Иван Толстой: Револьт Иванович Пименов. Какое революционное имя-отчество, не правда ли Андрей?
Андрей Гаврилов: Скорее имя.
Иван Толстой: Когда вы узнали о человеке с таким незабываемым именем?
Андрей Гаврилов: Я узнал о нем опосредованно, когда начал интересоваться биографией Андрея Сахарова, поскольку Сахаров был фигурой, мимо которой просто даже любопытствующий, не то, что интересующийся подросток не мог пройти. И вот когда я начал читать о нем, я прочел, что он был на процессе, в частности, Револьта Пименова, куда его пустили, а никого из сопровождавших его лиц (я еще тогда не знал фамилию Чалидзе) не допустили.
Иван Толстой: Фонтанирующий человек в любой области, за которую он брался. И математик, и самиздатчик, и публицист, и историк, и революционер, подпольщик и авантюрист, как говорят очень многие. Это человек, который запустил в самиздат речь Хрущева на ХХ съезде КПСС с собственным комментарием, разослал депутатам Верховного Совета десятки писем протеста против антипольской кампании в центральной печати, ораторствовал на студенческих митингах в университетских аудиториях 1956 года, писал историко-публицистические статьи. После подавления Будапешта Пименов собрал вокруг себя несколько подпольных или полуподпольных студенческих групп, вместе они составляли листовки. Выпустили 6 номеров самиздатского информационного бюллетеня.
В результате, первый его арест – март 1957 года. Но нужно сказать все-таки несколько слов не только о творческой его биографии, но и о житейской.
Револьт Иванович родился в 1931 году в Новочеркасске, а скончался в декабре 1990 года в Берлине, но не потому, что эмигрировал, а потому, что медицинская судьба привела его в столицу Германии. Он учился в средней школе в Ленинграде, был исключен, потом принят назад, правда, уже в другую, выступал в защиту ученических прав. В результате крупного скандала был вынужден сменить среднее учебное заведение. Затем поступил на дневное отделение математико-механического факультета, Матмех (в Ленинграде он так называется, а в Москве – Мехмат) Ленинградского университета, которое он окончил в 1954 году по кафедре геометрии. Но за время учебы он изучил, помимо математики и физики, еще и философию, историю, европейские языки, а также китайский, арабский и несколько древних. Он кандидат физико-математических наук с 1965 года, в 1969 защитил докторскую по теме "Пространство кинематического типа".
Вообще все, что связано с научными работами Пименова, – это полная энигма для гуманитарного человека, темное пространство. Но в связи с арестом этот докторский диплом был им получен только в конце 1988 года, потому что Пименов отбывал наказание дважды: один раз страшное, лагерное, а другой раз – ссылку в Сыктывкаре.
Андрей Гаврилов: Можно я прокомментирую некоторыми подробностями биографический путь нашего героя? Есть некоторые детали, мимо которых пройти было бы не совсем правильно. В свое время, когда он еще учился в университете, наша геополитика привела к тому, что был конфликт с Югославией, и именно поэтому студент Пименов решил, что, наверное, наш вождь и отец не так уж мудро ведет эту политику. Нет, на него не было доноса, но одна девушка его спросила: "Разве с такими мыслями ты можешь быть комсомольцем?" И Револьт Пименов с ней согласился. Он решил, что, да, комсомольцем быть не может и подал заявление о выходе из членов ВЛКСМ.
Когда следователи или врачи прочли рассказ Горького, они решили, что он точно безумен
Посмотрите, в какие годы был конфликт с Югославией – тогда это не было даже воспринято как диссидентство, это было воспринято как сошествие с ума. Поэтому его отправили в психиатрическую клинику. Тем более, что при аресте у него обнаружили переписанную от руки какую-то бумагу, длинное повествование чего-то. Там не было написано, что это рассказ Максима Горького "Человек". Там просто не было имени автора. Когда следователи или врачи прочли рассказ Горького, они решили, что он точно безумен, поэтому он сидел в психушке. Правда, недолго, его выпустили вскоре, но потом все равно исключили из университета за проступок с гениальной формулировкой: "За крайний индивидуализм, выразившийся в изучении китайского языка на лекции по марксизму".
Мне представляется, что если собирать советские, а теперь даже некоторые российские формулировки отдельной книгой, то, как принято говорить, потомки не поверят. А дело в том, что действительно на лекции он с одной девушкой переписывался на китайском языке. И это бы ему сошло с рук, но его попросили клятвенно обещать, что больше он так поступать не будет. Револьт Пименов решил, что надо все предоставить судьбе, он вытащил монетку, сказал, что если будет орел, он даст такое обещание, а если решка, не даст. Выпала решка. И отец, по воспоминаниям сына Револьта Пименова, которого тоже зовут Револьт, просто развел руками: "Ну, что поделать, я рад бы вам дать такое обещание, но судьба распорядилась по-другому". Вот такой был студенческий путь нашего героя.
