Американка Маргарет Гаррисон приехала в 1920 году в советскую Россию с удостоверением журналистки и заданием военной разведки США. Но в ЧК знали от своего осведомителя в Вашингтоне, кто она такая. Гаррисон арестовали и после двух суток, проведенных в камере лубянской тюрьмы, предложили сотрудничество. Она согласилась, надеясь переиграть чекистов. Её куратором стал заместитель начальника иностранного отдела ВЧК Соломон Могилевский. Обмануть его Гаррисон не удалось, и примерно через семь месяцев она была арестована снова. В подробностях первую часть этой одиссеи мы с литературоведом, профессором Университета штата Висконсин Галиной Лапиной рассказали в прошлом эпизоде подкаста "Обратный адрес". Сегодня, в завершающем выпуске четвёртого сезона – окончание и этой истории.

– Галина Васильевна, Гаррисон действительно пыталась обмануть Могилевского или постепенно всё же втянулась, была поставлена в такие условия, когда ей пришлось работать на ЧК?

– Она стала двойным агентом. Она не очень много сделала для военной разведки США. Что она сделала для ЧК? Кого принесла в жертву? Нет никаких сведений о том, что её русские знакомые как-то пострадали. Я думаю, что Гаррисон действительно любила Россию и русских. Я уверена, что она не доносила на них, поскольку задание у нее – задание ЧК – было другое: следить за иностранцами. Выдала ли она кого-то? В архиве американской военной разведки есть телеграмма, которую прислал американец, вышедший из заключения. Он сообщил, что двое американцев были арестованы по доносу агента Би...

– Агент Би – это кодовое имя Гаррисон, по первой букве её девичьей фамилии – Бейкер.

– Мы не знаем, так ли это или не так. Что мы знаем точно – это что она назвала свою бывшую коллегу Стэн Гардинг, английскую журналистку, с которой они познакомились в 1919 году в Берлине. Обе были журналистками, Гаррисон – агентом американской разведки, а Гардинг – агентом английской разведки. Хотя Гардинг будет впоследствии это отрицать, но, скорее всего, она работала или подрабатывала на английскую разведку тоже.

– Вы хотите сказать, что в ЧК не знали про эту подработку Гардинг?

– Они могли это знать из перехваченных отчётов Гаррисон. Потому что Гаррисон посылала в свое время в военную разведку отчеты о том, что она работала и с Гардинг, которая предоставляла ей надежную и полезную информацию. Гаррисон, по её словам, платила за сведения, которые получала от Гардинг.

– Если Маргарет Гаррисон на Лубянке показали эти отчеты, ей ничего не оставалось, как подтвердить их.

– Да, абсолютно. Но она пыталась предупредить Гардинг. Ведь Гардинг ещё не приехала в Россию, она в это время дожидалась визы в Ревеле. Она пыталась предупредить, потому что понимала, что это опасно – и для Гардинг очень опасно, и для самой Гаррисон. Я думаю, она сказала Могилевскому не только о том, что Гардинг работала на британскую разведку. Видимо, желая как-то выслужиться перед Могилевским, она сказала, что Гардинг была очень важным агентом, может быть, даже резидентом британской разведки. Вряд ли какую-то мелкую сошку Могилевский стал бы встречать так, как он встречал Гардинг в Ревеле.

– То есть он даже не в Москве её встречал, а поехал за ней в Ревель?

– Да, он поехал за ней. В пульмановском вагоне её встретил, там были цветы, он её кормил, угощал чаем, кофе, белым хлебом, маслом, ветчиной – в голодное-то время. Он галантно преподнес ей коробочку клубники. То есть он старался обаять её опять-таки, используя те же самые свои способности, какие он употреблял и с Гаррисон.

– Но постарался обставить дело так, чтобы Гардинг поняла, что Гаррисон – провокатор, что она её выдала.

– Я думаю, самое главное даже не сказать, что Гаррисон провокатор, а сказать, что они всё знают, и хорошо бы вообще сделать то же самое, что сделала Гаррисон, то есть стать двойным агентом.

– Сама сцена ареста Гардинг была поставлена очень хорошим режиссёром. В этой драматургии важная роль отводилась Гаррисон, с которой только что прибывшая Гардинг будто бы ненароком столкнулась.

