Сегодня наша гостья – журналист, сотрудник Zimin Foundation Александра Ливергант, которая расскажет о Ереване.
Почему Ереван?
Это был случайный выбор, совершенно не отпускной. Попались хорошие билеты, а я, к своему стыду, никогда до этого не была в Ереване. Когда стало ясно, что нужно быстро уезжать, я поехала в Ереван, сняла квартиру на десять дней с двумя чемоданами и стала думать, что делать дальше. Я думала: или Тбилиси, или Израиль, или что? Нужно было где-то приземлиться и подумать, что делать дальше. Я приехала сюда в марте 2022 года, была отвратительная погода, совершенно нехарактерная для Еревана: сыро, холодно, мокрый снег... В горах, конечно, бывает снег, но в Ереване он очень быстро тает.
Нужно было где-то приземлиться и подумать, что делать дальше
Я приехала, немножко осмотрелась и подумала, что, наверное, здесь и останусь, потому что было какое-то принятие буквально на уровне хозяев квартиры. Ты в незнакомом городе, со свернутой на сторону головой, а человек тебя встречает и говорит: "Я вас отведу сейчас в обменный пункт, вы же не ориентируетесь. Помогу с тем, с этим…" Хозяин мог этого не делать, но почему-то сделал. В такой момент все проявления человеческого тепла ты собираешь в корзинку и носишь с собой. Вот эта корзинка у меня очень быстро набралась, и я поняла, что это мне нужно сейчас как место, которое как-то восстановит меня для жизни. Живу здесь уже третий год.
Интеграция
– Легко ли там вписаться, интегрироваться, почувствовать себя своим?
– Нет. Мне кажется, это нигде не легко. Но здесь есть преимущество: очень многие говорят по-русски, это не воспринимается в штыки. Мои друзья, которые учили армянский, пытались говорить на нем в магазинах, а им отвечали: "Да ладно, что вы мучаетесь, давайте по-русски!" Это большое преимущество при интеграции.
Но, как и во многих других странах, здесь очень закрытое общество, они с трудом принимают чужих, и это совершенно понятно. Для того чтобы вписаться, интегрироваться, нужно сделать какие-то усилия, что тоже естественно. Другое дело, что такое принятие на первой стадии дает тебе мягкий вход, а дальше уже – как пойдет.
– Есть какая-то русская община, она держится вместе или русские достаточно разобщены?
Здесь есть преимущество: очень многие говорят по-русски
– Тут изначально было несколько совершенно разных групп. Например, было большое IT-сообщество. Перевозили компанию, как грибницу: брали целиком и перевозили сюда, домочадцев тоже брали. Людям не нужно было никуда вливаться, потому что их жизнь происходила примерно так же, как они привыкли, только в другом городе. Наверное, большая часть этих людей сейчас из Еревана уехала, потому что компании увозят своих сотрудников дальше.
Другая часть – это люди творческие, журналисты, работники фондов. Эта группа держится более-менее вместе, разобщенности нет. Просто по мере жизни все больше начинают заниматься своими делами, поэтому уже нет такого слияния, как раньше, когда ты тратил все время на то, чтобы греться об своих. Потихонечку привык и уже можешь немножко уходить в отдельное плавание.
– Много антивоенных, антипутинских единомышленников?
– Полно. Казалось, что основная антипутинская эмиграция в Тбилиси, а здесь как будто бы нет. Но на самом деле здесь очень много людей антивоенных, антипутинских взглядов. И здесь для нас нет притеснения по этой линии. Армения, например, за все это время никого ни разу не выдала в Россию. Или как Грузия задерживает на границе, не пускает к себе людей – здесь тоже такого нет. Вопреки общественному представлению о том, что Армения лежит под Россией, все делает по ее указке, на самом деле оказывается, что Армения ведет себя вполне самостоятельно.
Отношение к России
Здесь очень много людей антивоенных, антипутинских взглядов
Россия не выполнила своих обещаний по поводу гарантий, касающихся Карабаха. Это очень серьезная проблема. Российские миротворцы просто устранились, никак не помогли. Смотреть на стотысячный исход было страшно: эти груженые машины, которые несколько суток выезжают из своих мест…
Конечно, отношение от этого лучше не стало. Но здесь умудряются разделять отношение к России как к стране, которая их буквально подвела, и отношение к людям, которые приехали из России и здесь живут. Да, бывают случаи, когда на нас наезжают, бывает, что нами недовольны, но это нормально абсолютно, это бывает при совместной жизни. Однако я категорически не могу сказать, что на нас повесили всю вину за то, что русские не заступились за Арцах.
