Относительное большинство граждан (39%) полагают, что 2022 год для них будет лучше, чем прошедший, надеются на рост доходов и окончание пандемии коронавируса. Отношение граждан к наступающему году исследовал Фонд "Общественное мнение" (ФОМ).
Отчетливо видно, что на первом плане – финансовые проблемы
Людям свойственно надеяться на лучшее и возлагать такие надежды на каждый наступающий год. Тем не менее в этом году 11% опрошенных ФОМом настроены не столь оптимистично, они ожидают ухудшения ситуации в 2022 году, опасаются роста цен, снижения доходов, введения принудительной вакцинации и QR-кодов, ограничения прав и свобод, то есть всего того, что беспокоило их и в уходящем году. Примерно треть респондентов предполагает, что новый год будет таким же, как уходящий.
На вопрос социологов: "Каких именно изменений к лучшему вы ожидаете для себя лично в наступающем 2022 году?" – 14% граждан отвечают: "Повысят зарплату, пенсию, вырастет доход". Все остальные ответы на этот открытый вопрос (то есть такой, на который сами респонденты формулируют ответ, без подсказки ученых) собирают не более 4% голосов: окончание эпидемии, здоровье, решение жилищной проблемы, перемены в личной жизни и так далее. Отчетливо видно, что на первом плане – финансовые проблемы.
Результаты опроса прокомментировала управляющий директора ФОМа Лариса Паутова:
– Да, во главе угла вопрос денег. Я вижу это и по окружающим меня людям, и по ответам респондентов. Мы подробно исследуем эту тему. На сайте https://covid19.fom.ru/ есть проект "Экономика и пандемия". Естественно, в нынешней ситуации люди просели. Нельзя сказать, что зарплата индексируется работодателями. Цены растут, а доходы – нет, поэтому, конечно, люди ожидают их роста, надеются на это. Государство пыталось поддержать людей какими-то выплатами, но этого, конечно, недостаточно. При этом мы не можем говорить о негативных экономических ожиданиях. Да, есть недовольство, но люди все равно верят, что будет лучше, и ощущения экономического коллапса нет.
– Когда вы спрашиваете, каких изменений к лучшему и к худшему ожидают люди уже не для себя, а для всей страны, они опять говорят об экономических проблемах: о росте цен и тарифов, инфляции, ухудшении в экономике, снижении уровня жизни. И только 2% (этот ответ на 5-м месте) опасаются давления на Россию из-за рубежа, ухудшения отношений с другими странами. Дальше идет пандемия, 1% говорит о возможности войны и столько же – об уменьшении прав и свобод людей. Получается, что последние позиции почти совсем не волнуют людей?
Людям свойственно надеяться на лучшее и возлагать такие надежды на каждый наступающий год
– Когда мы спрашиваем, какие проблемы есть в стране, люди всегда в первую очередь говорят о росте цен и падении доходов. Эта история повторяется начиная с 1992 года. Внешнеполитическая повестка, по моим наблюдениям, сейчас отошла на второй план. Она проходила фоном, но опять же не больше 5% упоминали об ухудшении отношений с другими странами: иногда тут возникали США, иногда – Украина, но, думаю, это больше потому, что телевизор нагнетал эту тематику. Сейчас она не столь важна для граждан.
Что касается страха войны, то он был велик в 2014–2015 годах из-за событий с Крымом, с Украиной, из-за санкций. Это была страшилка для очень многих. В этом году внешняя политика на периферии общественного сознания. Люди скорее переживают из-за сложностей с поездками, поскольку глобальный мир стал уже не глобальным, а больше локальным. Сейчас развивается внутренний туризм, за границу сильно не поездишь и по доходам, и из-за угрозы пандемии, и из-за прививок. Внешнеполитическая тематика скорее связана с бытовыми и семейными сложностями: скажем, у кого-то дети живут в Америке, и родителям сложно туда поехать, так как это визы, самолеты, страх заразиться.
– Итак, на первом плане экономические трудности, а все остальное на втором, третьем и так далее?