– Это действительно была драматургия. Он сначала привел ее на Харитоньевский, 10 (гостиница НКИД для иностранцев. – Прим. РС). Это было как очная ставка. Он смотрел, как будут вести себя друг с другом Гаррисон и Гардинг. Как-то ему это всё не понравилось, ничего он не узнал из этого, потому что Гаррисон постаралась не говорить, а дать только знак, что есть опасность. После этого он тут же сказал: мы вас повезем в другой отель, ближе к Комиссариату иностранных дел. Вместо этого отвез её на Лубянку. Что касается Гаррисон, у неё не было идеи выдать Гардинг. Она действительно попыталась предотвратить приезд Гардинг. Но Гардинг... кстати, в отличие от Гаррисон, она была социалисткой, то есть ее интересовала Россия, она приехала, чтобы узнать больше о России, никакого задания от разведки у нее не было. Она дама, может быть, богемная немножко, 10 лет провела во Флоренции. Потом, когда её послали на Лубянку, она будет думать: почему я здесь? Я, которая была во Флоренции, общалась с цветом европейской культуры, жила интересной жизнью. Она хотела стать художницей, училась, пыталась писать картины. Поэтому она и назвала себя Стэн: Констанция Гардинг решила, что лучше сделает карьеру, если возьмет мужское имя.

– У этой пьесы был и второй акт. После ареста Гардинг Могилевский вызвал Гаррисон на Лубянку и устроил так, что Гаррисон вышла из кабинета как раз в тот момент, когда по коридору конвоиры вели Гардинг. Получилось, что Гаррисон – сотрудник ЧК, причастный к аресту Гардинг. Галива Васильевна, который раз, когда я пытаюсь разбираться в этих лубянских сюжетах, связанных с иностранцами, я не могу себе ответить на вопрос: действительно ли они боялись шпионов, или они – таких примеров много – арестовывали иностранцев в качестве разменной монеты для торга с западными странами?

– Я думаю, в этом случае Могилевский считал, что это его очередная победа. Он завербовал Гаррисон, а сейчас завербует агента британской разведки, у него будет два агента, две прекрасные женщины, которые работают на две крупнейшие разведки. Я думаю, он искренне считал, что это его победа.

– Но совершенно неожиданно для себя получил отказ от Гардинг.

– Роль не для неё была, она не пошла на это. Несмотря на то что ей угрожали, несмотря на то что её держали в заключении, которое было для неё очень тяжелым испытанием, она не согласилась на вербовку. Хотя какой-то документ в конце своего пребывания в тюрьме она подписала, который можно было использовать как подтверждение её согласия каким-то образом помогать ЧК.

– Гаррисон арестовали не сразу после ареста Гардинг.

– Гардинг была арестована, а Гаррисон оставалась несколько месяцев на свободе, встречалась с Могилевским. Потом Могилевский сказал ей, что она недостаточно хорошо выполняет задание, предоставляет мало информации, а та информация, которую предоставляет, часто ложная, и Гаррисон была арестована. Прошла через те же круги ада, что и Гардинг, во всяком случае, судя по ее воспоминаниям о тюрьме. Её следователем оставался Могилевский, который опять-таки вёл с ней игру, то есть он, например, приглашая её на допросы, мог угостить папиросами, чаем с сахаром, положить на стол красиво переплетенный томик Рабле. Они говорили о Рабле, о старой французской литературе. Она пишет, что оба они разделяли любовь и восхищение Рабле и Вольтером. "Мы уважали внутренний мир друг друга", – напишет она. После этого он её мог перевести в одиночную камеру. Шла эта игра постоянно.

– Судьба Стэн Гардинг стала причиной дипломатических осложнений для Москвы.

– В это время шли торговые переговоры между Британией и советской Россией. Одним из условий подписания этих переговоров Британия поставила освобождение всех британских заключенных. Гардинг была "одна из...", не самая важная. Тем более что у нее был немецкий паспорт, она была в свое время замужем за немцем, поэтому, кстати, она была очень полезна Гаррисон в Берлине, у неё были немецкие знакомые. Поначалу Гардинг не была главной, она была очень мелкой сошкой. Потом она вырастет до очень важной персоны.

