Специальный гость Радио Свобода – Ян Левченко, культуролог, публицист, специалист по визуальной культуре и истории кино, профессор Свободного университета.
Сергей Медведев: Не так давно было 9 мая, и хотелось бы поговорить об этом празднике, но с двух сторон: 9 мая как День Победы и 9 мая как День Европы. Как нам вообще воспринимать этот праздник из 2024 года после 24 февраля 2022-го, даже после 2014 года? Как смотреть те же фильмы "Летят журавли", "Отец солдата", "Белорусский вокзал"? Не получилось ли так, что вся память этой войны, память победы была обнулена?
Ян Левченко: Обозначенные вами даты, конечно, послужили очень важными отбивками, в первую очередь отбивками понимания того, что представляла собой советская пропагандистская продукция, того, что кинематограф и другие произведения массовой культуры с детства потреблялись людьми, продолжающими иметь отношение к советскому и далее к постсоветскому пространству. То есть всеми теми, кто говорил в той или иной мере на русском языке, потреблял русскоязычную массовую культуру, в каком месте относительно этих произведений человек может находиться. Эти даты заставили задуматься о том, в каком отношении ты находишься к этим произведениям массовой культуры.
Под знаменем победы творятся самые гнусные преступления
С самими этими произведениями ничего не произошло, они создавались как пропагандистские произведения, в той или иной степени талантливые. Если это талантливое произведение, как "Белорусский вокзал" или "Отец солдата", то вне зависимости от своего пропагандистского компонента они работают как произведения искусства, составляют какой-то важный уровень нашей идентичности. Для многих они важны до сих пор, и ничего не обнуляется. Можно стыдиться контекстов, своего непонимания каких-то смысловых уровней, которые стоят за этими произведениями, можно с досадой осознавать недостаток рефлексии, но с самими этими произведениями, так же как и с фильмом Лени Рифеншталь "Олимпия", ничего не произошло – это тоже талантливое пропагандистское произведение.
Сергей Медведев: Если взять какие-то совсем высокие образцы – "Иваново детство" Тарковского или, скажем, книги Бакланова, Астафьева, "Проклятые и убитые", "Июль 41-го", "Крик" Константина Воробьева, неужели это мы тоже будем считать по пропагандистскому канону?
Советская культура сама оказалась в западне своего гуманизма
Ян Левченко: Поскольку есть определенный контекст: производственный контекст, момент государственного заказа, что создавалось в советский период и что было разрешено – конечно, заказ был пропагандистский. Исполнение могло быть гораздо более сложным, полиморфным, то есть встраивающимся в разные формы, принимающим разные формы. Заказ пропагандистский, а исполнение могло быть, как в случае с Тарковским, гораздо более сложное. Там вообще нет воспевания войны, военного героизма. Там есть (как, кстати, и в фильме "Белорусский вокзал") представление о том, что война – это зло.
Но авторам этих фильмов удалось сделать это таким образом, что они прошли советскую цензуру, потому что сумели подчеркнуть, может быть, даже в спекулятивном отношении, тот компонент, который невозможно было отменить в советской культуре, а именно гуманистический.
Советская культура сама оказалась в западне своего гуманизма. Она все время утверждала, что она гуманистическая по сравнению с культурами западными, капиталистическими, по сравнению с другими тоталитаризмами. Она разыгрывала карту гуманизма, интернационализма, дружбы, хороших чувств и отношений. В отличие, например, от современной российской пропагандистской машины, которая бравирует отсутствием гуманистических чувств, гуманизма: мы вам сейчас покажем, чего стоит ваш гуманизм, – советская культура оказалась в этой ловушке, позволив появиться таким произведениям, как "Иваново детство" Тарковского.
Сергей Медведев: Как на все это смотреть сейчас, после Бучи и Мариуполя, после зверств российской армии в Украине? Можно ли в массовом восприятии всего этого гигантского текста военной культуры, военной памяти отделить путинскую Россию от того гуманистического опыта поколений, который суммировал страдания, жертвы людей?
