33-летний Константин Зиновкин пропал в Мелитополе 12 мая этого года. Он принял решение остаться в городе, чтобы ухаживать за своими пожилыми родителями и бабушкой, которая не может ходить, поэтому не мог уехать в эвакуацию.
Как рассказала его жена, их семью разделила война: когда началась оккупация юга Украины российскими войсками, Люсьена Зиновкина находилась в Киеве и супруги решили, что будет лучше, если она не будет возвращаться в родной город, а уедет из страны за границу. Киев в то время постоянно подвергался обстрелам, в пригороде, как и в случае пригородов Мелитополя, находились российские войска, 1 марта 2022 года оккупировавшие город. После исчезновения мужа Люсьена и оставшиеся в Мелитополе члены ее семьи полтора месяца не знали, где он находится и почему был увезен среди бела дня. Впоследствии выяснилось, что он был задержан "за нарушение режима", а впоследствии оказалось, что ему предъявили обвинение в терроризме, и он находится в Херсонском СИЗО.
Украинский мэр Мелитополя Иван Федоров в интервью украинском изданию "ТСН" рассказал, что с начала лета этого года участились случаи похищения людей на оккупированных российской армией территориях Запорожской области. По его словам, ежедневно в городе пропадают до десяти человек. В телеграм-канале, созданном мелитопольцами, – десятки сообщений родственников об их пропавших без вести близких. "Россияне похищают людей каждый день – независимо от возраста и социального статуса", – говорит Федоров.
28 августа украинские войска освободили село Работино в Запорожской области. Этот населенный пункт расположен в 85 километрах от Мелитополя, и если ВСУ прорвут укрепленные линии обороны российских войск, то есть шанс, что Мелитополь будет освобожден. За полтора года оккупации в городе были похищены десятки людей. Среди них есть не только ветераны боевых действий, которые первыми становятся целью оккупационных властей, но и журналисты, и пенсионеры, и даже подростки.
Люсьена Зиновкина в интервью Радио Свобода рассказывает о том, что произошло с ее мужем. Она отказывается называть Константина Зиновкина заключенным, потому что считает, что он ни в чем не виноват.
– Люсьена, расскажите, пожалуйста, с самого начала, что произошло?
– Сейчас, спустя четыре месяца, 12 сентября будет четыре месяца, я об этом говорю, к сожалению или к счастью, немного спокойнее… Потому что приходит какое-то смирение, как бы это печально ни звучало, и ты уже по-другому себя ведешь, по-другому проживаешь эти эмоции. Мы до сих пор не верим, что это все правда. Наверное, вот так вот правильнее описать, кажется, будто это страшный сон, который через секунду закончится, но, к сожалению, это все реальность.
12 мая этого года в оккупированном Мелитополе бы похищен мой муж Константин. Сейчас мы пытаемся хоть что-то предпринять для того, чтобы как-нибудь ему помочь, я уже не говорю о том, чтобы его вытащить… Первые полтора месяца мы вообще не знали, что с ним, не обладали никакой информацией, а потом уже в силу того, что мы стучались во все двери и писали обращения, в том числе и на российскую сторону, мы сейчас хотя бы знаем, что он жив. И, как бы это дико ни звучало, мы сейчас радуемся хотя бы этому. Запросы наши очень сильно поубавились... Жив, относительно здоров. Мы надеемся, и мы уже реально счастливы.
– Вы были в Мелитополе, когда его выкрали?