Иван Толстой: Да, конечно, все в Револьте Ивановиче было поразительно, удивительно, иногда смешно, иногда жутко. Я не помню, когда впервые услышал это имя, но когда увидел его на письме, во мне что-то взыграло, я кинулся читать, тем более, что текст назывался страшно интересно – "Как я искал шпиона Рейли". Этот текст ходил в самиздате, это довольно большой очерк, 50 или 80 машинописных страниц. И в этом тексте Пименов как всегда был резко оригинален, противоречил всем существующим выработанным теориям к тому времени, опровергал то, что вроде бы было не опровергаемо. А пользовался он, прежде всего, источниками советскими, никакими не архивными. Он смог найти внутренние противоречия, опроверг сказанное и вывел свою собственную теорию. Но у нас с вами, благодаря архиву Радио Свобода, есть замечательная возможность послушать некоторые старые записи о Пименове. И вот в одной из передач 1972 года рассказывалось и о его судьбе, и о содержании этой статьи или историко-сатирического, историко-иронического очерка.
Запись из архива Радио Свобода, из программы "Новости самиздата" от апреля 1972 года.
Диктор: Получено исследование Револьта Ивановича Пименова под названием "Как я искал шпона Рейли". Пименов, в прошлом сотрудник ленинградского отделения Математического института имени Стеклова, в октябре 1970 года был осужден по статье 190 параграф 1 УК РСФСР, то есть "за распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский общественный и государственный строй". В качестве доказательства приводилась статья Пименова по поводу речи Хрущева. Кроме того, Пименова обвиняли в распространении самиздата, в частности, "Хроники текущих событий № 5", работы Джиласа "Русская революция вырождается в империализм" и других. За это он был приговорен к пяти годам ссылки.
В своей работе "Как я искал шпиона Рейли" Пименов, опираясь исключительно на советские источники, делает вывод, что знаменитый шпион Рейли в действительности был советским разведчиком, расстрелянным в подвалах ЧК в период первых чисток. Имея доступ только к советским источникам, таким как роман Льва Никулина "Мертвая зыбь" или журнал "Пограничник", Пименов заметил в них целый ряд противоречий хронологического и логического порядка. Никулин в своей книге пишет, что Рейли был арестован при переходе советской границы 28 сентября 1925 года, в конце октября он согласился раскрыть всю сеть английской агентуры, но 5 ноября, то есть всего лишь через несколько дней после этого, его поспешно расстреляли. Зачем?
Ответ был прост: Рейли не был ни английским разведчиком, ни англичанином
Кроме того, в книге Минаева "Подрывная деятельность иностранных разведок в СССР" Пименов прочел, что Рейли был заброшен в Советский Союз в 1925 году, но арестован и расстрелян через два года, в 1927 году. При этом, пишет Минаев, Рейли сумел пробраться в органы ЧК под видом уроженца России товарища Реллинского. Вот тогда, замечает Пименов, ему стала ясна загадка, почему имя Рейли не фигурирует в Британской энциклопедии, ведь через 30 лет в Англии рассекречиваются любые материалы. Ответ был прост: Рейли не был ни английским разведчиком, ни англичанином. В действительности, это был житель Одессы по фамилии Розенблюм-Реллинский, советский чекист, лишь выдававший себя за английского шпиона.
Андрей Гаврилов: Иван, вы заговорили о парадоксальности мышления Револьта Пименова, а я хочу сделать шаг назад и довести до конца историю его университетского образования. Я оборвал повествование на том, что он был исключен. Дело в том, что когда он стал интересоваться, почему он все-таки был исключен, что же это за такой "крайний индивидуализм", ему сказали, что это было сделано в связи с уставом университета. Что же сделал Револьт Иванович Пименов? Он пошел в библиотеку и нашел устав, который не обновлялся с дореволюционного времени. И там не было ни слова про крайний индивидуализм. Тогда он написал в ректорат письмо, приложив необходимые документы и выдержки из этого устава, и попросил: назовите параграф устава, если вдруг я его пропустил. Ему, естественно, ответить не смогли и именно так ему удалось окончить университет.