Ян Левченко: Этот вопрос сейчас не имеет большого смысла, он будет иметь значение и сам поставит себя другими словами, когда закончится война в Украине, когда процесс переоценки советских ценностей приобретет завершенный характер. То есть завершатся те события, которые подталкивают к дополнительным рефлексиям и к перемене смысловых направлений. И тогда можно будет не только эмоционально, не только посыпая голову пеплом, реагировать на то, что люди, говорящие на русском языке, в той или иной степени несут ответственность за происходившее в Буче и Ирпене, но и думать, что делать с наследием, которое было тотально присвоено и дискредитировано нынешней российской пропагандой.
Эстоноязычное население совершенно индифферентно к Дню Победы
По российскому телевидению с огромным садомазохистским удовольствием демонстрируются лучшие советские фильмы в качестве подтверждения того, что происходящее сейчас легитимно. Этот зловещий перевертыш в том числе строится на том, чтобы замазывать, дискредитировать все то лучшее, что было сделано по пропагандистскому заказу гениальными художниками.
Сергей Медведев: Идет апроприация всей культуры, в том числе альтернативной: Ахматова, Цветаева "работают на СВО". Я помню, как первые дни после аннексии Крыма был Айвазовский, "Прощай, свободная стихия", Пушкин тоже "работал на дело аннексии Крыма". Получается, что вся русская культура шагает в ногу.
Ян Левченко: Такой эффект, конечно, абсурден, и возникнуть до конца он не может. Есть стремление сконструировать его, показать, что у нас в загашнике есть нечто такое, что оправдывает то, что мы сейчас творим, так как это наше наследие, мы – непосредственные его продолжатели. В действительности это примерно то же самое, что и цитаты из великих произведений русских классиков на советских школьных тетрадках: они соседствовали с матерными словами, которые по понятным причинам писали в этих тетрадках советские школьники, включая сидящего сейчас в этом эфире человека.
Сергей Медведев: Вы живете в Эстонии: как там сформировался канон отмечания этого дня: 8–9 мая, Дня Победы?
Ян Левченко: В обществе есть очень четкое и подчеркнутое разделение. Есть те, кто сознательно и последовательно отстаивают то, что святой день – это 9 мая, так как это память о советском, канонизированная в представлении многих русскоязычных граждан, не только жителей Эстонии с российскими паспортами, которые получили вид на жительство, но и граждан Эстонии, выросших в русских семьях. Это канонизировано сознательно и последовательно, как наследование тем идеалам, которые вдобавок еще очищены от современного российского пропагандистского компонента. Ведь если люди и потребляли российскую пропаганду, то на расстоянии, и они совершенно не понимают, что это вообще такое, как это работает, с чем сопряжено, какими жертвами даже для самого обычного обывателя в России это оборачивается.
Есть понимание, что и 1 мая – это праздник левацкий
Люди продолжают настаивать на том, что 9 мая нельзя трогать, что его трогают "наследники фашистов", те, кто воспевает дивизии Ваффен СС, которые якобы сражались за свободу Эстонии. На самом деле это не так, дивизии Ваффен СС были рекрутированы в конце войны нацистской армией в отсутствие кадровых войск. Кто-то, конечно, мог это использовать, кто-то пытался обманывать себя идеей, что мы воюем с большевиками, потом договоримся с немцами, они нам оставят оружие, и мы будем воевать за свою свободу и независимость. Но все прекрасно понимали, что это далекая от реальности конструкция, что это просто, условно, легион мобилизованных людей, по сути, те же "мобики".
Сергей Медведев: Это для русскоязычного населения, а что для большинства эстоноязычного населения, которое воспринимает все это как оккупацию?