– Да, в центре экономика и проблема вакцинации. Если в 2020 году основная тематика была – маски, масочники, подбородочники, кто против масок, а кто за, – то сейчас к этому люди уже привыкли, маски по большей части носят, во всяком случае, в Москве. Конечно, общество очень сильно разделила проблема вакцинации, особенно во второй половине года, когда стали угрожать обязательной вакцинацией. Но поскольку государство все-таки повело себя разумно и не стало ее вводить, то серьезных протестов не было.
Конфликт между прививочниками и антипрививочниками, ваксерами и антиваксерами очень серьезен. Кто-то уверен, что QR-коды и вакцинация – это его свобода, то есть если он вакцинирован, то может спокойно пойти, например, на какое-то массовое мероприятие, где есть QR-зона. А другие считают, что это нарушение их прав, то есть тут по-разному интерпретируется проблема свободы. Это очень сильно разделило и экспертов, и население. Моя соседка, например, работает в столовой. Она говорит: "Я не буду прививаться, буду держаться до последнего, вплоть до угрозы увольнения". Я спрашиваю: "Почему?" – "Я не принимаю все, что связано с государством. Это нарушение моих прав, моей свободы".
В этом году внешняя политика на периферии общественного сознания
Кстати, уже накопилась усталость от пандемической темы, в том числе и у экспертов. Я ходила на конгресс маркетинговых организаций, и там не было ни одного доклада на эту тему, только мы рассказывали про пандемию. Все больше про другое – про потребление, его новые способы, про онлайн-торговлю, то есть бизнес думает о будущем, что-то ищет. Кто-то от пандемии потерял, а кто-то и выиграл: не в смысле того, кто производит маски или вакцины – это, конечно, бенефициары пандемии, а какие-то социальные группы. Эта тема сейчас очень любопытна, мы хотим изучать ее в следующем году, – говорит доктор социологии Лариса Паутова.
Оправдаются ли ожидания россиян от нового года в плане роста зарплат и пенсий? На этот вопрос Радио Свобода отвечает доктор экономических наук Евгений Гонтмахер.
– Смотря для кого. У тех, кто работает в успешных экспортных отраслях, все нормально, там и зарплата растет. Бюджетники: учителя, врачи, госслужащие, – наверное, что-то получат. А у людей, которые работают в не столь успешных отраслях (и таких большинство), могут быть сложности: допустим, в малом бизнесе. Что касается пенсий, я не думаю, что они сильно увеличатся; в лучшем случае для пенсионеров следующий год с точки зрения уровня жизни будет таким же, как прошлый.
Но само по себе ожидание чего-то подобного, на мой взгляд, патерналистское: наступает новый год – и мы ждем, когда добрый Дедушка Мороз в лице государства нам что-то такое отсыплет.
– А что, на ваш взгляд, будет происходить с российской экономикой в целом в 2022 году?
Наступает новый год – и мы ждем, когда добрый Дедушка Мороз в лице государства нам что-то такое отсыплет
– Ничего. Никаких революций, ничего не произойдет. Не думаю, что будет какое-то кризисное падение экономики и уровня жизни. Но и ничего, что дало бы людям надежду на начало долгожданного роста, на очередное русское чудо, тоже не будет. Как мы до ковида находились в состоянии экономической и социальной стагнации с элементами загнивания, так, собственно, к этому и возвращаемся. Просто ковид в 2020–21 годах все это немножко припорошил. Внимание было переключено на пандемию, и экономические падения 2020 года объяснялись тем, что у нас коронавирус. Процесс такого затухания развития страны будет продолжаться.
– Насколько сильно повлияла пандемия на российскую экономику?
– У нас, по официальным данным, падение экономических параметров в 2020 году – 3,5% процента (в ряде стран было больше). В 2021-м ситуация восстановилась, рост – порядка 4 с небольшим процентов. Да, какие-то люди потеряли работу, у кого-то, особенно в сервисной экономике, снизились зарплаты. Резко возросла безработица, то есть число людей, которые пришли регистрироваться в центры занятости. Доходы упали на 3 с лишним процента, по данным Росстата. Но в завершившемся году, это, в общем, уже отыграно по цифрам.
