), тем не менее коммунисты вдруг вместо обычных своих 12–13%, что они получали, например, в 16-м году, в этом году набрали 19%. И это по минимуму. На самом деле, они набрали, конечно, гораздо больше, значительную часть голосов у них административный ресурс украл. То есть они знают, что благодаря протестным настроениям они и являются теми, кем являются. Коммунисты сидят в Госдуме не благодаря Путину, не благодаря Кремлю, а благодаря протестному избирателю. Поэтому все те методы, которые Путин будет применять, все равно будут носить ограниченный характер, потому что мандат – это самое главное для депутата. А мандатами своими они обязаны не Кремлю.
Выбор Кремля – между плохим и совсем плохим
Мумин Шакиров: Каждая пятница – новый пакет "иноагентов". На этот раз – издания "Росбалт" и Republic. Маховик репрессий раскручивается все быстрее, и пока не видно способов его остановить. Какова сверхзадача Кремля – зачистить до основания или потихоньку, по одному, оглядываясь на реакции оппонентов?
Аббас Галлямов: Кремль оказался на очень сложной развилке. Он может, конечно, формально продолжать прессовать всех, объявляя все больше и больше людей "иноагентами", применять другие репрессивные меры. Но ведь это, в конце концов, приведет к полной делегитимации режима. Очевидно, что гражданам этот курс не нравится. Уже сейчас порядка 60% российских избирателей, отвечая на вопросы социологов из "Левада-центра" о том, чего люди боятся, говорят: "Мы боимся государственного насилия". Более 50% населения прямо говорят: "Мы боимся, что в стране возродятся массовые репрессии". С одной стороны, вроде ты сильный, играешь мускулами, врагов караешь – это красиво. Но, с другой стороны, твоя социальная база подвергается страшной эрозии. Людям же этот страх не нравится. И ты к 24-му году придешь абсолютно нелегитимным, ты будешь выглядеть бесчеловечным существом, рядом с которым стоять страшно. Нельзя бесконечно долго держаться на штыках. Любая власть все-таки от народа, согласие управляемых все равно нужно. До какого-то момента, конечно, ты можешь удерживать власть за счет силы, но ведь все равно рано или поздно сила отойдет чуть-чуть в сторону. Как это было два года назад – "оранжевый" сценарий реализовался в Судане, где был тоже путинский друг аль-Башир. Народ восстал, студенты вышли на площади, а армия говорит: "А чего это мы для этого старого пня будем таскать каштаны из огня? Давайте-ка отойдем в сторону". Они отошли в сторону – аль-Башир слетел, потерял власть. Хотя, казалось бы, и армия, и спецслужбы, все дела. Этот курс можно реализовать, но он тупиковый. У Кремля выбор между плохим и совсем плохим: либо прямо сейчас подвергаться делегитимации с помощью действий "иноагентов", либо объявлять людей "иноагентами", рискуя размыть социальную базу к 24-му году и разгромно проиграть в 24-м году.
В нынешней ситуации Путин не может никаким другим образом удерживать власть, кроме как за счет силы, поэтому сейчас режим становится все более и более брутальным, репрессивным, жестоким
Мумин Шакиров: Идеология Владимира Путина – это насилие?
Аббас Галлямов: Нет, Путин – не Лукашенко. Лукашенко получает удовольствие, применяя насилие по отношению к людям. Путин в ситуации, когда он может управлять с помощью политического инструментария, не будет без необходимости людей прессовать. Он начинает делать это только тогда, когда чувствует, что что-то угрожает его власти. А сейчас его власти угрожают делегитимация, падение властных рейтингов... Напомню, у "Единой России" 30%. Социологи сейчас даже уже отказываются мерить электоральные рейтинги Путина, потому что они точно ниже 50%, их сейчас уже не публикуют. Последний раз, когда замеряли его электоральный рейтинг, он был в районе 42–43% (если я не ошибаюсь, ФОМ мерил полтора года назад). С тех пор он вряд ли вырос. Скорее всего, снизился еще больше. В нынешней ситуации Путин не может никаким другим образом удерживать власть, кроме как за счет силы, поэтому сейчас режим становится все более и более брутальным, репрессивным, жестоким. И не потому, что он это дело любит, в глубине души, наверное, ему это не очень приятно, но история ему не оставляет других шансов.
