В мире веками существуют самые разнообразные социальные уклады жизни в самых разных обществах, от небольшого хутора или племени до надгосударственных образований вроде Европейского cоюза. Какие-то общества живут по строгому исламскому укладу или по законам шариата, кто-то живёт по западному укладу постоянного прогресса, кто-то живёт по укладу табора рома и так далее. Человечество пока ещё не научилось изменять эти уклады для ощутимо крупных сообществ, точно так же, как биологи не могут социальный уклад муравьев перенести на колонию божьих коровок. Какой-то небольшой процент людей всегда выходил и будет выходить из своих обществ, разрывая связь с корнями: оставляют общины амишей, уходят из табора, убегают из исламских общин, реализуют известное "пора валить" – это нормальное явление, когда речь заходит о единицах или очень тоненьком ручейке. Но вот привязанность большинства к своим корням пока ещё никто не научился взламывать, по крайней мере, бескровно. Общества живут и развиваются под почти непреодолимым влиянием цивилизационно-культурных кодов и паттернов, чуть ли не генов, или вот есть замечательное ёмкое слово – скреп.
Мы живём, пожалуй, в эпоху великих разворотов назад. В прошлом веке народы попробовали пожить по новым укладам – женщины Ирана и Афганистана примерили европейскую одежду, многие страны настроили у себя западные институты гражданского общества (разделение властей, сменяемость власти и т. д.), некоторые попробовали диковинный социализм. По прошествии десятилетий видно, что зачастую эти эксперименты либо вовсе провалились, либо привитые институты, не переставая, "болеют". Участники социалистического эксперимента вернулись к естественным укладам: Монголия и страны Средней Азии – к своим, страны Центральной Европы, Прибалтики – к своим, а Россия – к привычному по сути византийскому способу организации общества с его антилегализмом, антииндивидуализмом, институтом сакральности власти.
В изобразительном искусстве есть такое направление – наив. Мне кажется, что в политических науках оно тоже есть, мало того, если говорить о современной России, то оно превалирует. Отчего-то никто всерьёз не считает, что можно за обозримый период времени развернуть в традиционном исламском обществе, к примеру, западные ценности равноправия и недискриминации по признаку сексуальной ориентации, так же как никто всерьёз не ищет залежей нефти в Бельгии. Не ожидать ни того, ни другого – абсолютно нормально. Но при этом многие почему-то считают, что можно, например, имплементировать Верховенство Закона в антилегалистическое общество. То есть свободно брачующихся в ЗАГСе Махачкалы геев никто себе представить не может, а вот федерального судью в Тамбове, отменяющего Указ Президента, вы себе представить можете.
Итак, скрепы. Если кто-то думает, что православие – это об облачениях священнослужителей и манере изображений на иконостасах, то он ошибается. Православие – это о месте человека в обществе, в семье, в малой общине (например, в трудовом коллективе), в государстве, в мире, о его персональной значимости, об ответственности и о допустимых пределах индивидуальных ожиданий. Православие веками воспроизводит коммунитаризм примерно в той же степени, в которой западные теологические течения веками воспроизводят индивидуализм: "Лично от меня зависит многое, на мне лежит большая ответственность, но у меня и высокий уровень индивидуальных ожиданий, и если мои ожидания не будут оправдываться, я моментально выйду из состояния равновесия". Как видите, картинка совсем не про нас.
Многие скажут, что состояние судебной системы в сегодняшней России – это дно; я скажу, что мы недалеко от верхней планки
Помимо индивидуализма, западные течения – это перманентные тяга к исследованию, плюрализм и конкуренция идей: "На заре своего существования западно-христианское богословие было связано с работами святого Августина, который учил, что существование Бога может быть доказано путем изучения природы и логическим исследованием". Византийское христианство, православие – это отторжение просвещения, и поэтому сегодняшний антипросветительский закон для нас вовсе не новелла, скорее возврат к корням. Когда в Европе цвела схоластика, в России цвела крапива; когда в Европе цвела вторая схоластика, в России цвела высокая крапива. Если вы ознакомитесь с сегодняшними решениями Верховного суда США и сравните их с трудами протестантских апологетов XVII века, то наверняка заметите преемственность в структурировании мысли, логическом строе. Если вы ознакомитесь с сегодняшними решениями российских судов, то вы наверняка заметите полную их подчиненность воле государственной опричнины. Но это опять-таки наше "нормальное" состояние: православие веками учит тому, что власть сакральна, а подчинённость воле власти – естественная норма социального поведения.