– И попадет в знаменитый ультиматум Керзона.

– Это уже следующая история. Она, естественно, не могла простить Гаррисон того, что та сделала, не могла простить своего ареста, испытаний, которые она прошла на Лубянке, в Бутырке. Гаррисон в своих воспоминаниях пишет о заключении как о тяжелом испытании, которое она вынесла с честью, она сильная женщина, кроме того, это было неким приключением. Для Гардинг, совершенно невинной, не имеющей никаких интересов в разведке, оказаться в тюрьме, на Лубянке, да выдала ещё её подруга – это была смертельная обида.

– Сведения об аресте Гаррисон достигли её родного Балтимора, где у неё были влиятельные друзья. Сенатор от штата Мэриленд Джозеф Франс – он был сторонником нормализации отношений с большевистским режимом – как раз собирался в Россию и взял на себя труд похлопотать за Гаррисон. Ещё до его приезда заместитель наркома иностранных дел Максим Литвинов направил в дипломатические представительства РСФСР информационный бюллетень с грифом "секретно", в котором писал:

"Распространяемые американской прессой слухи об арестованных у нас американцах сильно преувеличены. Американская же пресса инсинуирует, будто мы желаем путем задержания американских граждан давить на американское правительство, чтобы заставить его вступить с нами в переговоры. Необходимо эту басню всячески опровергать и разъяснять, что те американцы, которые находятся в тюрьмах и лагерях, были в свое время приговорены к определёному наказанию за проступки вполне доказанные, что они будут выпущены по отбытии положенного наказания, независимо от политики американского правительства...

Имеются сведения, что в конце мая из Америки выехал, направляясь в Россию, американский сенатор Франс, либерал, выступавший неоднократно за возобновление сношений с Россией. При теперешнем правительстве Франс не пользуется абсолютно никаким влиянием, и его приезд в Россию вряд ли может считаться желательным, тем более что главная цель поездки – освобождение шпионки Гаррисон. Наркоминдел не решил еще окончательно, разрешить ли Франсу приезд в случае его официального обращения. Во всяком случае рекомендуется полпредам ни в коем случае его не обнадеживать и по возможности убеждать его отказаться от поездки".

Против визита Франса высказался наркоминдел Чичерин. Однако сенатор написал лично Ленину, и вождь ответил ему любезным письмом на английском языке:

"Дорогой сэр,

я очень Вам благодарен за Ваше любезное письмо от пятого июля 1921 года и за две приложенные к нему весьма интересные резолюции. Я буду очень рад Вас видеть и побеседовать с Вами на следующей неделе, но не ранее тринадцатого. Если это удобно для Вас, сообщите мне, пожалуйста, свой телефон, адрес и какое время Вас лучше всего устроит".

Это был первый американский сенатор, посетивший Россию после революции. Его принимали на высшем уровне. 15 июля 1921 года с Франсом встретился Ленин. После этого разговора он написал записку Чичерину:

Т"ов. Чичерин!

Только что кончил беседу с сенатором Франсом... Он-де приехал видеть Россию и опровергнуть ложь про неё.

Ещё-де, между прочим, одно маленькое дело. У нас сидит (она) Харрисон за шпионство. Он думает, что она виновата, она действительно шпионила. Он верит, что ее пытают у нас и т. п.

Но он сенатор от штата Мериленд. Он хочет быть переизбран (выборы в будущем году). Все враги его кричат: "А наша Харрисон" (она из того же штата) и ее двоюродный брат (brother in law "свояк") губернатор штата Мериленд. Вдруг она умрет – все скажут: убили в России "нашу Харрисон".

Он не просит освободить её он просит подумать, нельзя ли что сделать".

23 июля сенатору дали свидание с заключенной Гаррисон. Однако освобождена она была не благодаря хлопотам Франса, а благодаря Герберту Гуверу, который возглавлял тогда Американскую администрацию помощи (ARA). В ответ на призыв Максима Горького помочь голодающим в России он заявил (в тот самый день, когда сенатор Франс посетил Гаррисон в тюрьме), что помощь будет предоставлена после того, как Москва освободит из своих тюрем всех граждан США. Советское правительство согласилось с этим и другими требованиями. 28 июля Литвинов сообщил ВЧК, что "ввиду сложившихся обстоятельств Наркоминдел находит необходимым освобождение американской гражданки Маргариты Гаррисон". В тот же день Гаррисон была освобождена из-под стражи, а 20 августа правительство РСФСР и ARA подписали соглашение, после чего освободили и остальных американцев. Маргарет Гаррисон в это время была уже в Европе.