Мумин Шакиров: Владимир Путин открыто предупредил главного редактора "Новой газеты", лауреата Нобелевской премии мира Дмитрия Муратова: лишний шаг вправо-влево – и ты "иностранный агент". Это была заготовка президента или импровизация?
Аббас Галлямов: Я думаю, что это импровизация. Он же понятия не имел, что Муратов станет нобелевским лауреатом, этого никто не знал. А сейчас все импровизируют – и сам Муратов импровизирует, и Кремль импровизирует, Минюст, который формирует списки "иноагентов", импровизирует. И Путин тоже импровизирует. Вся российская политика – это импровизация. Здесь мало что заранее просчитывается, готовится. Стратегического расчета в ней практически нет.
Мумин Шакиров: Его фраза "далеко не все еще в тюрьме" – это тоже импровизация или заготовка?
Аббас Галлямов: Он просто не очень удачно сформулировал... Он пытался сказать: "Смотрите, не все же сидят. Что ж вы меня обвиняете? Не такой я кровожадный". Получилось чуть-чуть корявенько.
Новый пакет "иноагентов"
Мумин Шакиров: Минувшая пятница по уже сложившейся за последние месяцы традиции стала "черной" для российских СМИ. На этот раз ряды "иностранных агентов" пополнили "Росбалт" и Republic. А те, кто в реестре оказался раньше, должны были подать свои отчетности в Минюст. У меня на связи Татьяна Вольтская. Минюст внес ее в реестр "иностранных агентов" на прошлой неделе. Татьяна, за что вас внесли в реестр Минюста?
Татьяна Вольтская: Я бы очень хотела, чтобы мне Минюст это подробно объяснил. Я не знаю – за что. Он же просто вносит, и все, ты находишь там свою фамилию, но никаких подробностей.
Мумин Шакиров: А вы разобрались, как будете писать отчеты? И насколько усложнилась ваша жизнь из-за того, что теперь вы должны отчитываться, в том числе, и за расходы семейного бюджета?
Татьяна Вольтская: Конечно, я еще не разобралась. Я только в общих чертах это понимаю. Естественно, мы, новоиспеченные "агенты", переговариваемся, советуемся, что мы теперь будем делать. И понятно, что делать придется много. Особенно, конечно, "радуют" отчеты, если каждую купленную курицу, колготки, кусок пирога придется вносить: купил вот то-то... Это очень интересно. Мне кажется, что это мощное вмешательство в личную жизнь.
Мумин Шакиров: Когда внесли в "иноагенты" телеканал "Дождь" и другие организации, сначала они говорили, что "у нас нет никаких поступлений из-за рубежа". Но потом выясняется, что они получили какие-то гранты от европейских организаций. У вас все абсолютно чисто? Или вы что-то получали? Может быть, вы не все уследили, не все знаете, и вам придется это выяснять?
Татьяна Вольтская: Я же ваша коллега, это же Радио Свобода, оно же американское. Видимо, считается, что кроме получения этих денег, я еще занимаюсь политической деятельностью. Хотя я, с одной стороны, журналист, пишу о том, что вижу в отечестве, с другой стороны – поэт... Я пишу гражданскую лирику, конечно, но за нее мне уже никто не платит, естественно.
Умножать абсурд в таком количестве мне не захотелось
Мумин Шакиров: В одном из своих последних постов вы написали: "Больше я не буду отвечать на комментарии в Facebook из-за страха, что где-то я забуду поставить маркировку из 24 слов о статусе "иностранного агента". Не лишаете ли вы этим себя возможности отвечать и дискутировать с вашими поклонниками поэзии?
