"Брежнев = Гитлер". Эта надпись запечатлена неизвестным оператором, снимавшим в августе 1968 года ввод войск стран Варшавского договора в Чехословакию. Четыре часа уникальных съемок, которые удалось найти 50 лет спустя, стали основой фильма чешского режиссера Яна Шикла "Реконструкция оккупации".
На архивных пленках – жертвы столкновений и стрельбы. Раненые на улицах, на носилках, в каретах скорых и на больничных койках, кровь – на стенах домов, на чешском флаге в руках у демонстрантов…
Среди уникальных кадров есть и съемки в моравском городке Простеёве – там жители поменяли указатели так, что танки ездили по кругу и не могли отыскать дорогу. Когда в третий раз военные оказались на том же месте, они открыли стрельбу. Причин не было никаких, кроме этих дорожных знаков. Погибли пять человек.
Ян Шикл не просто смонтировал архивные кадры, он нашел людей, которые на них запечатлены. Режиссер обратился к жителям Чехии в телеэфире, и с ним связались более тысячи человек. Одна из героинь фильма – сестра тяжелораненого протестующего, оператор снял его в больнице спящим на кровати без сил, а рядом врач демонстрирует осколок шрапнели, извлеченный из тела, в полпальца шириной. Героиня фильма хранит его до сих пор. Ее брат был одним из тех, кто на Виноградской улице в Праге оказался рядом с взорвавшимся грузовиком и танком. Тогда были ранены десятки демонстрантов. Именно здесь, у здания Чешского радио, было больше всего жертв.
Режиссер специально не называет в фильме имена очевидцев, которых удалось разыскать. Они делятся воспоминаниями о произошедшем, но титров нет. Создается ощущение, что не только эти люди, рассказывающие о происходящем 50 лет спустя, но и тысячи других обладают сходными воспоминаниями. Анонимным остается, например, рассказ пожилого мужчины, получившего пулевое ранение и сохранившего свою окровавленную рубашку. Он говорит, что был готов в тот момент защищать страну с оружием в руках. В этом в интервью режиссеру признавались и другие участники тех событий. Человек, подаривший Яну Шиклу коробки с драгоценными кадрами, рассказывает, что в августе 1968-го отправился записываться добровольцем, но ему с недоумением отказали. Те же, кто в это время служил в армии, говорили, что было два приказа: не сопротивляться и оказывать сопротивление.
В фильме удалось показать и разочарование, наступившее у тех, кто в августе 1968 года протестовал на улицах, но год спустя, после самосожжения Яна Палаха, испытал уже совсем иные чувства: что дальше бороться не имеет смысла, а надежда на перемены рассеялась. И после этого момента те, кто вчера строил баррикады, оказались перед сложным выбором: либо сопротивляться режиму, либо молча принять правила игры, сохраняя в душе собственное мнение о происходящем. Эта стратегия человеческого поведения сопровождает любую оккупацию, и можно понять, что происходит в наши дни в Крыму или в Донбассе. О параллелях с происходящим в Украине говорит и режиссер.
Акценты смещаются, и вот уже свои бьют своих же, милиция разгоняет демонстрантов на Вацлавской площади, но это, конечно, не гражданский конфликт, не несогласие одной части общества с другой, а конфликт, порожденный ситуацией, вызванной агрессивными действиями оккупантов. Но, несмотря на появившееся вслед за событиями 1968 года у жителей Чехословакии разочарование, сохранялась и призрачная надежда. Она выражена в призыве, написанном 50 лет назад на стене одного из пражских домов и теперь попавшем в фильм "Реконструкция оккупации": "Пережили Гитлера – переживем и Брежнева!" Для чехов и словаков эта фраза, как можно понять спустя годы, оказалась пророческой.
Ян Шикл ответил на вопросы Радио Свобода:
– Самое интересное в вашем фильме, конечно, новые документальные кадры событий августа 1968 года в Чехословакии, которые являются основой повествования. Как вам удалось их найти, ведь с тех пор прошло несколько десятилетий?
Новый архив бесценен, так как съемки велись по всей республике
– В конце 1980-х я начал собирать коллекцию частных фильмов, и мне удалось создать богатый архив. Порой, помимо семейных кинопленок, попадаются и профессиональные. Друзья об этом знают. И один из них однажды сказал: "Приезжай и забирай то, что хранится у меня в гараже уже несколько лет". Когда я пришел к нему, оказалось, что речь идет о 40 коробках с материалом, снятым на 35-мм кинопленку. Мы даже толком не знали, что это за материал, ведь для того, чтобы отсмотреть его, требуется профессиональное оборудование. Друг мне сказал, что речь идет о съемках событий 1968 года. Я стал смотреть эти кадры и был поражен. Я стал искать, откуда могла взяться эта пленка, кто всё это снял? Позднее я выяснил, что речь идет о материале, снятом военными, – было такое специализированное киноподразделение в чехословацкой армии. Поражает то, что и в армии в то время настроения были антисоветскими, это видно по кадрам, снятым этими людьми. Речь шла о нескольких киноштабах, которые работали не только в Праге, но и в других регионах Чехословакии, хотя, конечно, в основном на территории современной Чехии. Им удалось очень подробно запечатлеть события. А когда наступила "нормализация" (период чехословацкого застоя. – Прим. РС), пленки запрятали в сейф, поэтому никто и не видел эти кадры. После Бархатной революции архив, видимо, был вывезен кем-то из военных. До сих пор в истории этого архива немало белых пятен, речь идет только об изображении, где-то хранится, видимо, и звук, потому что там много интервью. К тому же я получил позитивную копию фильма, очевидно, что где-то есть и негативы.