– В тот момент, когда его похитили, я уже не жила в Мелитополе. Костя оставался там, в оккупированном городе, со своей семьей, с мамой и со своей старенькой бабушкой, которая не ходит. На момент полномасштабного вторжения в Украину я находилась в Киеве, а он в Мелитополе, и мы приняли решение, что мне нет смысла возвращаться в Мелитополь, так как туда вошли российские войска. Поэтому я выехала в Европу, и сейчас я нахожусь в Германии. Все это время мы поддерживали связь, он продолжал находиться в Украине, в нашем родном городе. И о похищении я узнала от наших родных и близких, от его мамы, которая была очевидцем всего этого. Поэтому все, что я знаю, я знаю от Костиной мамы, как это все происходило. Он вышел из дома утром 12 мая и больше не вернулся, больше его не видели. Вместо него пришли трое людей, они были в гражданском, но с закрытыми по глаза лицами. Они сообщили маме, что Костя задержан за нарушение режима. Это довольно-таки размытая формулировка, как по мне, ну и мы так все подумали. И что вы не волнуйтесь… Они не представились, кто это был, мы не знаем, просто сказали, что его забрали в военную комендатуру, и "не волнуйтесь, через несколько дней разберемся и отпустим его". Это была пятница. Мама переждала выходные, Костя домой не пришел, и в понедельник она пошла в военную комендатуру, где ей российские военные сказали, что "нет, к нам такого не привозили, и мы без понятия, где он и что он, мы ничего не слышали". После этого ее отправили в полицию. Она пошла в полицию, в полиции, она получила точно такой же ответ. После этого ее отправили в Росгвардию, и так это дело закольцевалось, потому что ее просто посылали из одного учреждения в другое по кругу, и никакой информации не было. Так вот начались поиски Кости. Сначала не принимали заявление об исчезновении, даже не знаю почему, но чему здесь удивляться? И спустя, наверное, недели три в полиции все-таки приняли заявление, но это абсолютно никак не поспособствовало установлению местонахождения моего мужа, но официально заявление они приняли.
– Вы говорили о том, что полтора месяца не было никакой информации о том, что произошло. Как вы узнали о том, где находится ваш муж?
Контакта с ним нет, где конкретно он находится – мы не знаем
– Да, через некоторое время… не знаю, как их назвать, они никогда не представляются, когда приходят, когда выходят с мамой на связь... Пришли как бы следователи и сообщили, что Костя находится у них, что им занимается ФСБ, что ситуация очень серьезная. Они сообщили, где его сейчас держат, это было не в Мелитополе, а в пригороде. Еще сказали, что к нему не допустят, что передачи не примут, ничего нельзя сделать. Но мама поехала туда, где он, как ей сказали, находится, и ей удалось передать одежду и какую-то еду. Потому что полтора месяца он провел в том, в чем его забрали: ни одежды у него не было, ничего. Не знаю, дошло ли что-нибудь к нему или нет, но надеемся, что он что-то получил из этой передачи. И после этого ей сообщили, что его перевозят куда-то дальше. То есть в следующий раз, когда она приехала, передачу приняли, но сказали, что завтра его перевозят дальше. И сейчас мы снова точно не знаем, где он находится… Видимо, людей перевозят, чтобы было сложно понять, где конкретно они находятся. И не так давно, где-то, наверное, недели три назад, я написала официальные заявления во все российские инстанции, куда только можно было. Мне пришел ответ из российской мелитопольской прокуратуры (она является частью назначенной Россией оккупационной администрации. – Прим. РС), что Костя задержан и сейчас находится в следственном изоляторе в Херсонской области, но где точно, мы не знаем, и ему инкриминируют две статьи, одна из них – "терроризм". И это все, что нам известно. У нас нет доступа к адвокату, хотя бы государственному, которого выделяют, как я понимаю, если будет суд. Мама пыталась там, на месте, в Мелитополе узнать, кто этот адвокат, но ей ничего не сообщили. Там, знаете, не то что не сообщили, а просто: "Ну, у вас же здесь написано, что в Херсонской области, значит, это не к нам, мы не знаем. Лучше к платным обращаться, к частным адвокатам. Вы же понимаете, государственные – это ничто". Ну и вот так вот просто по факту много слов было сказано, а результата никакого. Поэтому у нас на руках есть сейчас официальный ответ из прокуратуры, что Костя в СИЗО и что ему инкриминируют две статьи. Но, опять-таки, контакта с ним нет, где конкретно он находится – мы не знаем. И то, что ему инкриминируют, честно говоря, нас всех повергает в шок, потому что, кто знает Костю, Костя и терроризм – это абсолютно как черное и белое. Человек мяса не ест, потому что не хочет быть причастен к убийству животных. Какой терроризм – мне сложно представить, это полный бред.