Татьяна Вольтская: Не то что страх. Из-за страха – я не написала. Я размещаю стихотворение, и люди пишут какие-то комментарии. И я пишу в ответ: "Спасибо, Ольга. Спасибо, Марина. Спасибо, Николай", – смотря кто пишет. Теперь все как-то будет очень глупо: "Спасибо, Ольга", – и дальше 24 слова. Умножать абсурд в таком количестве мне не захотелось. Я позволяю себе комментарии, конечно, если у меня спрашивают по существу что-то: где купить вашу книгу... Я, конечно, тогда отвечаю и ставлю послушно эту штуку. Но ставить сотни комментариев, которые я делала раньше… мне кажется, что у меня все повиснет, если столько писать ерунды.
Мумин Шакиров: Если человек захочет избавиться от статуса "иноагента", ему придется подать соответствующее заявление в Минюст. Воспользуетесь ли вы этой возможностью? И нужен ли вам здесь адвокат?
Татьяна Вольтская: Конечно, я хочу оспорить это, и мы это обязательно будем делать. Я считаю закон неправовым, неправильным, неконституционным. И конечно, я считаю, что никакой политической деятельностью, по крайней мере, на Радио Свобода (от которого я, конечно, получаю деньги) и, наверное, в своих стихах тоже я не занимаюсь... Может быть, у меня есть стихи с политической направленностью, но за них я точно не получаю деньги. Все равно не получается "агента", куда ни кинь.
Мумин Шакиров: Вы говорили о стихах. Почитайте, пожалуйста, несколько строчек из ваших, может быть, последних произведений.
Татьяна Вольтская: Я прочту почти последнее маленькое стихотворение, опубликованное у меня на Facebook.
"Посадили Алешу, посадили Илью,
Посадили Максима, и вошли в колею,
Позабытую было не на век, а на час.
Но попали ногами – и опять понеслась.
Посадили Ивана, посадили Петра.
И к Роману, и к Свете приходили с утра.
Посадили Кирилла, Юру, Славу, Мусу,
И Азата, и Аллу, и зима на носу.
Посадили Карину, Яна и Зарифу,
Александра, Егора...
От бессилья реву.
Посадили Андрея. Только праздновать рано,
Если всюду измена, Смута не за горами.
И не думайте, черти, приникая к делам,
Высший суд – не Басманный, отольется и вам".
Новые рекорды по COVID-19
Мумин Шакиров: В России на этой неделе обновились официальные максимумы как по числу новых выявленных случаев, так и по количеству умерших. В субботу впервые с начала пандемии Оперативный штаб сообщил о более чем тысяче погибших за день. Пока о новом локдауне речи не идет, но 24 региона уже ужесточили ограничительные меры. Там посещать некоторые общественные места можно только с QR-кодами для вакцинированных, переболевших или сдавших отрицательный ПЦР-тест. Именно такие меры действуют, например, в Калининградской области. Первыми под ограничения попали кафе и рестораны. Однако на очереди торговые центры, концертные площадки, кинотеатры, фитнес-клубы и бассейны. Новый этап борьбы с коронавирусом в России я обсудил с Павлом Брандом.
Павел, в России за сутки умерло больше тысячи человек от коронавируса. Число заражений тоже рекордное – более 33 тысяч новых случаев COVID-19. Вы верите в эти цифры?
Павел Бранд: С учетом того, что мы долго сидели на статистике 800, потом вдруг она стала повыше – 900–990, я не думаю, что она полностью достоверна. Умерло поболее, а заболевших, конечно, тоже больше. 33 тысячи – это выявленных. Поэтому относительно верю.
Мумин Шакиров: Эти цифры – это катастрофа?
Павел Бранд: Я так не считаю. Это нормально в течение эпидемического процесса, который мы наблюдаем не только в России, но и во всех странах мира.
Ни одна страна мира, по сути, не готова к такому числу пострадавших в результате вирусных инфекций в таком долгом сроке
Мумин Шакиров: Минздрав призывает вышедших на пенсию медработников вернуться на службу. Не напоминает ли вам этот призыв всеобщую мобилизацию?