Однако дело не в цифрах, а в настроениях. Люди просто реально устали от этой чересполосицы ограничений, послаблений, QR-кодов, вакцинации, принудительной или не принудительной… Пандемия принесла нервозность широким слоям населения. Это сейчас главный негативный фон в российском обществе.
Как мы до ковида находились в состоянии экономической и социальной стагнации, так к этому и возвращаемся
И не только в российском. Мы видим, что происходит в европейских обществах: люди бурно протестуют, выходят на улицы, проводят демонстрации против ограничений, общество раскололось на тех, кто за вакцинацию и кто против нее. В России все это сглажено нашей политической системой, у нас на улицы протестовать особо не выйдешь. Но это уходит вглубь, и люди нервничают, отчасти находятся в состоянии депрессии из-за этого, что потеряли какие-то жизненные ориентиры. Вот это главное, а не экономические параметры.
– Больше всего, очевидно, от пандемии и связанных с ней ограничений пострадал малый бизнес?
– Пострадал, безусловно. Но, как показывают официальные данные, занятость не уменьшилась. Люди в малом бизнесе пострадали, потому что снизились доходы, это да. Кто-то вообще потерял доходы, формально оставшись на работе, но там вообще ничего не платили из-за ограничений и отсутствия спроса.
В 2021 году ситуация немножко восстановилась. Допустим, туризм: за границу сейчас особо не поедешь, но люди стали покупать путевки по России, и туристическая отрасль за счет этого немного отыграла падение.
Если бы произошло какое-то драматическое падение уровня жизни, наверное, по-другому смотрелись бы все процессы, включая сентябрьские выборы. Мы бы увидели всплеск протестов. Но, в общем, этого особо нет. И настроения уходят в другую сторону: не в сторону каких-то политических противостояний и общественных конфликтов, это скорее накопление внутреннего личностного негатива. И это очень сильно меня беспокоит, потому что с таким настроением общество вряд ли сможет развиваться, если не поменять что-то радикально. Ну, какой может быть переход на высокотехнологическую экономику, какой переход к инновациям, когда люди думают о другом? – недоумевает экономист Евгений Гонтмахер.
Какой может быть переход на высокотехнологическую экономику, к инновациям, когда люди думают о другом?
По данным Аналитического центра Юрия Левады (в России он принудительно внесен в реестр иноагентов), подавляющее большинство россиян, около 60%, надеются, что новый год будет лучше прежнего. И только 6% граждан однозначно заявляют, что он будет хуже. При этом подавляющее большинство ожидает, что 2022-й станет напряженным для российской экономики и политической жизни. Нет ли тут противоречия? Этот вопрос мы задали Наталье Зоркой, заведующей отделом социально-политических исследований Центра.
– Когда люди говорят о себе, довольно большая их часть смотрит в свое будущее более-менее спокойно и уверенно. Когда же они говорят о будущем страны, цифры плохих ожиданий увеличиваются. Хотя в настоящее время разрыв между ними не такой большой, с опасениями смотрят в будущее страны 61% граждан, ненамного больше, чем в свое собственное, но это как раз говорит о том, что зависимость людей от государства, от происходящего вокруг сейчас ощущается сильнее. Раньше это были более разорванные показатели, люди жили своей отдельной жизнью и не очень беспокоились о том, что происходит вокруг. Но в последние годы ситуация изменилась.
Мы регулярно задаем вопрос о вероятности разных событий в будущем году. К сожалению, нет возможности сравнить с 2020 годом, но по сравнению с 2019-м, когда ситуация была лучше, чем сейчас, практически по всем этим вопросам ожидания очень тревожные, все показатели выросли.