– Вы говорите, что ему предъявляют обвинение по двум статьям, первая – "терроризм", а какая вторая?
– Вторая – "Подготовка к преступлению", кажется, 30-я статья, часть 2-я или 3-я. То есть "Подготовка к преступлению" и "Терроризм".
– И вы сейчас до сих пор не знаете, где находится ваш муж, знаете только, что он живой, но есть ли у вас возможность обратиться к адвокату?
– Я, если честно, сейчас пока вообще не могу рассуждать на эту тему, потому что там на бумаге, которую мы получили, стоит, что он находится в СИЗО в Херсонской области. Мы только недавно получили эту информацию, и пока я не знаю, какие еще обращения написать и куда, чтобы нам конкретно хотя бы сказали, где он, и получить к нему хоть какой-то доступ. Если бы мы с вами говорили две недели назад, я бы еще меньше сказала, потому что я вообще ничего не знала, даже об обвинениях.
– Что делал ваш муж до того, как началась война?
– До того, как началась война, мы очень много работали за границей, и буквально перед началом полномасштабного вторжения мы работали в Шотландии. Мы вернулись в декабре, а в феврале началась война. По факту перед началом войны Костя нигде не работал. И все время, пока он был на оккупированной территории, он не работал. Он обычный гражданский человек, самый обычный. У него была срочная служба, как и все ее проходят, но это было, кажется, в 2012 году, и после этого, кроме срочной службы, он к военному делу никакого отношения не имел и не имеет.
– Он решил не выезжать с оккупированной территории, когда началась война?
– У него мама в возрасте и бабушка, которая лежит, не встает. И мы приняли решение, что я здесь справлюсь, сама о себе позабочусь, а о них там мало кому есть заботиться, и он решил их не бросать. Я понимаю и принимаю его решение.
– Рассказывал ли он вам до того времени, пока его не выкрали, что происходит в оккупации, как он живет, что он видел вокруг себя?
– Я вам честно скажу, я не хочу говорить об этом. Мы понимаем, что обстановка была накаленная, максимально неприятная, и он мне какие-то детали не рассказывал. По Женевской конвенции вообще не имеют права задерживать гражданских... Но такой сценарий, к сожалению, распространен, когда гражданским, чтобы их не отпускать, открывают криминальные дела, "вешают" статьи, а потом судят как преступников. И военных тоже, но гражданских из Мелитополя минимум две группы я нашла, что гражданских судят как преступников тоже за терроризм. И мой муж попал во все это, – рассказывает Люсьена Зиновкина.
Сообщения о пропаже мелитопольцев регулярно появляются как в соцсетях, так и на мелитопольских сайтах, не контролирующихся оккупационными властями. Вот цитата из сообщения, опубликованного 20 августа на сайте информационного агентства "Південь": "Денис Зверев пытался выехать из оккупированного Мелитополя со своим другом Денисом Рудлевичем. Последний раз выходил на связь 23.05.2023 в г. Владикавказ. Именно этим путем он хотел эвакуироваться в Грузию. Но так и не доехал. Были везде. Ездили даже в этот Владикавказ. Говорят, что они арестованы полицией за административное правонарушение где-то на территории Владикавказа. Но больше нет информации. Обращаемся ко всем, кто мог слышать или видеть моего брата. Всех, кому что-либо известно о пропавших мужчинах, просят сообщить родным".