Павел Бранд: Не напоминает, поскольку давно про это говорилось. Проблема в том, что пускать пожилых врачей в "красную зону" – это довольно странная конструкция, потому что ведь велика вероятность, что они погибнут. Это очень актуально для регионов, где действительно большой дефицит кадров, и тут других вариантов практически, наверное, нет. Но надо сильно думать, как их перераспределять в государственной системе. Наверное, нужно, чтобы молодые врачи переходили в "красные зоны", а пожилые садились на банальный прием с довольно серьезной защитой. Это возможная мера, которая обсуждается уже больше года.
Мумин Шакиров: Зачем возвращать этих людей в больницы? Чем они могут помочь, если только это не врачи узкой специализации: вирусологи или эпидемиологи?
Павел Бранд: Лечения COVID как не было, так и нет, основная задача – это поддержание жизненно важных функций, и в первую очередь дыхания, при помощи кислорода. Этим все-таки должны заниматься плюс-минус специализированные люди. Зато во всем остальном, что выпадает на долю "зеленой зоны", уже и узкоспециализированные нужны. Поэтому перераспределяют так, как могут. Ни одна страна мира, по сути, не готова к такому числу пострадавших в результате вирусных инфекций в таком долгом сроке. Мы находимся в этой истории уже полтора года фактически, и я думаю, что еще какое-то время будем находиться. Естественно, система здравоохранения не вечна. И с учетом того, что народонаселение у нас не вакцинируется практически принципиально, соответственно, речь идет о том, что дефицит врачей будет нарастать.
Мумин Шакиров: Каков сегодня стандартный протокол лечения? Вызвал врача на дом, и что он должен назначить в первую очередь?
Павел Бранд: Есть какие-то временные рекомендации Минздрава... Там куча всякого лечения. Другой вопрос, что при нахождении в амбулаторных условиях человеку в среднем ничего не нужно, кроме жаропонижающих. Все остальное – госпитально. Если человеку нужно какое-то более серьезное лечение, он должен быть в больнице.
Мумин Шакиров: К примеру, вы оказались рядом с человеком, у которого COVID. Он вас попросит о помощи, скажет: "Павел, что мне принять, чтобы полегчало?" Ваши рекомендации как врача?
Павел Бранд: Жаропонижающие: Парацетамол, Нурофен. А дальше следить за состоянием, сатурацией. И в зависимости от этого состояния либо госпитализироваться, либо лечиться дома, продолжая пить Нурофен или Парацетамол.
Мумин Шакиров: Так протоколы лечения важны или нет?
Павел Бранд: Они менее эффективные. Любая вирусная инфекция потихонечку приспосабливается, как и бактериальная, например, к методикам лечения. И постепенно протоколы начинают работать хуже. Протоколы все равно важны в больницах, а не в амбулаторном режиме. В амбулаторном режиме вся эта история в большей степени о жаропонижающих и наблюдении за состоянием.
Мумин Шакиров: Вакцинация в России находится на позорно низком уровне: по официальной статистике, две дозы вакцины получил 31% жителей страны. Для сравнения: в Германии этот показатель составляет сейчас 64%. Почему провалилась программа вакцинации в России?
Павел Бранд: Сложно говорить о причинах этого, думаю, их множество. Самая главная, наверное, – это недоверие населения к врачам, к продукции российского производства, к власти, в принципе, паника, страх и ужас перед любыми вакцинами, отсутствие иностранных вакцин на рынке, что тоже отталкивает часть населения от этой конструкции. И низкий уровень знаний, в том числе и общемедицинских, среди населения, и низкий уровень критического мышления населения.
Мумин Шакиров: Нужно ли в этом случае запустить зарубежные вакцины в Россию, и какой это может дать эффект?
Павел Бранд: 10% прибавится к вакцинированным.
Мумин Шакиров: Почему Кремль не дает добро на импорт зарубежных вакцин?