"Спасите голодающих детей!!!" Киножурнал Лзиги Вертова "Кино-правда" №1. Июнь 1922 года

– Вернувшись на родину, она читала лекции, тогда это было очень популярное развлечение публики, читала лекции о любимой России. Причем её бывшие коллеги из военной разведки ходили на эти лекции, слушали их на всякий случай, потому что она очень расхваливала Россию.

– А от неё ждали рассказов об ужасах лубянских застенков.

– Она просидела на Лубянке два месяца, ей грозили расстрелом, ей грозили Сибирью, а она начала хвалить Россию, отстаивать интересы России.

– Удивительно всё-таки! Она ведь в заключении встречалась с совершенно разными людьми, которые явно ни в чем не были виноваты. Ей не пришло в голову, что этот террор – вопиющее беззаконие, что такому режиму нельзя помогать?

– Это действительно странно и неприятно, но мы же знаем массу других примеров того, как просоветски настроенная интеллигенция на Западе, в том числе и в Америке, продолжала и будет продолжать поддерживать советскую власть долгие годы, в том числе и в 1930-е. Гаррисон в этом смысле не исключение. Мы знаем примеры большевиков и большевичек, которые просидели свои 20 лет на Колыме, в ГУЛАГе, а потом вышли на свободу ровно с теми же убеждениями, с которыми попали в заключение.

– Хрущевский нарратив в этом и заключался: мол, сталинизм – это искажение норм социалистической законности. Виноват не строй, а Сталин.

– У меня даже есть подозрение, что Гаррисон льстило, что она была двойным агентом. Во всяком случае она вела себя как двойной агент – как агент ЧК. Любовь к России заставила её вернуться. Ей было запрещено возвращаться в Россию, это было условие её освобождения. Она решила добраться туда через Дальний Восток, объяснив свою эту идею тем, что хочет собрать материал для новых лекций. Путь её продолжался пять месяцев, и на самом деле он подтверждает то, о чем мы с вами говорили: что Гаррисон действительно была отчаянная женщина. Я перечислю: Токио, Киото, Хоккайдо, Александровск-на-Амуре, Николаевск, Хабаровск, Владивосток, Сеул, Мукден, Харбин, Пекин, Урга, Верхнеудинск, Чита. Таков маршрут этого её путешествия.

– И везде её принимали на самом высоком уровне: премьер-министр Японии Като, правитель Приамурского края генерал Дитерихс, диктатор Маньчжурии Чжан Цзолинь...

– Я назвала не все места, которые она посетила во время своих пятимесячных странствий.

– Пересекла пустыню Гоби с каким-то случайным попутчиком на автомобиле... Мы, кстати, не знаем, собиралась ли она нарушить запрет ЧК. Ведь она не въехала в СССР нелегально, а оказалась на территории СССР совершенно неожиданно для себя. Просто Дальневосточная республика самоупразднилась и вошла в состав Союза.

– Чита накануне её приезда стала территорией СССР. В Чите её тут же встретили чекисты, арестовали и привезли к тому же Могилевскому. Почему она это сделала – абсолютно непонятно. Пресытилась ли она комфортом, отправилась ли она по заданию военной разведки? Второе маловероятно, потому что её арест был неминуем. Агентом военной разведки, судя по документам, она в это время не была, но продолжала вести себя так, будто приехала по заданию разведки. В архиве военной разведки есть донесения, которые она присылала. Шеф военной разведки направил в Японию и в другие места, где мог быть военный атташе или дипломаты американские, письмо: женщина приятная во всех отношениях, замечательная, эрудированная, блестящий собеседник и так далее, принимайте её как положено, но ни в коем случае не показывайте ей документы. То есть она явно не была агентом военной разведки. Другой вопрос, не вернулась ли она в Россию, потому что она оставалась агентом ГПУ (Главное политическое управление. Так с февраля 1922 года называлась ВЧК. – Прим. РС) или она поехала, чтобы повидаться с Могилевским. На эти вопросы мы не найдем ответы.

