В возрасте 94 лет не стало Милана Кундеры. По постам в Рунете легко увидеть, насколько знаковым был этот писатель для русскоязычного культурного пространства.
Один из важнейших писателей в моей жизни. Длинная достойная жизнь, безупречная литературная судьба – сказать вслед особенно нечего. Жить в мире, где нет Кундеры, лично мне будет чуть труднее.
Читайте Кундеру. Сегодня. Там именно то что вы переживаете сейчас. Вот эти вибрации. Уехать – остаться. Родное – чужое. Виноват – неповинен. Слаб – беззащитен. Уехать и вернуться в слезах, постарев.
Предательство. Ложь. Донос. Рвущиеся связи……
Как мне робко хотелось лет 20 назад посмотреть на него.
Не довелось. Ну и слава богу…
Остался божеством, романистом номер один в моей жизни.
Чехия, спасибо.
Франция, простись с Миланом Кундерой за всех нас, кто любил его издалека.
Он настаивал, что частная жизнь художника публике не принадлежит, и действительно кажется, что в мир иной ушел Кундера-частный человек, а Кундера-писатель — он здесь, он никуда не делся, и это навсегда.
Список больших писателей, ушедших в мир иной без Нобелевской премии (список имени Хорхе Луиса Борхеса), пополнился.
Все говорят Нобель, Нобель, а вот Кундера сегодня умер без Нобеля. Но некоторые сами себе премия. И всем остальным.
умер Кундера -
- один из великих – и умевший сложное и тонкое облекать в простое, кажущееся едва ли не банальным для взгляда, ищущего внешней глубины -
- "после того как Кафка вышел за границу правдоподобия, она так навсегда и осталась открытой: без полиции, без таможни" ("Занавес", 2005)
Сначала хотел написать "последний европейский шестидесятник", но потом понял, что единственный европейский шестидесятник, кто превратил боль, ностальгию, щемящую свободу и еще более щемящее равенство в тему самого письма в каждой строчке. Здесь не из сюжета и афоризма росла проза, но проза разбрасывалась энергией темы сюжетами и афоризмами, и получалось новое бытие для всех нас.
Есть некоторое – небольшое – число книг, которые были моими учебниками писательского ремесла. Два таких произведения написаны Кундерой: «Невыносимая легкость бытия» и «Бессмертие». Мне есть за что благодарить сенсея. Добрая ему память.
А еще я подумал, какая все-таки огромная разница для европейского писателя ХХ века (да и для всякого человека) – по какую сторону Железного Занавеса ему довелось родиться.
Прожить девяносто с лишним лет – не бог весть какая редкость в наши дни. Но если человек родился и прожил свой век на Западе, это как правило одна и та же жизнь, пускай длинная.
А посмотрите на жизнь чеха Милана Кундеры.
Он начал писать стихи еще при немецкой оккупации. Первый раз был исключен из партии в 1950 году (только представьте себе!). Был одним из лиц «Пражской Весны». И так далее, и так далее.
Во второй своей половине это была сугубо писательская жизнь. В том смысле, что писатель Кундера для мира существовал, а человек Кундера – нет. Последние сорок лет он вел чрезвычайно замкнутый образ жизни. Известно было лишь, что он обитает в Париже – и всё. Никаких встреч ни с читателями, ни с прессой. Такой Сэлинджер-Пелевин. Во всех авторизованных биографических справках с предельной скупостью говорилось лишь: « Milan Kundera est né en Tchécoslovaquie. En 1975, il s'installe en France», и далее перечень книг. Помню, как мы в журнале «Иностранная литература» в начале девяностых вели переговоры о публикации романов, и на факсы отвечала только строгая Вера, жена и защитница писателя. Все ее боялись.
Один раз, лет пятнадцать назад, какой-то любитель сенсаций устроил скандал, ставший для старого Кундеры потрясением: обвинил писателя, что в ранней молодости тот был стукачом. Еще до того, как поклеп был опровергнут, куча писателей встали на защиту Милана. Мне тоже прислали возмущенное коллективное письмо на подпись, и я – с точно таким же возмущением – подписал. Потому что не мог быть убийцею создатель Ватикана! (И не был). Мне и доказательств было не нужно. Я читал книги Кундеры.
Знаете чем хороший писатель отличается от хорошего человека? Для хорошего писателя смерть – событие не первой важности. Писатель как был, так и остался.