Ян Левченко: Эстоноязычное население совершенно индифферентно к этому празднику. У него (у интеллигенции, разумеется) есть понимание, что День Победы, или день капитуляции нацистской Германии, – это важный праздник для европейских народов, например для Великобритании. Там 8 мая – день подписания капитуляции, потому что Великобритания воевала во время Второй мировой войны и США воевали, открывали второй фронт. В Нидерландах, в Норвегии было сопротивление. А в Эстонии была смена одной оккупации другой. Праздновать подписание капитуляции нацистской Германии, что принято более или менее во всем мире, который принимал участие в военных действиях, – это странно, и Эстония в лице эстонского народа, в данном случае потерявшего свою независимость, не сумевшего ее восстановить, не получившего такого исторического шанса, конечно, ничего не празднует.
Более того, есть понимание, что и 1 мая, с которого начинаются так называемые "майские каникулы", – это праздник левацкий, если говорить о европейской традиции, праздник, который, наверное, имеет смысл в Западной Европе с ее старыми традициями социальных протестов, а для Эстонии он не имеет смысла. Эстонцы позиционируют себя как крестьянский народ, которому глубоко чужды все эти "пролетарские штучки". Следовательно, народ, который состоит из тех, кого в советские годы называли кулаками или батраками, на них работавшими, – что им это 1 мая, что им 9 мая, что им вообще все эти майские праздники, городские удовольствия, заигрывание с идеологией?
Сергей Медведев: А языческих праздников нет?
Баланс национальных интересов и интересов общего дома требует постоянного обсуждения
Ян Левченко: Есть Вальпургиева ночь, с 30 апреля на 1 мая, – это действительно языческий праздник, но он был "перезагружен" студентами Тартуского университета в XIX веке. 30 апреля студенты этого университета традиционно берут власть в городе в свои руки, имитируя революцию.
Сергей Медведев: Теперь 9 мая как День Европы – 9 мая 1950 года, когда был принят план Шумана, который положил начало Европейскому объединению угля и стали, а затем всем этим институциям, ставшим европейскими сообществами, а затем превратившимся в Евросоюз, который мы сегодня знаем.
Хотелось бы поговорить о роли Европы, о ее судьбе в XXI веке, когда происходит война в Украине. Нет ли такого ощущения, что Европа и те ценности, которые закладывались в 1950-е годы на фоне той победы, сейчас размываются? Европа смотрит, как на ее пороге методично, ночь за ночью уничтожается европейская нация, однозначно сделавшая европейский выбор, и, в общем-то, бездеятельно стоит рядом.
Ян Левченко: К сожалению, Европа все время обнаруживала тенденцию к тому, чтобы находить хрупкий и часто очень сомнительный баланс между национальными интересами и принципами добрососедства. Та же ситуация в Дюнкерке в 1940 году, когда британские войска эвакуировались и спихивали с санитарных кораблей французов, которые цеплялись за английские корабли, умоляли забрать их на остров, потому что там была хоть какая-то гарантия безопасности. Это не говорит о том, что Европа состоит из каких-то недоброкачественных людей, которые только готовы транслировать громкие слова, но с делами у них не очень хорошо, – это говорит о сложности структуры Европы, о том, что баланс национальных интересов и интересов общего дома требует постоянного обсуждения.
Вопрос, который вы задали, напоминает о том, что принципиально устарела такая организация, как ООН, с ее уставом, с ее идеалами и представлениями о прекрасном, о том, какое будущее нужно приближать. В том виде, в котором ООН появилась после Второй мировой войны, она перестала работать. Что касается Совета Европы, Евросоюза, в целом экономических объединений, которые продолжают работать в Европе, то результаты этой работы для нас всех очевидны: мы путешествуем по безвизовому пространству, пользуемся единой валютой. Многие жалуются на европейскую бюрократию, но это единая европейская бюрократия с более-менее одинаковыми правилами игры, которая взаимно переводится из страны в страну, и это понятные правила игры. Можно осуществить транзакцию денег, вернуть долг своему товарищу в другой стране одним движением пальца на мобильном телефоне. Это большие достижения, которые необходимо не просто использовать по умолчанию, а понимать, что все это результат планомерной дискуссионной работы огромных групп людей, приложивших колоссальные усилия.