– Гаррисон подсела на шпионскую иглу. Но Могилевский её встретил на этот раз совершенно иначе.

– Могилевский уже в это время не был начальником иностранного отдела, с мая 1922 года он занимал пост председателя Закавказского ГПУ, то есть его уже в Москве не было. Она, наверное, тогда этого не знала. Она попала снова на Лубянку. Ей предъявляли самые разные обвинения, грозили расстрелом, грозили 10-летним заключением. Наконец уже в конце её пребывания туда приехал Могилевский, из Закавказья. Об этой встрече мы знаем только по её воспоминаниям. В архиве ФСБ, который изучала американская исследовательница, нет никаких указаний на встречу Гаррисон с Могилевским. Придумала ли она эту встречу или это не вошло ни в какие протоколы? Гарисон рассказывает, что Могилевский встретился с ней для того, чтобы всё-таки предложить ей стать агентом, остаться в Москве и работать уже с русскими. Она прекрасно знает русский язык, ей будут доверять, поскольку доверяют иностранцам больше, чем соотечественникам. Ей будет предоставлена хорошая квартира. Сын её сможет учиться в лучших учебных заведениях Советского Союза. Гаррисон, как она пишет, отказалась от этого предложения, на что Могилевский сказал: оревуар, мадам, вас ждут 10 лет Сибири. Но она при этом очень хорошо о нём отзывается, пишет, что да, они были врагами, но тягались силами в словесных дуэлях, сохраняли чувство товарищества, что она невольно восхищалась Могилевским, что он привлекал ее странным образом. И она чувствовала, что она тоже ему нравилась.

– В Вашингтоне узнали об аресте Гаррисон, и ARA, единственная правительственная организация США, поддерживавшая официальные отношения с советским правительством, запросила информацию о её судьбе. Но и НКИД, и ГПУ ответили, что им ничего не известно. Так что на этот раз дело обстоятело крайне серьезно. Она могла просто бесследно пропасть в лагерях. Маргарет спас случай: сотрудник ARA, знавший её в лицо, пришел по своим делам в ГПУ и увидел Гаррисон в лубянском коридоре. Глава ARA в России полковник Уильям Хаскелл потребовал её освобождения, и 28 февраля 1923 года Гаррисон вышла на свободу. Ей даже позволили провести в Москве неделю. Но встреча с Могилевским оказалась действительно последней.

Доставка американской продовольственной помощи через Петроград в Самару. На 49-й секунде – полковник Хаскелл у карты голодающих губерний. 1921 года

– Он действительно погибнет довольно скоро, в 1925 году, в авиакатастрофе вместе с двумя руководителями Закавказской республики. Это была странная смерть.

– Тем временем Стэн Гардинг развернула кампанию против Гаррисон, обвиняя её в предательстве. Глава военной разведки США генерал Марльборо Черчилль рекомендовал Гаррисон не отвечать на эти обвинения (она не прислушалась к этому совету) и через военного атташе в Лондоне обращался к британским властям с просьбой заткнуть рот Гардинг. Но Гардинг не унималась. Лондон потребовал от Москвы компенсации за её неправосудное заключение. Это и было одним из условий "ультиматума Керзона", как советская пропаганда называла ноту британского министра иностранных дел. Другим аналогичным условием была компенсация вдове инженера Фредерика Дэвисона, который был без суда и следствия расстрелян петроградской ЧК по подозрению в участии в антибольшевистском заговоре.

Реакция на ультиматум была нервная. 12 мая в Москве прошла многотысячная демонстрация. "Не боимся буржуазного звона, ответим на ультиматум Керзона" – лозунг тех дней. 3 июня "Известия" напечатали стихотворение Маяковского "О том, как у Керзона с обедом разрасталась аппетитов зона". Поэт, правда, перепутал Гардинг с Гаррисон и наверняка забыл, что сам встречался с Маргарет. Вот что он писал в своих виршах:

Мисс Гаррисон
до того преследованиями
вызлена,
до того скомпрометирована
в глазах высших сфер,
что требую
предоставить
ей
пожизненно
всю секретную переписку СССР.