Я знала о Кундере до того, как прочла первую его книгу. Нельзя было жить в Праге и не знать о Кундере. То есть можно было, но не с моими друзьями, хвала судьбе. Его вышвырнули из ФАМУ, из союза писателей, его пьесы были сняты с репертуаров театров, его книги и статьи были запрещены. Его следов в чешской культуре не должно было остаться. Я приехала в Прагу в 1978, его лишили чешского гражданства в 1979. в 1984-м вышла "Невыносимая легкость бытия" в Париже, в Галлимаре, если не ошибаюсь, в переводе на французский. Я прочла в переводе на английский. Несколькими годами позднее нашла оригинал Nesnesitelná lehkost bytí, изданный где-то в Канаде, кажется, мне хотелось прочесть в оригинале. В первый год в Париже, когда мне было ужасно криво и вообще не хотелось здесь быть, я время от времени говорила себе: зато здесь Кундера, и у тебя есть шанс случайно его встретить. Я знала, о чем хотела бы его спросить. Как может мужчина так точно понимать какие-то совершенно недоступные для мужчин, как мне казалось, нюансы про женщин? Если бы я ничего не знала о Кундере и прочла его книги, например только Невыносимую легкость и Бессмертие, то решила бы, что это псевдоним, под которым скрывается на самом деле женщина, писательница. И еще: как ему удалось остаться настолько чешским писателем, став, конечно, за годы жизни во Франции одним из самых узнаваемых и любимых европейских писателей? Открыла сегодня газеты: . L’écrivain tchèque est mort le 11 juillet, à l’âge de 94 ans. Чешский писатель умер 11 июля в возрасте 94 лет.
Я увидела его сидящим на скамейке в парке несколько лет назад. Он был один. Я уже знала, что он живет очень дискретной жизнью. И не подошла, не решаясь нарушить полуденный покой очень немолодого человека, без чьих книг не могу представить себя и своей жизни.
Мне почему-то было важно знать, что я живу с ним в одном городе. И ужасно плохо и грустно от мысли, что его в этом городе и в этом пространстве больше нет.
Ну конечно, 94 все-таки.
Но лично для меня это огромная потеря – я читала все его книги и не по одному разу: пишет он якобы совершенно прозрачно, но подспудно настолько сложно и интеллектуально, что иногда диву даешься. Простая форма, сложное разветвленное содержание.
"Невыносимая легкость бытия" построена как симфония, мотивы иные то появляются, то исчезают, всё закольцовывается, и за как бы неторопливым повествованием встает трагедия Чехословакии.
Огромный ум Кундеры, ясность мысли, этическая точность и просто, извините, умение писать – такое, кстати, редко встречается. Умные люди могут и перемудрить, часто кривляются (сами перед собой), пасут народы, становятся велеречивыми и пр. Его внешняя сухость, за которой кроется страшная трагедия потери родины, – это, на мой взгляд, и есть верный тон и стиль лит-ры 20 века. Без мелодраматизации – потому что и так тошно.
Мне кажется, при всем богатстве выбора именно он – один из тех, кто повлиял не только на мышление, но и на форму. Один из тех, у кого то и другое слиты воедино.
Очень жаль.
Один из главных людей, персон ХХ века.
"Людям не нужно прекрасное будущее. Им нужно великое прошлое". Это из "Необыкновенной лёгкости бытия" само по себе заслуживает Нобеля.
Кундера это прежде всего о критическом отношении к самому себе. Наверное поэтому там много народу его "не любит"
«Невыносимая легкость бытия» стала первой книгой Кундеры, попавшей мне в руки. Она была опубликована в «Иностранке», по-моему, в 1994 году. Обложку журнала помню до сих пор: какой-то сюрреалистический пейзаж с небом на три четверти, а на его голубом фоне – красная роза. Ужасная пошлость, в общем. Но роман потряс меня так, что я, как минимум, неделю не могла говорить ни о чем другом. А потом начала просветительскую деятельность: буквально насильно впихивала «Иностранку» всем своим друзьям и заставляла прочитать. Не отказался никто. После этого вся наша тусовка, состоящая большей частью, из студентов-филологов, какое-то время ходила с обалдевшим видом, а любой разговор в какой-то момент соскальзывал в обсуждение гениальности «Невыносимой лёгкости бытия». В итоге «Иностранка» была зачитана так, что обложка почти отвалилась, а страницы начали выпадать. Когда она в очередной раз вернулась ко мне, едва живая, я решила, что все кому было нужно, роман уже прочитали, и начала перечитывать его сама. Один раз, два, три.. Не знаю, сколько. Много. И несколько лет искала по комиссионкам котелок – такой же, как у Сабины (не нашла).
Позже у меня появилась книга. А еще позже – все остальные книги Кундеры. Я читала все до единой. Но ни одна не потрясла меня так, как «Невыносимая лёгкость бытия». Интересно, что когда я посмотрела фильм, он мне совершенно не понравился: я была ужасно, ужасно разочарована. А книга до сих пор – одна из самых любимых.