Когда мы говорим о Револьте Пименове, у меня есть одна загадка, которую я не думаю, что мы сейчас с вами можем разрешить, но, может, кто-нибудь из наших слушателей может нас просветить. Дело в том, что в одной из биографий Револьта Пименова написано, что в 1956-57 году он сочиняет брошюру "Правда о Венгрии", причем "Правда" с большой буквы и все это в кавычках. У меня на полке стоит брошюра "Правда о Венгрии" изданная "Посевом" в том самом году, где нет ни слова об авторстве, не упоминается, что эта рукопись к нам пришла из-за железного занавеса, – ничего. Есть просто брошюра с таким же названием. И мне стало очень интересно – это та самая брошюра, к которой приложил руку Пименов, или это случайное совпадение названий? Вам не попадалась никакая информация об этом?
Иван Толстой: Нет, увы.
Андрей Гаврилов: Будем надеяться на наших слушателей.
Иван Толстой: Я хотел, Андрей, остановиться на одном эпизоде лагерной истории Револьта Пименова, которая, конечно, не может не удивлять и не располагать к этому человеку. Дело в том, что, находясь в лагере, Револьт Иванович написал не одну работу, а целый рад научных работ. У него и в тюрьме была возможность пользоваться библиотекой и писать, и в годы заключения в самом лагере. И вот он послал эту работу, по рукам через знакомых, она дошла до самых разных читателей, получила всевозможные отклики. Я назову имена тех людей, которые ее хвалили: это и академик Виноградов, и академик Конрад, и кандидат тогда филологических наук Вячеслав Всеволодович Иванов, Кома Иванов знаменитый. Но вот что присовокупили к подписанному в 1962 году отзыву два других ученых – академик Владимир Иванович Смирнов, знаменитый ленинградский математик, и член-корреспондент Александров, в то время ректор Ленинградского университета.
"Заключенный Пименов ... продолжал работу в области математики. Представленные рукописи Р.И. Пименова содержат более 50 научных заметок, подробных статей, а также рецензий на изученные книги. Подавляющая часть, более 40 рукописей, написана после ареста.
Исследования Р.И. Пименова относятся к двум направлениям – во-первых, к основаниям геометрии, их связям с космологией и теоретической физикой, во-вторых, к математической лингвистике и, отчасти, к приложениям математики в экономических и биологических науках. Мы ограничимся здесь отзывом о работах первого направления.
Рукописи Р.И. Пименова свидетельствуют, что за последние годы их автор упорно работал и вырос как специалист. Нам представляется, что серьезность научных исследований Р.И. Пименова и характер его работы за последние годы делают весьма целесообразным возбуждение ходатайства об амнистии с тем, чтобы Р.И. Пименов получил возможность в обществе завершить, опубликовать и продолжить свои научные работы".
Срок Пименову был сокращен на четыре года, вместо десяти он вышел через шесть лет, в 1963 году. Правда, с испытательным трехлетним сроком. За это время он, наверное, самые первые годы уклонялся от "девиантного" поведения, а затем Револьт Иванович взялся за свое и вот тогда-то он написал статью "Как я искал шпиона Рейли", и, самое главное, свои антигосударственные работы, в которых он разоблачал советскую власть, ее теорию и практику.
Андрей Гаврилов: Надо сказать, что на самом деле весы просто качнулись немножко в другую сторону. Потому что когда Револьт Иванович получил свой первый приговор, он был отменен вскоре в связи с излишней мягкостью – вместо четырех или пяти лет, которые дал суд, ему и его подельникам влепили по десять лет. Это к тому, что как иногда странно и абсолютно непредсказуемо поворачивается судьба человека. Я уже сказал в самом начале, что имя Револьта Пименова я узнал в связи с тем, что прочел, как академик Сахаров поехал на суд в Калуге, это 1970 год. И хочу привести воспоминания Ирины Кристи, которые приведены в книге Глеба Морева "Диссиденты".
"Поскольку суд над Пименовым был в Калуге, мы понимали, что придется туда поехать и далеко не все отважились поехать туда. Я с Револьтом просто дружила и для меня всегда были важны личные связи. Мы все приехали, и нас, конечно, никто не пустил, и никого не пустили. А Сахарова все-таки пустили. А в Калуге в суде был еще узкий коридорчик и Револьта вели прямо мимо нас. Для нас это был подарок, что он нас видел, мы могли его ударить по плечу. И он потом рассказывал, что для него это была колоссальная поддержка".