Так, технические катастрофы в будущем году считают возможными 47% опрошенных (два года назад было 33%); массовые эпидемии – 70% (против 23% в 2019-м, что понятно, ведь эпидемия до сих пор с нами). Ожидания громких коррупционных скандалов находятся на уровне 69%. Вообще, тема коррупции – всегда горячая для населения. Не то чтобы люди очень возмущаются, но ощущение того, что они живут в коррумпированном мире, постоянное, хроническое. Массовые волнения и протесты – 50%, и показатель их ожидания тоже несколько вырос. 63% респондентов полагают, что в будущем году возможен экономический кризис (раньше было 49%, то есть тут существенное увеличение). Вероятность вооруженного конфликта с соседними странами подросла за два года с 23 до 37%).
Ожидания очень тревожные, все показатели выросли
Цифры меняются, и довольно существенно. Ясно, что общий тренд на то, что могут происходить какие-то очень плохие события, и ожидания по этому поводу усилились практически по всем параметрам. Все, что можно себе представить в этом поле, оценивается более тревожно. Растут страхи: и страх мировой войны остается очень сильным, и страх расширения массовых репрессий (более половины опрошенных), и страх произвола властей. Это все несопоставимо с другими страхами, кроме одного – страха перед болезнями. Но люди стараются гасить свои страхи вечным упованием и надеждой на лучшее. В целом картина очень тревожная, напряженная и какая-то зыбкая.
– Однако, несмотря ни на что, 63% россиян смотрят в наступающий год с надеждой.
– Конечно. Человеку вообще важно надеяться, это свойство его натуры. Но в нашем российском контексте надежда приобретает какой-то особый характер. Это не то чтобы надежда на чудо, но такое упование, что как-нибудь рассосется, пронесет, плохое уйдет. Важно, что при этом человек не считает, что он должен как-то участвовать в том, чтобы эти надежды сбылись. Разумеется, такие возможности в общественной жизни крайне ограничены, но и людей, способных не просто надеяться, ждать и выживать, а действовать и что-то менять, очень мало. И эта надежда в нашем случае является скорее механизмом приспособления, вытеснения проблем.
– Если смотреть эти данные в динамике, какие времена были самыми тревожными для россиян в плане ожиданий от нового года?
Человеку вообще важно надеяться, это свойство его натуры
– Сейчас уровень тревожности и негативных ожиданий сопоставим с концом 90-х годов. Потом были разные времена в этом плане, но среди них по некоторым тревогам или озабоченности выделялись 2011-й и 2013-й, предкризисные годы.
Понятно, что в конце 90-х страна находилась в состоянии фрустрации и очень тревожных ожиданий от будущего, а в 2011-м были выборы в Думу, после которых начались протесты, а затем произошла обратная рокировка премьер-министра и президента. После президентских выборов в 2012 году началась череда репрессий, один за другим пошли репрессивные законы. И у людей стала нарастать апатия, особенно в продвинутой образованной среде, тогда же сильно подскочили эмиграционные настроения.
Все это примерно так и продолжалось до 2014 года, когда началась новая фаза невероятной ура-патриотической мобилизации, которая, правда, через несколько лет закончилась. И сейчас по всем трендам мы видим, что население уже гораздо менее чувствительно к подобной риторике.
– Вооруженного конфликта в будущем году большинство россиян все-таки не ждет, хотя последнее время было в этом плане весьма тревожным: 37% боятся этого, 53% – нет, а определенно ждут конфликта только 8%. Совсем небольшая цифра, в то время как весь мир этим озабочен…
Уровень тревожности и негативных ожиданий сопоставим с концом 90-х годов
– 7–8% – это обычно как раз те российские люди, которые наиболее сильно включены в информационную повестку и следят за ней. Для них важны не только внутренние, но и внешние события, они наиболее компетентны в их оценке. С другой стороны, сейчас никто не может определенно сказать, будет ли вооруженный конфликт, и даже эксперты высказывают разные мнения по этому поводу. Тут важно, что этот показатель за последний год вырос: было 23%, а стало 37 – это много. Но доля тех людей, которые определенно этого ждут, оказывается не такой большой. Большинству все-таки свойственны иные страхи. Например, всегда фоново велик страх перед стихийными бедствиями, хотя, казалось бы, что бояться стихийных бедствий – ты не можешь их ни предугадать, ни предотвратить. Страх мировой войны в этом смысле немножко похож по функции, и он у нас тоже несколько вырос за минувший год.
