Бывший рейнджер и военнослужащий сил специального назначения армии США Дэвид Брамлетт в прошлом году десять месяцев был одним из командиров Интернационального легиона Украины – добровольческого формирования в составе территориальной обороны украинских вооруженных сил. Сейчас он является сотрудником благотворительного фонда Ромила Т. Уэзермана, который помогает с лечением и при необходимости занимается эвакуацией граждан США, участвующих в боях в рядах интернационального легиона в Украине.

В интервью Брамлетт говорит о том, каким будет контрнаступление Украины, сравнивает возможности украинской и российской армии, а также рассказывает об особенностях боевых действий в Украине и о переменах, наступивших после того, как Киев стал получать современные вооружения от западных союзников.

– Вы воевали в составе спецназа в Ираке и Афганистане, а после этого отправились в Украину. Почему вы думаете, что война в Украине – это также и ваша война?

– Во-первых, я думаю, что это, наверное, самая праведная война, которую увидит своими глазами мое поколение. На мой взгляд, это противостояние добра и зла. Когда я учился на последнем курсе в Университете Джона Хопкинса, мы обсуждали, начнет ли Россия конвенциональную войну. И я, честно говоря, не думал, что они действительно это сделают: я не думал, что они могут быть настолько глупы. А они именно так и сделали.

В армии я служил в полку рейнджеров и в спецназе, а точнее, в составе сил специальных операций. Наш девиз – De Oppreso Liber, это значит освободить угнетенных. То есть "зеленые береты", по сути, помогают силам наших партнеров противостоять вторжению или же отстранить от власти коррумпированное авторитарное правительство. Поэтому, когда началась война в Украине, я подумал: у меня есть знания, у меня есть навыки, у меня есть возможность помочь. В общем, я взял отпуск в университете и приехал в Украину. И это совершенно иная война, чем те, на которых я был раньше... Мой наихудший день в Ираке или Афганистане, худший из возможных, когда мы чувствовали, что у нас все тотально вышло из-под контроля, не идет ни в какое сравнение с обычным днем на войне в Украине. И я думаю, что нам, военным, придется усвоить еще много уроков, которые ранее не были усвоены западными военными.

– Какие же главные выводы необходимо будет сделать военным, имея опыт этой войны?

– "Зеленые береты", особенно командиры сил специальных операций, офицеры, должны смириться с тем, что им придется действовать в некомфортных условиях – они не могут быть на связи с теми, кто находится "в поле". Это связано с радиопеленгацией (средства радиоэлектронной разведки. – Прим. РС), использованием РЭБ (средств радиоэлектронной борьбы. – Прим. РС) и т. д. С марта по октябрь [2022 года], когда я отправлял на задание разведгруппу из четырех человек, я не знал, что с ними, в порядке они или нет.

– То есть вам приходилось полагаться на решения, которые принимали люди на местах?

– Да. И американским военным очень тяжело в таких условиях. Вопрос наделения полномочиями младших офицеров в определенном смысле стал крайне сложным. Командирам подразделений нужно научиться доверять своим парням. Частично это приходит, когда ты начинаешь сосредоточивать свое внимание на самых базовых основах, азах военной службы.

Я поехал в Форт-Брэгг (одна из крупнейших военных баз в США в Северной Каролине, там расквартированы воздушно-десантный корпус и Силы специальных операций армии США. – Прим. РС) и поговорил там с офицерами, проходившими курс "зеленых беретов". Больше всего я твердил им об основах военного дела. Я всех спрашивал: "Когда кто-нибудь из вас в последний раз ходил в лес и копал окоп?" Никто из них не поднял руки! Они никогда этого не делали! Я спрашивал: "Когда вы в последний раз выходили в лес и проводили с вашим подразделением тактические занятия в боевых условиях?" А эта тренировка – одна из тех, которые должны происходить у военных автоматически. Выяснилось, что они делали это много лет назад, да и то в тех случаях, когда они учились в школе рейнджеров, если они вообще прошли такое обучение.

Это как раз те уроки, о которых я говорил. Я думаю, что военные сосредоточены скорее на том, что происходило во время глобальной войны с террором, когда каждый хотел быть крутым парнем, шел в ближний бой или типа того, потому что это весело и круто. Но это не то, как нужно действовать здесь [в Украине]. Я имею в виду ситуацию, когда вы входите в здание, окруженное артиллерией и танками... с наибольшей долей вероятности вас там уничтожат. И мы выучили очень много таких сложных уроков. Я думаю, что украинцы сейчас усвоили эти уроки, но это произошло благодаря тому, что в начале войны таких непростых уроков было много.

– Я время от времени записываю интервью с западными военными и слышу от них, что Украина сегодня имеет одну из самых сильных, хорошо обученных и эффективных армий в мире. Учитывая то, что вы сражались бок о бок с украинскими военными в течение десяти месяцев, согласны ли вы с этой оценкой?

– Я не могу в полной мере с этой оценкой согласиться. Это описание скорее напоминает мне, что кто-то что-то сказал, а потом за ним повторяют. Все немного сложнее, потому что есть профессиональные части ВСУ, которые выполняют задачи сообща с 2015 года, которые служили вместе в Донбассе. А есть части, которые представляют собой новые недавно сформированные бригады, в которых много добровольцев. Так что в рамках ВСУ есть огромное расхождение в уровне опыта и подготовки. Но я перестал участвовать в боевых операциях в Украине 1 декабря 2022 года. Так что у меня нет сейчас данных, чего удалось добиться благодаря западной подготовке, которая велась с тех пор. Могу лишь сказать, что это была огромная, огромная помощь. И это то, что сложно измерить количественно и качественно. Но я уверен, что ребята, которые проходят эти тренинги, видят значительные улучшения.