– То есть Россия все равно видится как некая большая сила, которая является союзником Армении на протяжении веков? Вообще, Москва как точка притяжения. Сколько армян в Москве!
Мы меняемся под влиянием жизни в Армении, и Армения меняется под нашим влиянием
– Тут дело не только в России, но и в том, что армянская диаспора вообще огромна: в Америке, во Франции, в России. Армян за пределами страны больше, чем внутри страны: это уникальная ситуация! Кроме того, здесь много всяких экономических вещей, потому что многие предприятия в Армении принадлежат России. Конечно, невозможно взять и разорвать все контакты. Но, например, этим летом выставили из аэропорта Еревана русских эфэсбэшников, которые всегда там сидели. Происходят какие-то движения в сторону обособления.
Ереван и война в Украине
Здесь нет такой кардинальной поддержки Украины, как, например, в той же Грузии, потому что Украина – союзник Азербайджана. Точно так же здесь нет идеального отношения к Израилю, потому что Израиль поставлял оружие Азербайджану. Есть общее сочувствие тому, что гибнут люди, но то, что Украина и Израиль были на стороне Азербайджана, никто забывать не собирается.
– Украинских флагов нет на улицах, на домах?
– Нет и не было, даже в марте 2022 года, в отличие от Тбилиси, где до сих пор и граффити, и флаги. Но здесь никогда не было и отрицательного отношения к русским, как в Тбилиси, когда нельзя было говорить по-русски, надо переходить на английский. Иногда я вступаю в разговоры с таксистами, но, как правило, не могу сохранять нейтралитет. Бывало, что я наталкивалась на непонимание моего неприятия режима, Путина и так далее. Тут есть люди, которые его поддерживают.
Я не могу сказать, что здесь это очень распространено, скорее есть люди, которые считают то, что он делает, правильным, и есть люди, которые считают то, что он делает, неправильным. На самом деле единственное, что по-настоящему волнует людей, живущих здесь, – это то, что будет с ними и с этой землей. Путин волнует их только в том контексте, как он себя поведет, сможет ли как-то забороть Алиева, сочтет ли нужным защитить Армению.
Взаимодействие культур
– Для меня Армения воспринимается через Белого, Мандельштама, Битова – это вообще базовый текст: "Уроки Армении". Тот же Пушкин – "Путешествие в Арзрум". На тебя это как-то повлияло, ты иначе это перечитываешь?
– Нет. Столько впечатлений приходит извне, что еще впечатления от перечитываемого, мне кажется, были бы чересчур. Все равно это совсем другая культура, другая жизнь, другое устройство. Я питаюсь жизненными впечатлениями.
Армян за пределами страны больше, чем внутри
Есть такой журналист и публицист Марк Григорян, который написал замечательную книжку про Ереван, он внук того самого Марка Григоряна, который делал генплан Еревана, строил большую часть города. Мы с ним ведем серию паблик-токов, которая называется "Уроки Армении", как битовский текст. Смысл в том, чтобы понять, как эмигранты влияют на Армению, как Армения влияет на эмигрантов. Ведь очевидно, что этот обмен взаимный, то есть мы меняемся под влиянием жизни в Армении и Армения меняется под влиянием людей из России. В самый пик сюда приехало сто тысяч человек, а в Армении всего два миллиона, из которых примерно миллион живет в Ереване.
– Был некий миф об Армении, стране камней, стране трагедий, где страшные землетрясения, геноцид 1915 года, земле, которая близка к богу. У поэта и переводчика Михаила Дудина есть книга про Армению под названием "Земля обетованная". Его друзья пишут, что во время одной из поездок к вершине Арагаца, проезжая через вулканические предгорья, глядя на Арарат, парящий в золотисто-алых и невесомых лучах, Дудин обронил: "Бог есть". У тебя просто нет времени на эпическую, мифологическую Армению или она чувствуется?