– Постоянный страх по этому поводу испытывают 57% ваших респондентов – это ведь много!
– Да, это очень большой процент, и в последние годы он довольно устойчив, с небольшими колебаниями (53, 54, сейчас вот 57%).
– О каком состоянии общества говорит эта довольно подробная картина ожиданий и страхов?
– Общество находится в очень тревожном, взбудораженном состоянии. Конечно, не стоит забывать и о том, что этому весьма способствует пандемия. Хотя возможности заразиться и заболеть боится не подавляющее большинство, а лишь порядка 30% граждан. И мы знаем, что доля вакцинированных в России невелика. Похоже, люди уже несколько приспособились к жизни в условиях пандемии.
Людям хочется спокойной жизни, какой-то перспективы
При этом ситуация нагнетается и внутри страны, и во внешнем мире, который как бы отдаляется от обычного человека, занятого, прежде всего, своими повседневными тяготами и заботами. И этот страх, эти опасения и тревоги пронизывают всю толщу общества. С другой стороны, нарастает усталость от бесконечного противостояния со всем миром, длящаяся уже почти восемь лет, от этой изоляции, от бесконечных угроз, которые транслируются по федеральным каналам. Людям хочется спокойной жизни, какой-то перспективы. Они ведь у нас и так не очень в состоянии планировать свое будущее: горизонт планирования в лучшем случае – год-два.
Будущее совершенно не просматривается, оно тревожит и пугает. И ресурс для какого-то самосохранения и выживания остается очень узким: это, собственно, жизнь в семье, в кругу своих близких и друзей, а все остальное видится как враждебное и чуждое. Тут стоит вспомнить еще об одном важном тренде последнего года: упал уровень доверия к общественным институтам. Идет постепенное снижение доверия к Думе, правительству, силовым ведомствам.
– А вот интересно: о своем страхе возврата к массовым репрессиям заявляют 47% опрошенных, а заразиться коронавирусом боятся всего 30%. И это – при том, что про коронавирус ежедневно вещают буквально из каждого утюга, а про репрессии – это все-таки надо что-то специально поискать в интернете, вникнуть...
– Дело в том, что у нас все-таки про массовые сталинские репрессии знают довольно многие. И около 70% населения сейчас, так или иначе, обращается к интернету. Все больше людей общаются в соцсетях, там есть различные группы по интересам. И вообще, Сеть устроена так, что информация догоняет тебя всюду: ты можешь что-то узнать, скажем, в том же YouTube. Поэтому знания об идущих посадках, невероятных сроках, административных штрафах и прочем постоянно распространяются, и это вполне отвечает представлениям населения о массовых репрессиях. И этот страх у наших людей сильнее, чем страх заразиться, заболеть и умереть, потому что во все это они не очень-то верят. И вот ведь интересно: тех, кто ссылается на всякие мировые заговоры, на то, что все это вранье и никакого коронавируса нет, меньшинство. Это отсутствие страха в каком-то смысле тоже связано с надеждой: "может, пронесет".
Страх массовых репрессий сильнее, чем страх заразиться, заболеть и умереть
– Такое вечное упование на русский авось – люди думают: с кем-то другим, может, такое и случается, но меня это, скорей всего, не коснется.
– Да. Их не убеждает даже то, что уже в кругу их собственных друзей и знакомых случалось не только тяжелое течение болезни, но и смерти (было у нас такое исследование). Даже это не уменьшает долю людей, которая не хочет вакцинироваться и считает, что это не проблема. И эта доля не сокращается, невзирая на все попытки власти (заметим, очень неудачные) переломить ситуацию.