Павел Бранд: Я вижу в этой конструкции и долю политики, и долю здравого смысла. "Спутнику" не открывают путь на Запад, хотя совершенно очевидно, что он не сильно хуже, если в каких-то моментах не лучше Pfizer или AstraZeneca, тоже по политическим мотивам. Я так думаю, ровно поэтому мы не открываем симметрично путь для иностранных вакцин. А что касается всего остального, есть понимание того, что это глобально не улучшит ситуацию. Одно дело, если открыли для Pfizer, AstraZeneca или Johnson дорогу – и 90% населения в течение месяца вакцинировались. Но этого не будет. Очевидно, что люди не хотят вакцинироваться вообще никак. Может быть, вакцинируются те, которые хотят выезжать за рубеж, для них это будет критично. У нас не больше, по-моему, 16% людей выезжали когда-нибудь из страны. Но из них многие уже вакцинированы "Спутником", потому что это часто более адекватная часть населения. Поэтому будет зачастую нивелироваться эффект. Поэтому не факт, что игра стоит свеч.
Мумин Шакиров: Эксперты говорят, что ВОЗ не регистрирует вакцину "Спутник V", потому что нет серьезного анализа побочных эффектов, они, мол, не изучены?
Павел Бранд: Я далек от иллюзии о том, что ВОЗ при принятии решений опирается на эти данные. Они есть, они есть как минимум аргентинские. Это было опубликовано уже несколько месяцев назад в хорошем журнале – независимые данные Аргентины. Есть данные по Сан-Марино. Это звучит как отмазка.
Мумин Шакиров: Вы, как врач-профессионал, можете назвать побочные эффекты самой популярной вакцины в России "Спутник V"?
Павел Бранд: Я пока не видел ни одного.
Мумин Шакиров: Можно ли говорить, что рекордная смертность превращает страну в резервуар для дальнейшей эволюции вируса?
Павел Бранд: Я думаю, что рекордная смертность к этому вообще не имеет никакого отношения. Резервуаром для дальнейшей эволюции вируса мы становимся из-за того, что у нас привито всего 30% населения. И это, скорее всего, завышенная цифра, потому что огромное число сертификатов просто продано. Я всегда вспоминаю историю: Сталин, конечно, был ужасным тираном, но кто-то написал четыре миллиона доносов? Здесь ровно такая же история: все очень плохо, власти ничего не делают, но при этом кто-то же продает сертификаты, а кто-то их покупает. То есть мы сами себя высекли, как унтер-офицерская вдова.
Мумин Шакиров: Можно ли (и нужно ли) проблему вакцинации в России решить принуждением, как в СССР? Прививки от кори, от других болезней детям делали, не спрашивая разрешения у родителей.
Павел Бранд: Я, как активный сторонник вакцинации, но при этом и активный противник насилия, в этой истории нахожусь на перепутье. С точки зрения формальной логики, конечно, вакцинацию надо делать условно принудительной. Но как это сделать, чтобы это было эффективно и правильно, я не знаю. Противники говорят о том, что это должно быть добровольно, что каждый человек сам отвечает за свое здоровье, сам решает, прививаться ему или нет. С другой стороны, поскольку инфекции передаются, и передаются они независимо от желания людей, то тут возникает проблема уже немножко другого порядка – государственной безопасности, государственной политики в области здравоохранения. Наша свобода заканчивается ровно там, где начинается свобода другого человека. И непривитый ребенок с корью может заразить привитых детей с корью. Они, скорее всего, перенесут ее легче, тем не менее болезнь будет распространяться и захватит тех, у кого уже закончился иммунитет. Ровно то же самое касается и COVID. Пока мы будем играть в права человека, у нас будет умирать по тысяче человек в день. Как показывает практика Израиля, Германии, Сан-Марино и так далее, чем больше людей привито, тем меньше смертность в итоге в популяции. Притом что пока неизвестно, насколько напрямую вакцина защищает от смертности, тем не менее она точно, в том числе и "Спутник V", защищает от госпитализации, то есть от тяжелого течения на 80%. Это уже посчитано даже в России – независимые исследования НИПС, питерский университет и так далее. То есть это довольно серьезные данные, честные и понятные.
Мумин Шакиров: Полную версию нашей беседы смотрите во вторник только на YouTube-канале Радио Свобода. Подписывайтесь.
