Кто и почему принимал решение об отмене в Казахстане гастролей Максима Галкина? В какой мере "рука Кремля" способна давить на решения властей Казахстана? Как граждане страны относятся к попыткам лишить их возможности видеть и слышать тех, кого они хотят? А также: в ряду стендаперов прибыло. О президентском монологе Стрелкова-Гиркина. В гостях: журналист Аян Шарипбаев, стендап-комик Темирлан Жалдыбаев, политолог Димаш Альжанов. Ведет программу "Лицом к событию" Елена Рыковцева
Видеоверсия программы
Елена Рыковцева: Сегодня мы говорим о событии, которое должно было состояться, но оно не случится. Мы поговорим о причинах, по которым это не произойдет, несмотря на то что Максима Галкина, конечно, любят в Казахстане и, конечно, его там ждали. Посмотрим, что за история.
Елена Рыковцева: На самом деле мы уже знаем причину, по которой Максим Галкин не приедет в Казахстан. С нами на связи Аян Шарипбаев, журналист. Что люди говорят: должен был приехать, а не приехал – им жалко?
Максим Галкин – редкий человек в сегодняшней ситуации
Аян Шарипбаев: Конечно, судя по реакции в соцсетях, в большей степени есть разочарование. Потому что Максим Галкин – тот редкий человек, который, пусть не проживает в России, но все-таки отражает мнение по текущей повестке, этому сумасшествию, которое творится сейчас у Путина. Поэтому люди, которые хотели получить созвучие настроения, его не получат. Максим Галкин – редкий человек в сегодняшней ситуации, и, конечно, послушать это было бы большим удовольствием.
Елена Рыковцева: Мы не будем придумывать истории про то, почему бы казахским властям не хотелось видеть у себя Максима Галкина, потому что мы получили информацию из первых рук, из очень надежного источника, который сказал, что казахские власти не возражали, официально разрешения на все эти концерты были получены. Вмешался посол РФ в Казахстане, была негласная просьба, которую удовлетворили. Давайте посмотрим, кто такой этот посол.
Елена Рыковцева: С нами на связи политолог Димаш Альжанов. Как вы считаете, почему власти России не хотят видеть этого человека на территории Казахстана? Какая им разница, казалось бы?
Димаш Альжанов: Здесь дело не только в Максиме Галкине, а во всех лицах, которые имеют достаточно большую аудиторию, известны обществу, могут влиять на общественное мнение. Если они занимают антивоенную позицию, критикуют политику Путина, появляясь в информационном пространстве с большими концертами, если люди приходят на эти концерты и поддерживают их позицию относительно войны, то, конечно, это влияет, это будет использовано. В этом отношении Россия и власти Казахстана стремятся минимизировать риски и не допускать больших концертов.
Елена Рыковцева: То есть это невыгодно властям России, которые любят, чтобы в "дружественных", хотя и не совсем уже дружественных странах, люди были настроены пророссийски. В каких случаях правительство Казахстана, самостоятельной, независимой страны, идет на уступки? Когда они могут позволить себе наступить на горло своей аудитории, зная, что аудитория была заинтересована в этих концертах, и отменить концерты, несмотря на то что аудитория их осудит?
Димаш Альжанов: В данном случае правительство Казахстана, Токаева, его администрацию в меньшей степени заботит то, что думают люди. Если нет серьезного общественного возмущения, нет волны, которая после запрета перетекала бы в сторону критики самого президента, если нет этой прямой связи, то особой реакции не будет. Правительство Казахстана пытается лавировать, но это делается только в публичном пространстве. Оно имеет достаточно плотные связи с режимом Путина.
Сложно говорить, что правительство Казахстана может самостоятельно выступать, ведь это несамостоятельная страна
В некоторой степени можно рассматривать администрацию Токаева как крайне лояльную политике Путина. Поэтому они не будут портить эти отношения, они ими весьма дорожат. Они понимают, что есть определенные вещи, которые Россия делает в угоду правительству Казахстана: например, январские события, помощь в подавлении протестов, стабилизации ситуации и поддержке президента Токаева. Также правительство Казахстана делает определенные уступки в адрес правительства Российской Федерации. Поэтому очень сложно говорить о том, что правительство Казахстана может самостоятельно выступать, ведь это несамостоятельная страна. Здесь много факторов, которые на это влияют, начиная от зависимости по транспортировке углеводородов через территорию России и импорта на территорию Казахстана и заканчивая политической зависимостью.
Елена Рыковцева: С нами коллега Максима Галкина по цеху Темирлан Жалдыбаев. Вы работаете в разных жанрах: у вас стендап, у него эстрада, – но все-таки коллега.
Темирлан Жалдыбаев: В принципе, то, чем мы сейчас занимаемся, – более гибридная версия того, что было на эстраде, и того, что мы почерпнули от наших западных коллег-кумиров и мастеров слова.