И в самом деле, какая глупость: власть сакральна, но максимум на два срока по несколько лет, или сакральна, но разделена на три ветви. Это конструкты какого-то больного воображения, это Кафка. Взгляните на Грецию, которая не болела красной чумой, и, хотя страна и православная, это часть "капиталистической" Европы. Греция на 83-й строке в рейтинге "Независимость судебной системы" (Индекс глобальной конкурентоспособности Всемирного экономического форума). Россия совсем рядышком – 91-я строчка. Так, может быть, это планка? Позвольте мне Кипр с его 40-м местом вывести за скобки: в течение трех веков остров оставался государством крестоносцев, почти век состоял в составе Венецианской республики, а о глубине британского влияния после столетия под контролем Лондона сегодня свидетельствуют электророзетки английского стандарта. Многие скажут, что состояние судебной системы в сегодняшней России – это дно; я скажу, что мы недалеко от верхней планки.
То ли в связи с недавней кончиной Рональда Инглхарта, то ли безотносительно к оной, на прошедших неделях говорили о русском менталитете. Владимир Кара-Мурза обозначил давние и проверенные выводы, которые ему явно не по вкусу, и оттого он называет их "обидными стереотипами": "Вы знаете, каждый раз, когда я слышу, на удивление часто, – не так часто, как раньше, но всё же, – эти озвучиваемые западной аудиторией старые потрепанные и обидные стереотипы, что, дескать, эти русские почему-то не созданы для демократии, не готовы для демократии, не могут жить при демократии..." Но правда ли, что эти стереотипы рождены на пустом месте?
Виктор Шендерович предложил чуть ли не начать рожать новых людей: "То, что мы называем национальным менталитетом, – это всего лишь воспроизводимая норма. Если эту норму перестать воспроизводить или начать менять, через какое-то время наступает другая норма". Напомню, что на Западе существует такой институт, как нуклеарная семья: сразу после достижения совершеннолетия птенец обязан вылететь из гнезда. Каждое следующее поколение трётся о предыдущее, пересекается с ним и впитывает от него сильно меньше, чем это происходит в нашем обществе. У нас хоть и нет института аксакалов или старейшин, но и Западом мы даже близко не являемся в этом отношении. Поэтому любая розовощекая комсомолка или молодая сторонница Алексея Навального с несколько большей вероятностью, чем её западная сверстница, ощутит на себе "воспроизводство нормы по Шендеровичу", превратится-таки со временем в тётеньку, а потом и бабушку с соответствующими "электоральными установками".
Видят ли всё это наши наивисты? В течение всего нескольких недель Евгений Ройзман, например, собрал рюкзак с вещами на случай, если его посадят, молодёжи завещал уезжать из страны и был опечален пропажей таблички на здании его собственного музея православной иконы. Второй раз в одном и том же тексте приходится вспоминать великого пражского писателя.
Совсем скоро рассеется дым от последних громких посадок и прещений, и что мы увидим? Глава ВЦИОМ совсем недавно сказал: "Оказалось, что мы не можем просто взять и стать одной из стран Запада, мало отличающейся от других. И нас такими не видят, да и нам самим такими быть не хочется. Это по большому счету была реакция на провал движения на Запад. Мы пробовали, пытались, у нас не получилось, мы оттолкнулись и пошли в другую сторону. Стали популярны идеи восстановления державности, укрепления суверенитета, импортозамещения, более жёсткой и независимой политики по отношению к другим странам... Русская православная церковь стала рассматриваться как элемент нашей идентичности, особости, непохожести на других".
Мы вернулись на круги своя.
Евгений Фирсов – блогер
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