6 мая этого года были выкрадены журналистка Ирина Левченко и ее муж Александр. Близкие и знакомые некоторые время не знали, что произошло, впоследствии выяснилось, что Ирина и Александр задержаны на улице российскими оккупационными властями. Левченко хорошо известна мелитопольцам – она много лет писала о родном городе для местных газет, однако несколько лет назад вышла на пенсию. запорожская областная организация Союза журналистов Украины опубликовала на своем сайте обращение с просьбой освободить Ирину Левченко и ее супруга, призвав бороться за это международные союзы журналистов. На сайте запорожского союза журналистов опубликованы слова сестры Ирины Левченко, Елены Руденко, которая рассказывает, что Александру удалось передать близким записку: "В ней он написал, что его держат в одной из пыточных по улице Чернышевского в очень страшных условиях. Мы попытались передать ему вещи и продукты, но их не приняли и никого к нему не пустили. Александра обвиняют в терроризме и собираются судить. С Ириной связи никакой нет, где ее держат – никто не знает".
Игорь (он попросил не публиковать свою фамилию, так как в Мелитополе остаются его родственники, однако фамилия известна редакции. – Прим. РС) вскоре после оккупации Мелитополя российскими войсками решил уехать из города. Сейчас он находится в Грузии. Он друг выкраденного Константина Зиновкина. Благодаря огласке он надеется, что удастся спасти его, а также других мелитопольцев, выкраденных оккупационными властями. В интервью Радио Свобода Игорь рассказывает о том, что происходило в Мелитополе после оккупации и какая обстановка в городе сейчас:
Люди в Мелитополе знают, что есть пыточные, около десяти мест таких в городе есть
– Это огромная боль для всех, кто выезжал. Семьи расколоты. Родственники имеют возможность выехать, но, как обычно, все держатся друг за друга. У нас остались в Мелитополе бабушки, родители, животные. Те, кто помоложе, скрепя сердце, уезжают, даже те, кто никогда не планировал уезжать. Моя мама не хочет бросать животных, не хочет бросать свою старенькую маму, мою бабушку, ей больше восьмидесяти. Вывезти всех сразу невозможно – бабушка с этим не согласится. Вот так все друг за друга и держатся. У меня в Мелитополе остаются несколько друзей, которые не могут выехать – по разным причинам. И вот одного из моих близких друзей 12 мая задержали. Насколько я знаю, он вышел с утра в магазин, и его задержали. Из того, что известно, это не единичный случай, не только его похищали. За год похищено из тех случаев, которые подтверждены, уже около 300 человек, в основном мужчины.
– Это официальные данные?
– У нас есть местный телеграм-канал, который ведет учет всех похищенных, рассказывает об их судьбе, как и когда люди пропали, выпущены ли они. Часть из этих 300 человек уже отпустили, какая-то часть до сих пор находится в плену. Какая действует логика, почему одних отпускают, бывает, в тот же день, а бывает через месяц или два или через полгода – непонятно, это происходит выборочно. Мужа моей сестры тоже задерживали в начале сентября прошлого года, и ему повезло, его отпустили в этот же день (Радио Свобода обращалось к нему с просьбой рассказать о произошедшем, однако он отказался, опасаясь за судьбу своих оставшихся в Мелитополе родных. – Прим. РС). Его задержали, побили, попытали, проверили телефон и ноутбук, забрали его вещи, после этого пообщались с ним в ФСБ и отпустили в тот же день. Через несколько дней они выехали в Запорожье, слава богу, в тот момент уже был доступен выезд через Васильевку. Люди в Мелитополе знают, что есть пыточные, около десяти мест таких в городе есть, куда эфэсбэшники привозят задержанных… слышно там, как они кричат. Люди знают, что это пыточные. И там часто стоят родные похищенных, они пытаются, когда происходит пересменка, у охранников спросить или, может, какую-нибудь передачу дать. Случаев похищения для нашего относительно небольшого города очень много. И гражданским там находиться совсем небезопасно.