Елена Рыковцева: Вам самому кажется важным, чтобы Максим Галкин присутствовал на концертах, чтобы он был в Казахстане, чтобы его увидела публика?
Темирлан Жалдыбаев: Я за полную свободу самовыражения. Запрет концертов, с которым в России уже смирились, энергетическое поле, которое долетает до нас, мне не сильно нравится. Я недавно был на концерте группы ДДТ, которая достаточно явственно высказывает свою позицию. У нас было очень много и юмористов, и музыкантов, которым, я уверен, хотели бы ограничить въезд, не пускать людей с такой риторикой в нашу страну со стороны наших российских друзей, но они все равно выступают. Почему-то так вышло именно с Галкиным – меня это сильно удивило.
Запрет концертов, с которым в России уже смирились, энергетическое поле, которое долетает до нас, мне не нравится
Елена Рыковцева: Действительно, это из серии "враг государства". Его влиятельность российское государство, видимо, оценивает выше, чем остальных комиков, которые к вам приезжали. Вы считаете, эти гастроли пошли бы в плюс вашему концертному полю?
Темирлан Жалдыбаев: К движению стендапа, которое мы делаем в Алматы, это относится опосредованно, но любое развитие – это круто. Любой артист, который покажет культуру выступления одного человека на сцене так, чтобы это полтора-два часа было смешно, все с улыбками выходили из зала, – это всегда положительно.
Елена Рыковцева: Если принять ту историю, которую мы уже знаем, что, скорее всего, это была негласная просьба российского посла к властям Казахстана: этот человек нам не нужен, мы бы не хотели, чтобы он у вас здесь был, – почему именно Максим Галкин? Что в нем такого, что именно его не хотят, именно он влиятельный?
Аян Шарипбаев: Совсем недавно мы видели отчет, в котором говорится, что здесь в Казахстане очень вольготно чувствуют себя всякие девелоперы, которые размещают деньги наших богатых людей на рынках, при этом к ним есть определенные претензии со стороны мирового сообщества. Мы видим, как наши власти спокойно ставят визы под всякими сделками касательно продажи урановых месторождений. И тут Максим Галкин. Это же не про деньги, не про продажу ресурсов – это просто созвучие настроений.
Не секрет, что в обществе Казахстана очень сильно развито критическое отношение к дикому вторжению Путина в Украину. Конечно, те шутки, которые отпускает Максим в адрес представителей действующей власти, отзываются в сердце нашего зрителя. Я склонен считать, что тут очень много личного.
В обществе Казахстана очень сильно развито критическое отношение к дикому вторжению Путина в Украину
Вы нарыли информацию, что за этим запретом стоит личная просьба господина посла, а мы-то знаем, что он очень часто обращается с подобными вещами к нашим властям. Странно, что наши власти пошли на поводу. Тут тоже, видимо, есть повод для того, чтобы разобраться, с кем из представителей наших властных элит проводит время господин посол. Здесь вообще нет ничего такого, что отражало бы государственную точку зрения. Я склонен понимать эту ситуацию как личную обиду.
Елена Рыковцева: Предлагаю послушать, что говорят люди в сегодняшней Москве, в которой Галкин враг, запрещен, "иностранный агент" и так далее, как они отвечают на вопрос: а пошли бы вы на его концерт?
Елена Рыковцева: Даже в России не получается объяснить людям, что это враг. В Казахстане, скорее всего, не удается представить врагами антивоенно настроенных россиян, которые вынуждены были уехать, и не пытаются. То есть такой государственной политики, что это враги, не существует или она есть?
Димаш Альжанов: Когда у вас в стране отсутствует свобода слова, информация или общественная дискуссия недостаточно хорошо проникает в общество, у людей нет возможностей выслушать разные точки зрения, то они сильно подвержены влиянию как российской пропаганды, так и пропаганды со стороны правительства Казахстана. Правительство Казахстана заняло очень удобную позицию: с одной стороны, не прикрывает серый импорт и поддерживает экономику России, чтобы она вела войну, а с другой стороны, всячески публично отгораживается. Подобная риторика часто идет со стороны государственных каналов. Поэтому по данным последних соцопросов, которые касаются войны в Украине, люди придерживаются нейтральных взглядов. Это отчасти то же самое, что сегодня отголосками идет от позиции в России: нет войне, давайте все это остановим. Это немного неверная позиция, потому что война должна закончиться однозначно победой Украины и серьезными политическими, военными, экономическими ограничениями для России. В этом отношении у людей еще нет полной картины.