Последние полтора года живу с романом "Невыносимая легкость бытия". Точнее, В романе. Чтобы не раскиснуть, запретила себе его перечитывать. Но память подвела: оказалась крепкой. Каждый день я перелистывала роман мысленно, прикидывая, в каком я сейчас примерно эпизоде и далеко ли до финала. Чаще других представляла три картинки: 1) Тереза идет в общественную купальню осенью 1968го. И понимает, что жители города, вернее, жительницы, необратимо изменились. И ей нестерпимо неприятно находится с ними вместе. 2)Тереза, не вынеся месяцы в эмиграции, едет домой – из Швейцарии в Чехословакию. Едет много часов в прокуренном поезде, у ее ног сидит ее собака. Тереза замучена, она едет и понимает, что это билет в один конец. Но она едет. 3)давно отстраненный от работы, "неблагонадежный" хирург вынужден усыпить свою больную раком собаку. Его жена Тереза держит собаку за лапу. Гладит ее и обещает, что "Там" псина наверняка встретит много овечек. И будет всласть гоняться с ними по деревенским холмам.
А в каком эпизоде "Невыносимой легкости" живете вы?
Умер Милан Кундера. Я на самом деле не такой уж знаток современной классики, вот и «Невыносимую легкость бытия» я не читал, и даже фильм не смотрел. Только слышал, что книгу почему-то принято ругать, она, дескать, «фальшивая» и «скучная». Не знаю, честно; но несколько лет назад я чисто случайно прочел «Вальс на прощание» (ее мне подсунул знакомый психиатр, буркнув что-то вроде «неплохо пишет») – и я листал ее поначалу осторожно, с недоверием (не мог понять, зачем я читаю НЕ детектив), а потом она меня как-то незаметно затянула…
В общем, теперь мне жаль, что Кундера умер – даже при том, что я был до сегодняшнего дня уверен, что он умер уже давно. «Вальс на прощание» – удивительно нежная, легкая и какая-то осенняя книга, с налетом даже некой мистики. «Мне грустно и легко, печаль моя светла» – вот такой этот «Вальс на прощание».
Я посмотрел – Кундера ее написал, похоже, в тот период, когда принимал трудное решение – эмигрировать из своей Чехословакии на Запад после «Пражской весны», то есть в реальности – после повторной и более плотной оккупации своей страны Советами. Кундера, как известно, эмигрировал во Францию и даже стал писать свои последующие произведения сразу по-французски, обрел там вполне европейскую славу, а в экранизации его «Легкости» потом снимались выдающиеся актеры мирового кино – оскароносный Дениэл Дэй-Льюис, Жюльет Бинош, Дэниэль Ольбрыхский… В общем, абсорбировался на редкость успешно – но по «Вальсу» понятно, как тяжело ему было уезжать в никуда из своей собственной страны.
При том, что и оставаться в ней он уже физически не мог. Вот это ощущение человека, который медлит покинуть свой на глазах рассыпающийся и сгнивающий дом – то, из которого состоит «Вальс на прощанье». При том, что в книге нет ни слова ни о советских, ни об оккупации, ни о Пражской весне – вообще ни о чем таком. Никакой политики. Там куча разных персонажей, все тихо и необратимо несчастны, над всеми рок увядания. Я ж говорю – осенняя вещь.
По «Вальсу на прощанье», наверно, можно изучать, что такое «мастерство писателя». Это такой «анти-детектив», там очень простой «никакой» сюжет, и главное, что держит и не дает оторваться – то, как строится текст: автор уж очень хорош. Он и остроумный, и тонкий, и наблюдательный, где-то притормаживает, где-то интригует… Хотя вру, конечно: на самом деле сюжет-то довольно заковыристый, просто то, КАК рассказано, все равно сильнее того, О ЧЕМ идет речь.
Не мог проникнуться Кундерой, пока не прочитал случайно «Шутку». Немного коммерческий пафос «Невыносимой легкости бытия», которую, в свою очередь, невыносимо истрепала восторженная молодежь больших городов моего поколения, был вполне адекватно переложен в экранизацию с Бинош и Льюисом. Видимо, она оттого и не понравилась Кундере, что предъявила ему разоблачение его обманчивого стремления к простоте. Оно настойчиво проявлялась в отсылках к Толстому начиная с псевдофилософских размышлизмов и заканчивая собакой по кличке «Каренин».