Но это публицистика, а не ответ на ноту. За казнь Дэвисона британская сторона требовала 10 тысяч фунтов, за арест Гардинг – 3000. Эти суммы были названы в ноте британского МИДа от 29 мая 1923 года. 31 мая вопрос стоял на Политбюро. Политбюро постановило: "По вопросу о возмещении Дэвиссона и Стен-Гарта согласиться уплатить за двух" (в документе искажены обе фамилии – протоколист, видимо, записывал со слуха). Меморандумом от 4 июня правительство РСФСР уведомило правительство Великобритании: "По вопросу о размере компенсации по делу г. Дэвисона и г-жи Стэн Гардинг Советское Правительство выражает согласие уплатить суммы, установленные Британским Правительством, которое, несомненно, располагает достаточными данными для определения размеров суммы".
Эта теперь уже посмертная тяжба между Гаррисон и Гардинг – она ведь до сих пор не дает покоя американским исследователям.

– С одной стороны, Гаррисон призывала признать советскую Россию. Кроме того, и это очень важно, она опубликовала статью в журнале, которая представляла собой донос на Гардинг. Потому что она сообщила там, что Гардинг работала в Берлине на британскую разведку, что она, Гаррисон, предоставляла ей информацию. Да, действительно, она стала двойным агентом. Но все, что она испытала потом, она заслужила, она считает заслуженным свой арест. Более того, она считает, что и Гардинг должна была признаться во всем, что было. Статья эта не только похожа на донос, она действительно была доносом, и именно в этом качестве была использована советской пропагандой. Для советской России донос Гаррисон был очень удобен и выгоден. Тут же были напечатаны статьи в газетах "Правда" и "Известия", где говорилось, что американская шпионка созналась во всём, более того, ещё и изобличила английскую шпионку. Таким образом, Стэн Гардинг не невинная жертва, а виновата в шпионаже. Раз вина Гардинг доказана, значит, требования компенсации, предъявленные Керзоном, безосновательны. То есть, скорее всего, Гаррисон выполняла задание ГПУ, может быть, последнее своё задание. Это предположение, но предположение, которое, по-моему, вполне обоснованно. Надо сказать, что практического результата её донос не имел, потому что всё равно Гардинг была выплачена довольно большая компенсация за арест и задержание, три тысячи фунтов стерлингов. Гардинг нуждалась в этих деньгах, она очень бедствовала в это время. Но это её все равно не успокоило, она продолжала свою кампанию против Гаррисон.

– До сих пор выходят книги, тема продолжает тревожить историков.

– Странная роль, странная судьба, может быть, скорее даже для романа, а не для научных исследований.

– По стечению обстоятельств Бертран Рассел, авторитетнейший британский философ, публицист и общественный деятель, знал обеих женщин.

– Он знал Гаррисон, которая принимала его по заданию Могилевского в Москве, когда Рассел как член британской делегации путешествовал по Волге. В Ревеле он встретил Гардинг и даже попытался её отговорить от поездки в Россию. Потом уже в Англии Гардинг обратилась к нему с просьбой написать предисловие к книге, где она описала свои мучения на Лубянке. Рассел согласился. Его предисловие очень интересное, он пишет о шпионаже вообще. Он пишет, что шпионаж, который в мирное время ведут секретные службы, аморален и опасен. Шпионаж угрожает мирным отношениям между странами, личной свободе каждого, прогрессу, искусству и науке. Он обвиняет секретную службу, секретную службу не только России, но и Америки, и Великобритании. Мы не хотим, говорит он, чтобы государство платило деньги людям, которые поднаторели в секретности и интригах. В истолковании Рассела Гаррисон и ее поступок аморальны сами по себе, но они еще и демонстрируют аморальность методов тайных служб вообще, всех государств и политиков, которые стоят за спиной агентов, – рассказала в интервью Радио Свобода литературовед, профессор Университета штата Висконсин Галина Лапина.

Подписывайтесь на подкаст "Обратный адрес" на сайте Радио Свобода

Слушайте наc на APPLE PODCASTS – SPOTIFY