Тех людей, которые активно выступают против действий Путина и Кремля, в Казахстане больше
С другой стороны, есть активное гражданское общество. К примеру, правительство Казахстана никак не препятствовало концертам таких людей, которые через свои концерты, через сбор денег за счет этих концертов поощряли убийства людей. Вы знаете таких исполнителей, как Лепс, как разные другие, которые пытались организовать концерты в Казахстане. Благодаря возмущению граждан внутри страны эти концерты были отменены. Это очень хороший показатель того, что активная часть общества еще способна выражать свою позицию и влиять на принимаемые решения. Она поставила правительство Казахстана в ситуацию, когда невозможно было дальше идти на поводу и позволить этим концертам случиться, потому что люди непосредственно призывали к убийству других людей. То есть общество у нас поляризовано, но тут есть и позитивная сторона: тех людей, которые активно выступают против действий Путина и Кремля, больше, их лучше слышно.
Елена Рыковцева: Давайте посмотрим сюжет о том, кого пускают в Казахстан и как развито искусство стендапа в этой стране.
Елена Рыковцева: Вы отлично знаете, во что превратился в РФ КВН, "Камеди клаб". Там есть талантливые люди, которым тоже особенно нельзя пошутить на темы, на которые нельзя шутить. Удается ли вам говорить то, что хочется?
Темирлан Жалдыбаев: У нас есть самый крупный в Центральной Азии стендап-клуб в Алматы, мы сейчас выступаем в нем, вся творческая интеллигенция Алматы, от режиссеров до комиков, собирается тут. Конечно, мы шутим свободно. У меня есть шутки про события января, которые набирали миллионы просмотров. Мы камикадзе, нам платят за попытку, и мы пытаемся. Мы считаем важным говорить об этом. Стендап – это единственный жанр, который позволяет тебе открыто что-то говорить. Тебе не нужно придумывать рифмы или аллегории, настолько закрученные, что человек не поймет. Ты можешь шуткой сказать все настолько понятно, что человек тебя поймет – может, поддержит, может, не поддержит.
Сейчас по сравнению с тем, что было раньше, по сравнению с тем, что будет потом, самое свободное время в Казахстане
Сейчас мы в переходном периоде, мы живем в самое свободное время для моей страны. Потому что наш большой господин, которого я очень сильно уважаю, еще не успел дойти до момента какой-то корректировки общества, но мы уже освободились от прошлого человека, который очень мудро правил нами 30 лет. Сейчас это промежуток, в котором легко и приятно дышать на моей любимой родине. У нас нет никакой цензуры, мы никогда не скажем: слушай, бро, не мог бы ты немножко полегче шутить или не упоминать эту тему? Мы считаем, что свобода самовыражения – это путь к построению нового, справедливого и свободного общества. У нас в стране не 15% русскоязычных, как сказано в вашем сюжете, а где-то 64%, а до 2011 года эта цифра вообще была 87%: у нас практически все говорят на русском.
Елена Рыковцева: Короче говоря, можно спокойно сказать: "Мы живем в самой свободной стране на свете, и пусть остальные страны нам завидуют".
Темирлан Жалдыбаев: Не так, конечно, вычурно, как вы сказали. Не в том смысле, что у нас все круто, но мы можем быть свободными, выражать все, что хотим. Я надеюсь, что у нас останется эта возможность. Мы не будем перенимать эти практики, которые наш "добрый" сосед вводит в законодательство и в общество, а будем развивать более свободные, более гибкие во всех смыслах. Сейчас по сравнению с тем, что было раньше, по сравнению с тем, что будет потом, самое свободное время. Если нас смотрят какие-то ребята в творческой сфере – дерзайте, больше шанса не будет!
Елена Рыковцева: Это не я сказала, это "Наша Раша". Из российских застенков поступил еще один комический монолог именно как для стендап-сцены – это президентский монолог Игоря Стрелкова (Гиркина). Но сначала мы вернемся к одному выступлению Максима Галкина ноября 2019 года. Это было в Кремлевском дворце: он объяснил, что происходит с человеком в России, когда он говорит о том, что собирается баллотироваться.
Елена Рыковцева: "У нас не Украина, у нас пристрелят еще до инаугурации", – сказал Максим Галкин под бурные аплодисменты зала. Интересно, что потом, в марте 2020 года этот концерт транслировал Первый канал. Ему разрешили сказать "я никуда не собираюсь по части президентства", но отрезали "у нас не Украина, у нас пристрелят до инаугурации". Вот другой человек все-таки рискнул заявить о своих президентских намерениях – это Игорь Стрелков (Гиркин). Он написал монолог из тюрьмы, в котором говорит о том, почему не надо Путина и почему надо его.
Елена Рыковцева: С нами на связи Павел Каныгин. Он уже знает, что сделали с Евгением Пригожиным, знает, что сделали с ним, он сидит там ровно потому, что слишком много разговаривал. Тут мы слышим такой веселый и находчивый монолог про Владимира Путина и про то, что собирается в президенты Игорь Стрелков (Гиркин). Что вы об этом думаете?