– Расскажите, как вы оказались в Грузии, как и когда вы покинули Мелитополь?
– Я был в оккупации до середины прошлого лета. После этого, когда совсем не осталось возможности там жить, решил уезжать. Тогда начались облавы. Начали у обычных людей проверять телефоны… Поэтому я уехал в Грузию через Крым: в тот момент это был единственный путь выезда, путь из Запорожья в Украину был недоступен, поэтому выбора куда ехать вообще никакого не было.
– Что происходило в Мелитополе в первые месяцы войны, когда вы еще там находились?
Ты вроде бы находишься в родном городе, вроде бы все по-старому, но ты как будто эмигрировал туда
– Войска подошли к городу ночью 24-го [февраля 2022 года], тогда об этом появилась первая информация. В город они сразу не заходили. Помню, как утром я проснулся от взрыва на нашем военном аэродроме, туда что-то прилетело, а позже в новостях посмотрел видео, как там взрывались первые ракеты, это было рано-рано утром. Потом огромные очереди стояли в продуктовые и в банкоматы, хаос в городе начался, никто ничего не понимал, как, наверное, во многих городах Украины. После этого я собрал родных, и мы выехали поначалу в частный дом к своей бабушке, тоже в Мелитополе, но не в городской застройке, а рядом, в частном секторе. И там мы просидели, наверное, до 27 февраля, то есть несколько дней. Как раз в этот промежуток, с 24-го до 27-го, были слышны активные бои, наша украинская армия пыталась защищать город не в самом городе, а за его чертой. Взрывы были слышны со стороны, если на Крым ехать. Географически Мелитополь является воротами в Крым, поэтому мы были одним из первых больших городов, в которые вошла российская армия. Потом началась жизнь под оккупацией. В первые месяцы, даже не то что месяцы, а в первые недели были проблемы с хлебом, с продовольствием. Во всех магазинах люди скупали все что можно, был дефицит и продуктов питания, и медицины, в общем, все, что нужно для жизни, было в дефиците. В эти же дни оборвалась мобильная связь, оборвался интернет. Периодически то было, то не было электричества. В новостях писали, что это были активные бои и часто перебивались линии электропередач. Вода тоже периодически пропадала. Потом, со временем, с каждым месяцем, тоже с разной периодичностью то было электричество, то не было. То появлялся какой-то новый непонятный российский интернет, то не было.
Огромный квест был с новыми карточками, которые там раздавали в Мелитополе, с российскими номерами. Наши номера перестали работать, начиная с апреля, связь не работала. А за новыми сим-картами для телефонов приходилось стоять в огромных очередях. Когда я еще был в городе, военные колонны неслись по нашим центральным проспектам: сначала страшно, потом уже привыкаешь, съезжаешь на обочину, потому что эта колонная прет, она и сбивать машины может, ведь об этом там никто не думает. Вот в таком ключе примерно все длилось до мая-июня. Моя работа очень сильно зависит от интернета, и когда обрывы терпеть стало невозможно, работать вообще не было никаких вариантов, то я принял решение выезжать. И уехал летом прошлого года. Там ведь в принципе, на оккупированных территориях, никакой частички свободы и демократии не осталось. Мы люди, привыкшие к свободному волеизъявлению, свободным мыслям, а жить там стало просто невозможно. Ты вроде бы находишься в родном городе, вроде бы все по-старому, но ты как будто эмигрировал туда, как будто все не так. Сложно описать эмоции, когда ты там находишься. И с теми, с кем я обсуждал это, мысли у всех были очень похожи. Находиться там морально достаточно тяжело. Когда ты видишь на всех билбордах эти дурацкие слоганы про "Россия навсегда" и "Мы все один народ", когда видишь, как снимаются украинские флаги и везде висят российские, раздают листочки различных коллаборантов, морально это все выдержать сложно. И те, у кого была возможность, выезжали постепенно.