Поэт Юрий Айхенвальд написал поэму "Листопад в Калуге"
Очень многие наши герои, я думаю, Иван, вы вспомните, говорили о том, что присутствие, пусть зачастую даже незримое, друзей, близких людей, их поддержка из-за залов суда очень часто оказывалась моральным подспорьем. Это очень важно было тогда и, я думаю, это очень важно всегда – проявлять поддержку, сочувствие, являясь на какие-то судебные процессы, делая то, что, по большому счету, ни к каким неприятностям никого привести не может. По крайней мере, мы на это надеемся. Насчет калужского процесса есть еще одно очень интересное воспоминание. Поэт Юрий Айхенвальд написал поэму "Листопад в Калуге". Эта поэма предварена таким его вступлением:
"В октябре 70-го года я был на процессе в Калуге. Математика Револьта Пименова и актера, студента последнего курса ленинградского Института театрального искусства Бориса Вайля судили за самиздат. Суд происходил в бывшем губернаторском доме, наверху, где были господские покои. В первую очередь наверх пускали почетных гостей – добротно одетых людей в велюровых штанах разного цвета. Для друзей обвиняемого, москвичей и ленинградцев, наверху места не хватило. Мы топтались в прежней людской. Я предполагал быть свидетелем и приехал на процесс по просьбе одного из подсудимых, однако меня так и не вызвали".
Поэма Юрия Айхенвальда заканчивается такими истоками:
Когда страна лежит во тьме, я имени ее не знаю,
Не узнаю, не понимаю, но память ясно светит мне.
Мы вместе – мертвые, живые, пускай имен простынет след,
Не только в нас живет Россия, но против нас России нет.
А только тюрьмы и потемки.
"Посвящаю Револьту Пименову и Борису Вайлю, а также тем, кто захочет принять это посвящение".
Иван Толстой: Я скажу еще несколько слов в хронологическое продолжение того, о чем вы сейчас рассказали. Очень впечатляют сегодня, звучат металлом строчки Юрий Айхенвальда. В 1970-80-е годы Пименов принимал активное участие в правозащитной деятельности – собирал и передавал материалы в "Хронику текущих событий" и в "Вести из СССР", писал рецензии для самиздатского реферативного журнала "Сумма", в том числе под псевдонимом Л. Нестор. В конце 1970-х – начале 1980-х активно сотрудничал с редакцией неподцензурного исторического альманаха "Память", который на машинке выходил в Советском Союзе, а в печатном варианте, тиражированно – в Париже. В этой "Памяти", в частности, напечатан очерк "Как я ловил шпиона Рейли" и были опубликованы фрагменты воспоминаний Пименова.
После своего освобождения из ссылки Револьт Пименов остался в Сыктывкаре и работал там в Коми филиале Академии наук СССР, затем в Коми научном центре Уральского отделения Академии наук, занимал должности от младшего до ведущего научного сотрудника. И не возвращался в Москву, хотя, по-видимому, имел такую возможность.
Андрей Гаврилов: О том, что происходило в Сыктывкаре, свидетельствует и поэт Юрий Кублановский в его рецензии на книгу Револьта Пименова "Происхождение современной власти". Он вспоминает, что однажды в Сыктывкаре был сильный мороз, градусов за сорок, и жена Револьта Пименова Елена предположила, что в университет идти читать лекцию не стоит, уже темно, зверски холодно, скользко. Но люди пришли – слушатели, преподаватели, студенты, рабочие, представители самых разных учреждений со всех концов города стекались на лекции Револьта Пименова. Вот это признание жителей своего города, может быть, и было одной из причин, почему Револьт Пименов остался в Сыктывкаре. Хотя вряд ли это была единственная причина.
Иван Толстой: Про Пименова надо сказать, что закончил свои дни он депутатам Верховного Совета России, и это тоже часть общей иронии истории. А скончался, как мы говорили, в Берлине, куда поехал на лечение.
Андрей Гаврилов: Мне представляется, что ирония судьбы не в том, что он закончил свои дни как депутат Верховного Совета, а то, что он успел подготовить Декларацию прав гражданина Российской Федерации, это один из тех документов, на основании которого писалась новая Конституция России, но реабилитирован он был 26 июня 1991 года, через полгода после своей кончины. Он уже был депутатом, он уже был признанным авторитетом, он выступал по телевидению, он участвовал в политических митингах, уже не боясь арестов, уже почти в новое время, и при этом он не был реабилитирован.
Иван Толстой: Андрей, мы, как правило, включаем в наши программы какое-то музыкальное произведение, которое, по тем или иным причинам, можно счесть панданом к нашей теме. А что бы мы исполнили сегодня?
Андрей Гаврилов: Здесь я хочу предложить фрагмент одного музыкального произведения, которое не просто звучит в пандан. Дело в том, что я написал письмо сыну Револьта Ивановича с вопросом, какую музыку любил его отец, и я очень признателен Револьту Револьтовичу за то, что, хотя письмо я отправил ему бессовестно поздней ночью, я, тем не менее, получил ответ, где он написал, что отец любил слушать ораторию Баха "Страсти по Матфею". И вот фрагментом из знаменитой арии из этой оратории мы и можем закончить сегодняшнюю программу.