– Как бы вы сейчас оценили эффективность украинской армии?

– Я бы сказал, что они довольно эффективны. Вам не нужно быть суперпрофессионалом, чтобы быть эффективным, верно? Возьмем, к примеру, подразделение "Кракен" (украинский спецназ. – Прим. РС). Мы работали с ними весной, и на тот момент они действовали пусть и не суперпрофессионально, но эффективно. И это главное: я уверен, что эти ребята со временем стали еще более опытными.

Я бы сказал, что эффективность украинских военных на поле боя связана с их мотивацией. Эти ребята возвращают себе города, в которых они выросли, дома, в которых они выросли, где в юности был их первый поцелуй. Представьте себя на их месте: я думаю, вы были бы очень мотивированы, несмотря на большую опасность. Их уровень приемлемого риска намного выше. Так и должно быть, это уместно.

– Я думаю, что уместным будет и мой вопрос о российских военных, которых вы наблюдали на поле боя на протяжении десяти месяцев. Насколько эффективны они?

– Большую часть времени мы базировались в Харькове. Вплоть до контрнаступления ВСУ в сентябре [2022 года] мы в основном сталкивались с "ЛНР" и "ДНР" (военными, набранными Россией в непризнанных республиках Донбасса. – Прим. РС), а затем – с военнослужащими 200-й отдельной мотострелковой бригады с Кольского полуострова, где расположена их воинская часть. 200-я бригада сильно пострадала в боях. Об этом подразделении можно найти материалы в открытом доступе: много потерь это подразделение понесло еще в первые дни вторжения, но и потом солдаты из этой бригады продолжали погибать. Я могу говорить только о своем [собственном опыте], но, судя по тому, что я видел, их сложно назвать опытными. Я все еще думаю, что мы, особенно на Западе, переоцениваем возможности российских военных.

– То есть даже после того, как был развеян миф о том, что российская армия на самом деле не является "второй самой сильной армией в мире", многие продолжают переоценивать российских военных?

– Думаю, да. Есть много потерь, и среди них – те офицеры, которые занимаются подготовкой солдат. В российской армии есть много рядовых подразделений и частей, но также в ней есть батальоны, самые опытные ребята, которые занимаются обучением других. И вот эти кадры, этих опытных ребят, тоже отправили на фронт, по сути, в мясорубку.

Смотри также

"Война Путина обречена на провал". Интервью с пилотом F-16

– Вы были на фронте, когда Украина в прошлом году начала контрнаступление в Харьковской области. Чего вы ожидаете от нынешней украинской контрнаступательной операции?

– Я с оптимизмом смотрю на Украину. Думаю, Украина многого добьется. Я не собираюсь строить догадки об украинском контрнаступлении или о том, как они собираются это делать. Но, судя по тому, что я видел у россиян и украинцев, я думаю, все пойдет очень хорошо. В интересах Украины – дождаться идеального момента для удара. Я думаю, что мы уже получили свидетельства высокого профессионализма. Генштаб ВСУ, или же кто этим занимается, Залужный, и так далее: на мой взгляд, они хороши в том, что они делают.

– Говоря о военной помощи союзников Украине: что, по вашему мнению, нужно Украине, чтобы это контрнаступление увенчалось успехом?

– Как сказал в своем выступлении перед Конгрессом президент Зеленский, нужно больше всех видов вооружений. Есть общевойсковая идеология, согласно которой если вы можете эффективно использовать вместе все виды вооружений: танки, артиллерию, поддержку с воздуха, поддержку пехоты, то вы получаете синергетический эффект. Но мы не предоставили Киеву достаточно танков для выполнения миссии. Я думаю, что США делают ставку на то, что Украина может сделать больше с меньшими затратами. Это неплохо, но при этом нужно понимать, что численность украинских вооруженных сил увеличилась со 196 тысяч человек по состоянию на 24 февраля 2022 года до 700 тысяч человек. Это не считая ребят, находящихся в резерве. Если мы посмотрим на количество украинцев, прошедших обучение на Западе, то их должно быть намного больше. Британия могла бы занять лидирующую позицию в этом, Франция должна бы поставить больше оружия, а также Германия должна включиться со своей системой TAURUS (немецко-шведская авиационная крылатая ракета класса "воздух-поверхность" большой дальности. – Прим. РС).

Из моего опыта, до того, как в прошлом году на фронте появились системы залпового огня HIMARS, мы постоянно подвергались артиллерийскому и минометному обстрелу со стороны России. В основном с близкого расстояния. Когда установки HIMARS постепенно вставали в строй, мы заметили приблизительно 50-процентное уменьшение количества артиллерийских обстрелов наших позиций. Потому что стали уничтожаться российские склады снабжения, ведь они стали мишенью для HIMARS.

Когда вы начинаете использовать ракеты большой дальности, вы отодвигаете от линии фронта узлы снабжения противника, и это важно: таким образом вы увеличиваете жизнеспособность украинских подразделений, особенно недавно сформированных бригад, у которых не было длительной подготовки. Вы повышаете жизнеспособность тех парней, которые стоят прямо напротив российских позиций.

Никаким мастерским ударом [украинского] Генштаба или Залужного эту войну не выиграть. Это буквально будут делать пехотинцы в полевых условиях с автоматами Калашникова, которые будут вести бои в траншеях, бои за укрепленные позиции. Я имею в виду вот что: войну выиграет украинский солдат, именно он. И я думаю, что если [мы сможем сделать] все, что в наших силах, чтобы повысить жизнеспособность этих парней, мне кажется, эта война закончится намного быстрее.