Я до сих пор натыкаюсь на какие-то удивительные места
– Во-первых, когда живешь каждодневной жизнью, то эпическое немножко отступает. Во-вторых, когда ездишь по Армении… Я очень люблю Севан – это совершенно фантастическое зрелище, он все время разного цвета, все время по-разному выглядит, и поражает воображение, что такая огромная вода находится здесь. Есть другие очень красивые места, например Дилижан. Когда едешь из Еревана в Дилижан, поднимаешься вверх, и это не очень высокие горы, немножко лысоватые, осенью – выгоревшая земля. Ты проезжаешь через автомобильный туннель и оказываешься в абсолютно другом месте, где роскошные оранжево-красно-зеленые горы, высоченные, мохнатые, как будто бы ты переехал в другую страну!
Мы ездим с друзьями на машине смотреть какие-то места. Старинные монастыри, старинное еврейское кладбище, которые нашли здесь в 90-е годы, прекрасно сохранившееся. Как оно там оказалось – вообще непонятно, никаких следов евреев в той местности вообще-то не было! Ты пропускаешь через себя какие-то нетуристические вещи и составляешь себе свою Армению.
И с Ереваном тоже происходит такое присвоение города: начинаешь любить какие-то его места, ходить по каким-то маршрутам, которые тебе нравятся. Начинаешь иметь мнение по поводу того, нужно ли вырубать деревья на главной улице, и так далее. То есть идет процесс присвоения. Мне как раз кажется, что литература мне для этого не нужна.
Эклектичный город
Когда я только приехала, у меня была такая игра: я пыталась надеть Москву на Ереван. Вот иду по проспекту Баграмяна – это такой очень широкий проспект, на котором находится парламент и всякие другие государственные здания, большой американский университет, – и думаю: да, это, наверное, Кутузовский, потому что правительственная трасса.
Вот как отличить ереванца от неереванца? Есть проспект Маштоца, но все называют его просто "проспект", потому что какой еще может быть проспект? Только Маштоца. Точно так же и Арарат никто не называет "Арарат", все говорят "гора". Или, например, есть площадь Республики в центре города, такая круглая, очень красивая, и все говорят просто "площадь". Я шла по проспекту Маштоца и думала: да, это, наверное, похоже на Ленинский. Короче, я пыталась натянуть Москву на Ереван, чтобы начать ориентироваться. На самом деле это совершенно не работает.
Город очень эклектичный. Есть, например, розовый туф, а еще лучше черный туф, из которого построены совсем старые здания, которых осталось очень мало. При этом есть новостройки, есть торжественный сталинский стиль, но сбоку к нему может быть пристегнут какой-нибудь малюсенький домишка, в котором ты будешь очень уютно себя чувствовать.
Глядя на Арарат, поэт Михаил Дудин обронил: "Бог есть"
Я живу в центре города, и там сзади во дворах есть несколько маленьких частных домов, где моют и сушат шерсть. Там висит очень много шерсти, потому что на зиму шерстью набивают матрасы, подушки, одеяла – это очень тепло. За лето все это нужно высушить, проветрить и заново набить, на руках зашить эти пододеяльники или матрасы. Там живут люди, которые этим занимаются. Соответственно, с одной стороны у меня современный супермаркет с системой оплаты товаров карточкой, телефоном, чем хочешь, а с другой стороны – домики, возле которых сохнет шерсть. Это совершенно бесценное сочетание делает Ереван Ереваном. Заворачивая за угол, ты не знаешь, в каком времени окажешься. Это очень здорово! Я до сих пор натыкаюсь на какие-то удивительные места.
– Какие твои любимые места, где ты спасаешься от жары летом?
– Жара, кстати, здесь совершенно не такая, как мы привыкли. Мы же высоко над уровнем моря, здесь сухо, поэтому жара переносится легче. Конечно, когда 38 градусов, это довольно ощутимо, но жара не такая мучительная, не так с тебя сходит восемь потов, как мы привыкли.
В Ереване в советское время было несколько "козырных" мест для сбора всякой богемы: одно из них называлось "Поплавок", другое – "Козырек", еще одно – "Уголок". Это были такие маленькие кафе. В "Поплавке" собирались диссиденты. Сейчас это довольно роскошный ресторан, он стоит в центре города на берегу пруда, а вокруг пруда какие-то летние кафешки, детские карусели. Очень приятное место под платанами.