– Уникальность этих кадров только в том, что они никогда не были опубликованы, или есть еще какие-то особенности именно этих архивных съемок?
– Там есть кадры, снятые в разных городах: Простеёв, Оломоуц, Карловы Вары, Пльзень. Хорошо известные архивные кадры тех событий – это в основном Прага. Новый архив бесценен, так как съемки велись по всей республике.
– В вашем фильме много сцен протестов, значительно меньше танков или военных, которые на них приехали. Вы хотели показать реакцию общества на ввод войск или же попавшие к вам архивные кадры были в основном об этом?
– Я хотел показать разнородный характер реакций на происходящее. Из всего материала я выбрал протестную голодовку, как люди пишут на стенах домов лозунги, много кадров демонстраций.
Реакция на ввод войск действительно была очень разная. Было и несколько конфликтов, которые можно сравнивать даже с военными столкновениями. Я стремился к тому, чтобы показать самые разные ситуации, произошедшие в августе 1968 года, как реакции людей, так и сами события. До недавнего времени, из-за отсутствия других документальных съемок, мы представляли события 50-летней давности по тому, что творилось в Праге, главный акцент всегда ставился на драматические столкновения у здания Чешского радио. И хотя, как видно, в других местах происходили менее кровавые события, но и они демонстрируют шок, который испытали люди из-за появления чужой армии, чужих танков на улицах и самолетов в небе.
– Подзаголовок фильма "Прошлое продолжает существовать" – почему вы его выбрали?
Своими же действиями Россия создает себе очередного потенциального неприятеля
– Прошло уже 50 лет. Может показаться, что речь идет о событиях, которые блекнут по сравнению со многими другими, и они уже никого не интересуют. Но мне кажется, что это не так. 1968 год остался в памяти практически каждого жителя бывшей Чехословакии, эта память так сильна, что живет до сих пор. Парадоксально, но она жива не только у тех, кто пережил те события, то есть поколения людей, которым больше 70 лет, но и у их детей, потому что общество передает свои воспоминания. Поэтому нельзя сказать, что мы уже пережили оккупацию, прожили и идем дальше, что никакого значения она не имеет. Я хочу подчеркнуть это по той причине, что некоторые страны, а инициатором произошедшего был Советский Союз, продолжают в том же духе. Когда я снимал фильм, я задавал себе вопрос, как вообще возможно, что в современной России политическим элитам вроде бы совсем не мешает, когда они за границами своей страны своими же действиями постоянно превращают друзей в закоренелых врагов. Взять, к примеру, события в Донбассе. Ясно, что, когда этот конфликт прекратится, все не вернется в нормальное русло. Ясно, что когда Крым вернется в состав Украины, в душах украинцев на многие годы останется чувство глубокой несправедливости, неизбывного гнева. Своими действиями Россия создает себе очередного потенциального неприятеля. И я задаюсь вопросом, зачем создавать себе под своим же боком врага, не представляет ли это опасность для самой России? Понятно, что Москва считает, что все это не страшно.
– Как вы ответите на вопрос, почему так происходит, почему история повторяется, хотя в прошлом подобные события уже происходили?
– Мне кажется, проблема в том, что Россия увязла в XX веке, есть постоянная потребность добывать новые территории и создавать из них пространство, повторяющее само себя, чтобы чувствовать себя в безопасности. Парадоксально, что эту безопасность Россия до сих пор не видит в сотрудничестве. Объясняется это все как оборона. Но, может, лучше стремиться к диалогу?
– В вашем фильме есть и еще одна параллель, которую можно провести между прошлым и настоящим. Из повествования видно, что после событий 1968 года, когда большая часть общества была несогласна с происходившим, через год начинает прослеживаться перелом: милиция, члены которой – те же граждане страны, что и протестующие, вышедшие на митинг к годовщине ввода войск, разгоняет демонстрантов на Вацлавской площади. В это время у участников событий возникает чувство, что дальнейшая борьба невозможна, и потом зритель понимает, что даже самые отчаянные несогласные вынуждены жить дальше, просто смирившись, хотя втайне они продолжают думать по-другому.