Павел Каныгин: Игорь Иванович Гиркин, конечно, хочет подстраховаться и обезопасить свою жизнь. Потому что он понимает, что в ситуации, когда жизнь даже такого влиятельного, одиозного, известного всей стране человека, как Пригожин, ничего не стоит, можно запросто демонстративно его уничтожить в центре России, между Москвой и Питером, и никто не вякнет, не возвысит голос, ничего не сделает, то здесь надо действовать превентивно. Публичность в любой ситуации – это хоть какая-то защита от возможного агрессивного поведения, агрессивных выпадов в твой адрес. Я думаю, Гиркин действует тактически правильно, невзирая на то, какой он злодей и подлец. Тем не менее жизнь ему дорога, поэтому он пытается накрутить себе некое паблисити, чтобы, если что-то произойдет, по крайней мере, об этом узнали бы люди.
Публичность – это хоть какая-то защита от возможного агрессивного поведения в твой адрес
Точно так же действует и Рамзан Кадыров, который прекрасно понимает, что его жизнь тоже в каком-то смысле висит на волоске. Как говорят, у него проблемы со здоровьем. Врагов у него немерено. Чтобы защитить свою семью в случае, что если с ним что-то случится по естественным причинам, он толкает вперед своих несовершеннолетних сыновей, которые ездят в Москву встречаться с президентом, жмут ему руки. Это не операция "преемник" – это просто операция по как можно большему засвечиванию людей для того, чтобы они были на виду, чтобы остальные боялись или, по крайней мере, думали дважды, прежде чем к ним притронуться. Эта логика очень понятна.
Елена Рыковцева: С другой стороны, он отлично видел, как Евгений Пригожин долго каждый день отмечался публично, выступил из Африки, и хлопнули его буквально на следующий день. Он понимает, что все это не страхует. То есть вы совсем исключаете политическую составляющую – что он еще и хочет все-таки заявить о себе как политик?
Павел Каныгин: Он, конечно же, хочет заявить о себе как политик, он уже давно заявил. У него большие нереализованные амбиции. В нынешней системе это вряд ли произойдет. Но в данном случае главный смысл этого его выступления – просто показаться, заявиться, сказать о себе: вот он я, я здесь, я есть. Кто знает, может быть, ему позволят хотя бы зарегистрироваться, ведь у нас закон не запрещает не осужденным лицам баллотироваться, а он пока не осужден, он всего лишь обвиняемый, точнее, даже подозреваемый. Убивать или как-то мучить, издеваться над кандидатом, пусть даже официально не зарегистрированным, – я думаю, если российский режим на это пойдет, то это будет еще одна степень невероятного падения к долгому дну. Гиркин, конечно, действует здесь в первую очередь как выживальщик.
В Казахстане коллапс российского режима видится как возможность перестроить отношения, сложившиеся после развала СССР
Елена Рыковцева: Димаш, что вы думаете об этом демарше, почему он выступил с таким монологом?
Димаш Альжанов: На фоне всех этих событий не большой интерес для меня представляет Гиркин и ситуация, в которой он пытается себя обезопасить, используя предстоящие выборы. Я смотрю на это больше со стороны: как эволюционирует авторитарный режим, насколько вероятен его коллапс, какие возможности это открывает для Казахстана, страны, которая с 90-х годов в силу ряда обстоятельств не смогла выстроить серьезную политику по защите национальных интересов.
Для меня, для многих в Казахстане дальнейший коллапс российского режима видится как возможность создать серьезную основу для того, чтобы перестроить отношения, сложившиеся после развала Советского Союза. То, как сегодня страдают отдельные персонажи внутри России, не найдя себе применения, попав под пресс репрессивной машины, тем более с таким прошлым, как убийство людей, рейс МН-17, меня особо не заботит. Это не ключевая фигура российской политики, это не Пригожин, который действительно мог повлиять своим маршем. Если российская репрессивная машина разберется со своим порождением в виде Стрелкова (Гиркина), это пройдет лишь как информационный фон и не более.
Елена Рыковцева: Вы не считаете, что это тот самый винтик, который может сломаться в этой машине и хоть как-то повредить ее?
Димаш Альжанов: Это мог сделать Пригожин в момент, когда у Путина не было мобилизационных военных ресурсов для того, чтобы противостоять, отчасти бюрократия, госаппарат были в ожидании, тогда это действительно имело значение. В какой-то определенный период имело значение развитие карьеры Навального. Но после того, как он попал в тюрьму, уже было ясно, что ни он, ни его команда не способны мобилизовать и влиять на процессы, даже сейчас, когда, возможно, будет меняться и коллапсировать режим Путина. Видно, что уже и на это нет особой надежды.
