При всей наследственной "литературоцентричности" российский политический дискурс в эмиграции (где политика парадоксальным образом только и возможна) находится на очень низком уровне. В подобных условиях важно иметь перед глазами текст – простой и короткий, – где будут сформулированы основные идеи и принципы, желаемые. Подобно одному их двух важнейших текстов Пражской весны "Две тысячи слов…" (1968) или "Речи 18 июня" (1940) де Голля. Что характерно, за два с половиной года такого текста не появилось (а если формально и появился, то не стал манифестом). Казус обменянных оппозиционеров, которые начали "не с тех слов", подтверждает эту печальную ситуацию: до сих пор не придуман новый, универсальный политический язык, который учитывал бы "всех", а не только "своих". Один только Олег Орлов употребил в своей речи термин "политическая ответственность нации" – за этим чувствуется интеллектуальная работа. Другая проблема – соединить российский оппозиционный дискурс с отношением к борющемуся народу Украины. Новый вариант формулы "за вашу и нашу свободу" до сих пор не придуман, Украина по-прежнему почти не присутствует в российском оппозиционном дискурсе в качестве политического субъекта. Заметна при этом другая тенденция: за два года эмигранты научились не говорить о войне. О чем хорошо сказала, в частности, героиня репортажа Радио Свобода, пенсионерка по имени Альбина: "…Деятельность российских оппозиционеров в Армении привела меня в тихий ужас. Повестка их мероприятий – например: "Положение феминизма в России" или "Как мы будем проводить новые выборы в будущей России"...". Все то же, надо заметить, наблюдается и в других странах релокации.
Мы имеем множество политических блогеров – но не политиков
Это итог деинтеллектуализации политического дискурса в 1990–2010-е. YouTube развратил в известном смысле политику. Политик теперь без посредников (помощников, спичрайтеров) обращается к своим избирателям в Сети; политолог, в свою очередь, также говорит с аудиторией напрямую, имея возможность свободно размышлять, строить теории и утопии; этот пир духа, однако, никак не соединяется с политической практикой. В итоге мы имеем множество политических блогеров – но не политиков.
Разрыв между интеллектом и политикой. Политика "не думает", а думающие – не политизируют. Именно поэтому нет новых идей. И слов. Те, что есть, не продуманы на два-три шага вперед (опять же случай обменянных оппозиционеров; не нам читать мораль тем, кто прошел через путинский ГУЛАГ и остался жив, просто есть досадное ощущение, что этой ошибки легко было бы избежать). Или же оппозиция продолжает пользоваться довоенными конструкциями: в этом смысле показателен заочный спор на "Живом Гвозде" между Львом Шлосбергом, который опирается в качестве универсалии на гуманистические принципы ("пожалеть всех") и Александром Морозовым, который косвенно дает понять, что во время войны эта универсалия – увы и ах – не работает. Эта важная дискуссия состоялась в августе – но ее не особо заметили. Остались незамеченными и другие идеи – в частности, одна из них была сформулирована Михаилом Ходорковским еще в начале войны: "Неважно, что ты делал до 24 февраля, – важно, что ты делаешь после". Эта формула обладает широкой объединяющей рамкой – она не ограничена идеологией конкретного политического движения; она приглашает к сотрудничеству максимальное количество людей и задает этику переходного периода.
На основе этого лозунга и можно было бы написать наши "Две тысячи слов". Но хорошие идеи по-прежнему не замечаются, а плохие повторяются хорошими людьми, ставя их в неудобное положение.
При этом идеи, уводящие в сторону, собирают лайки. Идея "Путина породили 1990-е годы, поэтому во всем виноваты Ельцин и демократы", получившая хождение благодаря известной серии фильмов, служила в разгар войны хорошим развлечением, месяца на три. В песнях тоже вполне могут быть сформулированы базовые идеи: например, песня Монеточки "Переживу" написана в 2020 году, но в 2023 году реактуализирована в форме нового клипа, благодаря чему прибрела новое звучание (в одном из вариантов клипа подпевали даже популярные релоканты) и выглядела поначалу вдохновляюще. Лет 40 назад, на фоне дряхлеющего советского политбюро, этот лозунг звучал бы ок, но сегодня этически не выдерживает никакой критики: слишком много смертей – просто "пережить" сегодня уже не получится.
Какие-то верные слова говорят писатели – Сорокин, Ерофеев, Шишкин (его идея "отобрать культуру у государства" вполне релевантна). Но это опять же никак не соединяется с политическим дискурсом. Все действуют автономно, как несоприкасающиеся сосуды, как непересекающиеся прямые. Есть же люди – хочется воскликнуть, – способные переплавлять идеи в слова: Александр Морозов, Владимир Пастухов, Кирилл Рогов, Сергей Медведев и много кто ещё. Способные сформулировать политическую идею сегодняшней оппозиции, всех, кто не согласен с путинизмом, – интеллектуально и этически выверенную, учитывающую весь мир – а не только самих себя и гипотетического (и мало на что влияющего, увы, сегодня) российского избирателя.
Британии во Вторую мировую повезло – у неё был Черчилль, который, кроме прочего, обладал публицистическим даром ("Если бы Гитлер вторгся в ад, я по меньшей мере благожелательно отозвался бы о сатане в Палате общин"). Но Черчилль обладал при этом реальной властью. А вот другой случай – де Голля, покинувшего оккупированную и капитулировавшую Францию; в июне 1940-го у него в Лондоне был только письменный стол и секретарь с пишущей машинкой. И идея – если позволено – свободной, "другой", "хорошей" Франции (на фоне коллаборационизма, ужасной растерянности и апатии). Честь Франции – вот что, по мнению де Голля, нужно и можно было спасти. Эти слова не снимали политической ответственности с нации, но задавали рамку будущего и вообще давали надежду. И эта идея обрела затем, как известно, плоть – несмотря на отсутствие ресурсов и людей – и возродила в итоге Францию. Идеи материализуются. Если только слова правильно сложить и употребить, они могут стать сильным оружием и сегодня.
Андрей Архангельский – журналист и культуролог
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