Или, например, в центре есть такая улица Абовяна, и если идти от площади Республики по ней вверх, то там есть участок, где смыкаются кроны толстенных платанов. Иногда даже создается ощущение, что ты в Париже, потому что там кафе, столики стоят на улице, все курят, пьют кофе, какая-то очень легкая и богемная атмосфера.
В течение лета сменяются блюда из разных трав: одни исходят, другие вырастают
В одном из дальних районов есть совершенно фантастическая хинкальная, которую ты сам никогда не найдешь, потому что она спрятана за гаражами, но это лучшее место в городе: там такие хинкали, что можно ум отъесть. Или, например, в центре есть роскошный отель "Рамада", супер-пупер-дорогущий, а напротив него – такой малюсенький квартал до сих пор не снесенных старых зданий. Там мои друзья открыли такое место: несколько разных баров. Это до тех пор, пока его не купят застройщики и все это не снесут. Там все сделано своими руками, там очень симпатичная, веселая, легкая атмосфера без всяких формальностей. Одновременно с этим рядом есть роскошные кальянные. Вот такие эклектичные места мне очень нравятся.
– А культура в целом городская или патриархальная? Несколько независимо там может чувствовать себя женщина?
– Это же город, тем более столица, здесь уже нет строгих правил. И женские компании есть, и мужские есть, и смешанные. Ничего особенно непривычного тут нет. Много армян из разных других стран: из Ливана, Сирии, Индии, Пакистана. То есть здесь намешано много разных людей, поэтому, мне кажется, и толерантности довольно много. В целом уровень принятия очень высокий.
– А геем можно быть в Ереване? В Грузии сейчас огромные проблемы с ЛГБТ.
– В Грузии принят закон, а здесь даже не рассматриваются такие законы: ни об "иноагентах", ни о запрете ЛГБТ. Это не принято педалировать, специально афишировать, но никакого запрета на это нет.
Еда
Я люблю долму с соусом из мацуна и чеснока. А недавно был незабываемый гастрономический опыт. Мы поехали в Гюмри, и там есть классическое блюдо – специальным образом приготовленная коровья голова. Ее сначала варят, потом запекают. Это что-то невообразимое, я никогда в жизни не видела ничего подобного!
– Надеюсь, вегетарианцы, которые нас слушают, простят.
Без опыта эмиграции не было бы огромных сдвигов в моей жизни
– Кстати, совершенно поразительно, сколько совершенно разной невероятной травы здесь едят, как потрясающе вкусно ее готовят! Сколько я выучила разных названий, но еще больше не выучила, потому что все это просто невозможно запомнить. В течение лета сменяются блюда из разных трав: одни исходят, другие вырастают. Это ужасно вкусно и совершенно необычно!
Вторая жизнь
– Твой опыт эмиграции – насколько все это для тебя сейчас травматично? Чувствуешь ли ты, что обрела новый дом, или это временное пристанище?
– Я не могу ответить ни на один из этих вопросов, потому что все время нахожусь в процессе. Конечно, мне сейчас гораздо легче, чем два с половиной года назад. Конечно, сейчас я гораздо больше прикипела к этому месту. И я вообще не представляю себе, что будет дальше. Одно я могу сказать определенно: если бы этого опыта эмиграции не было, то каких-то огромных сдвигов в моей жизни не было бы тоже. Это касается и каких-то моих взглядов на жизнь, и представлений о людях и о том, как устроены человеческие отношения. Это касается и какого-то моего представления о себе, которое тоже изменилось и будет меняться дальше.
– В своем подкасте из Еревана ты сказала интересную вещь: что тебе подарена вторая жизнь. Ты вполне комфортно жила в Москве, не думала, что такое возможно, и вдруг тебя выкидывает, как гренку из тостера, и ты неожиданно начинаешь жить новую жизнь.
– Да, это в каком-то смысле большое везение, а в каком-то смысле ужасное наказание. Из-за того, что ты теряешь почву под ногами, а потом ты вдруг ее находишь и она оказывается совершенно другая, ты во всем этом получаешься тоже другой. И сам по себе этот опыт дорого стоит. То есть я не хочу сказать, что это не травматично, но это добавляет какой-то выпуклости к восприятию мира.