Европа, конечно, работает, защищает себя, пытается найти компромиссные решения. Ведь если она будет полностью выполнять все то, что от нее сейчас требует Украина… Никто не говорит, что она не должна этого требовать. Это страна, которая ведет кровопролитную войну, в которую она втянута помимо своей воли.
Сергей Медведев: Европа все-таки и сама осознавала, что ситуация напоминает положение перед Второй мировой войной. Европейское согласование интересов и нежелание провоцировать агрессора привело тогда к известным результатам, к Мюнхену и так далее. Сейчас повторяется тот же самый сценарий.
Европа защищает себя, пытается найти компромиссные решения
Ян Левченко: К сожалению, да. Я не идеализирую Европу. Европа создавалась на этапе условной Лиги Наций, затем перезагружалась после Второй мировой войны как мирное сообщество. Европа для мира, а не для войны, она не умеет воевать, она просто устарела для того, чтобы воевать: это старая цивилизация. Европа так реагирует на необходимость воевать: господи, боже мой, опять, опять, можно наконец-то без этого? Но история говорит, что нет, не получится. И с этим Европе очень сложно смириться, впустить в себя идею, что мир по умолчанию, мир как таковой – это совершенно не очевидная вещь.
Сергей Медведев: Европа оказалась не готова к XXI веку как к веку идентичности. Европа, мне кажется, не справляется с вызовом идентичности, в том числе с приходом мигрантов и с новым национализмом внутри самой Европы. Если посмотреть, что происходит в Венгрии, в Словакии, в Италии… Сейчас выборы в Европарламент, на улицах Праги много антиевропейских плакатов. А в Эстонии есть какой-то евроскептицизм, идея того, что все это было зря, волна нового правого популизма, которая захватывает Центральную Европу?
Ян Левченко: В Эстонии есть одна партия – Консервативная народная партия Эстонии – чисто популистская партия, которая разыгрывает национальную карту, но готова и сотрудничать с носителями русскоязычной идентичности, в том числе играть на их консервативных настроениях. Она не полностью отворачивается от русскоязычных людей, хочет эксплуатировать их протестную энергию, для того чтобы протестовать против нынешнего либерального порядка, который ей кажется разрушительным и тупиковым.
Правда, Европейский союз в этой партии не подвергается сомнению. Консенсус по вопросу о членстве в Евросоюзе является неприкосновенным. Все прекрасно понимают, что маленькие страны, которые в период между войнами получили оскорбительное обозначение "лимитрофов", страны, невольно выступающие разменной монетой с той или иной стороны, их могут использовать, перехватывать те или иные большие участники игры, и они просто вынуждены быть частью большего образования из соображений выживания.
Европа была основана на руинах фашизма и на обещании никогда не допустить повторения
Сергей Медведев: Сейчас в Эстонии растет чувство экзистенциальной угрозы в связи с войной?
Ян Левченко: Конечно, растет. Более того, это самая прямая материальная угроза, которая выражается в том, в частности, что люди отказываются от приобретения недвижимости, избавляются от нее. Сейчас началась тенденция к тому, чтобы уходить с эстонского рынка, во всяком случае придерживать свои инвестиционные аппетиты. Потому что то, что сейчас имеет место в исполнении Российской Федерации, которая разворачивает свои ракеты вдоль границы с Финляндией и так далее, не оставляет никаких иллюзий.
Сергей Медведев: Совпадение двух праздников: 9 мая как День Победы и 9 мая как День Европы – еще раз напоминает о том, что нынешняя Европа была основана на руинах фашизма и на обещании никогда больше не допустить повторения. Когда с другой стороны приходит страна, говорящая "можем повторить", видимо, Европе нужно снова переопределить себя.