Человек был вынужден совершать ритуалы и говорить определенные вещи, но думал-то совсем по-другому
– Это была часть моего замысла, потому что август 1968 года – события, которые имели однозначную трактовку: военная операция была беспрецедентным насилием, жертвой которого стала Чехословакия, а правда была на стороне тех, кто вышел на улицы. Я использую в фильме в том числе съемки из военных архивов, и по ним видно, что даже верные режиму военные не могли этого скрыть – кадры говорят сами за себя. Но для меня это является поводом для осмысления последующих событий – о том, как чехи вели себя в эпоху "нормализации". С одной стороны, ясно, что советскому режиму не удалось создать совсем уж родственное себе коммунистическое правительство и найти близких политических лидеров, но при этом людям пришлось приспособиться к обстоятельствам. И этот вопрос адаптации меня крайне интересовал, когда я снимал фильм. Как люди пережили этот период и как относятся к нему сейчас? В 1968-м мне было всего 11 лет, но вот уже "нормализация" была эпохой, которую я отчетливо осознавал. Двойственность в восприятии реальности. Человек был вынужден совершать какие-то ритуалы и говорить определенные вещи, но думал-то совсем по-другому. Это было частью моей жизни и жизни окружающих. И почти ежедневно человек задавал себе вопрос, как к этому относиться? Потому что застойных ситуаций и деталей было достаточно даже в обычной жизни. Иными словами, чем была "нормализация" для многих людей – это то, что я пытался в этом фильме показать.
– И герои вашего фильма говорили о том, что даже после участия в сопротивлении оккупации вынуждены были приспособиться. Почему они так поступали?
Оставшиеся стали послушными гражданами, такими, как государство этого требовало
– Эрозия происходила постепенно. Человеку пришлось сопоставить две ситуации: либо явно сопротивляться и утверждать, что оккупация была незаконной, или же принять правила игры, на которых настаивала как эпоха "нормализации", так и политики, утверждавшие, что это была братская помощь Советского Союза. Это коснулось каждого сотрудника государственного учреждения, каждой школы… Ведь потом наступили чистки. Это были собеседования, через которые прошли все служащие, у них спрашивали: "Согласны ли вы с вводом советских войск?", и все зависело от того, как на этот принципиальный вопрос вы ответите. Если ответ был: "Нет, я не согласен, это было беззаконие" – человек терял работу. А если ответ был: "Да, я согласен с этим, это была братская помощь" – он оставался на своем месте. Выбор сделать было нужно каждому. Я помню дискуссию, которую вели члены нашей семьи, когда процесс проверок только начинался. Я думал тогда, они же не могут уволить весь народ… и на удивление, когда эти проверки закончились, большинство людей остались на своих рабочих местах. А тех, кто ушел, заменили на других. Но потери однозначно были на стороне государства, в первую очередь экономические, потому что многие образованные люди были уволены или уволились сами, многие эмигрировали. А оставшиеся стали послушными гражданами, такими, как государство этого требовало. Вот что произошло. И на этом все закончилось.
На уровне общества существует мнение о том, что у этого есть оправдание. Что можно было сделать в той ситуации? Восстать не могли, а если бы человек потерял работу, то его детям нечего было бы есть. И это проблема, которая актуальна до сих пор: как относиться к членам коммунистической партии, которые сегодня получают высокие политические посты, как, например, нынешний премьер-министр Чехии Андрей Бабиш. Оказывается, многим избирателям его коммунистическое прошлое не мешает. Где находится граница отваги, чести, а в каких ситуациях первостепенным является личное комфортное существование и уверенность в завтрашнем дне? Мне кажется, и я в данном случае критичен к чешскому народу, но он предпочитает комфорт и семейное благополучие. И эти вопросы я хотел в своем фильме поднять.
– Иными словами, молчаливое согласие совершенно не означает, что оккупацию одобряют?
– Конечно, я даже думаю, что совсем наоборот. Большинство было уверено в том, что это была агрессия, но все хорошо подсчитали лично для себя, какой отпор могут дать.
– Одновременно с этим герои вашего фильма, кажется, разделяют время правления коммунистической партии в Чехословакии на "нормализацию", которую некоторые называют коммунизмом, и периодом до приезда танков в 1968-м. В вашем фильме есть кадры, когда люди дарят цветы Дубчеку, а герои фильма говорят, что он был символом того, что социализм можно реформировать. Иными словами, протест против советских танков не был протестом против социализма как такового, но против агрессии со стороны СССР и его союзников.
– Согласен, убежденность в том, что социализм пройдет период реформ и этот процесс возглавит Коммунистическая партия, – в этом была главная идея Пражской весны. Все надежды, связанные с этим, символизировал глава Коммунистической партии Чехословакии Александр Дубчек. Дубчек воплощал в себе эти реформы. Но сегодня, по прошествии лет видно, что все это было фальшивым – в том смысле, что Дубчек скорее реагировал на эмоции народа. Это высвобождение привело к тому, что люди стали предлагать все больше и больше реформ, стали задавать все больше и больше вопросов. Сначала – об отмене цензуры, а уже потом – что возглавлять предприятия будут квалифицированные профессионалы, а не люди с партбилетами.