А вот «Шутка» – затейливая, это настоящая литература Восточной Европы, почти такая же крутая, как Грабал, если брать земляков. Мне кажется, что Кундера – великий не великий, а подлинный и неспешный (да, пошлая аллюзия) писатель XX века. Реально последняя его материя. Теперь осталась только память. Его телесная связь с временем и отказ продавать себя в духе Сэлинджера лично меня завораживает.
И он особенно крут, что не вернулся, стал французским писателем, прямо как Набоков какой-то, и сумел до конца выдержать стиль. Не хер бежать на родину, как только там забрезжило, если провел за границей столько лет. Европеец свободен, он потому и европеец, что космополит. RIP.
Его "Невыносимая легкость бытия" всегда вызывала во мне боль и слёзы, потому что показывала неизбывную трагичность нашего мира, отчаяние эмиграции и невозможность свободной любви...
Он кое что знал о Западе, если бы его много читали в Украине то у нас не было бы иллюзий.
Мне ужасно нравится текст открытки, которую послал своей девушке герой его романа "Шутка": "Оптимизм – опиум для народа. От здорового духа несет тупостью." Там еще про Троцкого – но это не важно.
Важно то, что роман он написал в начале 60-ых годов, а славные чехи сняли по нему фильм и он даже шел там в кинотеатрах.
Ситуация совершенно невозможная в наших местах, мы слишком серьезны и хотим быть оптимистами, потому что если увидим нынешнюю реальность Европы и Украины – то возможно не сможем больше ни читать ни писать.
Особенно когда Милана Кундеры больше нет.
Кундера вообще довольно критически относился к себе, чехам вообще, женщинам (кундеровская андроцентричность делает его неудобным для современной литературы, в которой феминизм давно является мейнстримом), детям (Кундера не имел детей, вкладывая в уста своим героям свою собственную позицию).
В полемике с Гавелом, Кундера настаивал на том, что отличительной чертой чехов в вопросе своей идентичности и сохранения себя как "малого народа, зажатого между двух львов — немецкого и русского" является не патриотический фанатизм, а критицизм и рефлексия, в том числе критическое отношение к самим себе. В рамках чешской гуманистической традиции, задолго до Французской революции, были сформулированы равенство наций и права всех людей. Ян Гус был предтечей Лютера и Кальвина. А Йиржи с Подебрад в своей идее всеевропейского христианского союза был предшественников Иммануила Канта, с его идеей "вечного мира". В этом заключена česká otázka и состоит český uděl.
Скептически Кундера подходил и к идеи простого растворения в западном мире, восприятия Запада как своего рода "империя нормальности", в чем его позиция также расходилась с гавеловской. "Кундера уехал за рубеж и стал писателем, Гавел, выйдя из тюрьмы стал президентом". Эмиграция дает позиция отстраненности, порой очень важную для понимания собственной страны.
Сам Кундера, в бегстве от наступающей русской империи, калечащей чешскую действительность, предпочел Францию, то есть бывшую империю, пусть и другую. Мне, парадоксальным образом, произведения Кундеры помогли убедиться в том, что я хочу уехать из империи в малую страну, и Чехия на эту роль подходит лучше всех прочих. В этом смысле я, конечно, анти-Бродский, менять одну империю на другую мне представляется крайне сомнительной затеей.
Имя Кундеры — рядом с Набоковым, Джойсом, Маркесом, Кафкой, Кортасаром…
Лучше него редко кто исследовал философский смысл и закономерность эмиграции: обратного пути просто нет. Искать его и думать, что вернешься — это перестать жить.
«Он мечтал выйти вон из своей жизни, как выходят из квартиры на улицу» (НЛБ)- это не о смерти, это о свободе.
Он не вернулся в Чехию и, хотя чешское гражданство ему возвратили (только!) в 2019 году, считал себя французским писателем. Домом его, по собственному признанию, была Франция.
В 2019 году Кундера, вместе с Салманом Рушди, Орханом Памуком, Светланой Алексиевич и другими писателями, подписал открытое письмо с таким призывом:
«Европу атакуют лжепророки, опьяненные чувством обиды и бредящие возможностью оказаться в центре внимания. Она покинута двумя величайшими союзниками, которые в течение прошлого века дважды спасали ее от самоубийства: одним—по ту сторону Канала (Британией) и другим, который находится на другой стороне Атлантики (США). Континент (Европа) уязвим для все более наглого вмешательства со стороны хозяина Кремля.»
Европа не услышала.
Вернее, услышала слишком поздно…
«Даже собственная боль не столь тяжела, как боль сочувствия к кому-то, боль за кого-то, ради кого-то, боль, многажды помноженная фантазией, продолженная сотней отголосков.» (НЛБ)
Великого Кундеры больше нет.
Великий Кундера уже навсегда.
