Иван Толстой: Разговор о новом, о прошедшем, о любимом. Мой собеседник в московской студии – Андрей Гаврилов. О культуре - на два голоса. Здравствуйте, Андрей!
Андрей Гаврилов: Добрый день, Иван!
Иван Толстой: Сегодня в программе:
200 лет со дня рождения Чарльза Дарвина
Предоскаровские размышления – эссе Бориса Парамонова
И, разумеется, новая музыка
Андрей, что мы будем слушать сегодня?
Андрей Гаврилов: Сегодня мы будем слушать музыку с диска, который называется «Если мне немного помогут друзья». Я думаю, что битломаны сразу угадают это название.
Иван Толстой: Давайте поделимся некоторыми культурными новостями. Пять американских городов отметят 200-летие Эдгара По.
Это Бостон, Балтимор, Филадельфия, Нью-Йорк и Ричмонд, штат Вирджиния. Они стали центрами празднования двухсотлетия писателя. Юбилей приходится на 19 января. В Ричмонде гостям музея Эдгара По предлагают прогулку по улицам города и его кладбищам при свечах, а также спиритический сеанс, презентацию новых книг о юности поэта и праздничный пирог.
В Филадельфии для посетителей откроется последний уцелевший дом, из тех, в которых поэт жил в этом городе. В Балтиморе, городе, где По умер, при полузагадочных обстоятельствах, в его честь повторят эксперимент, описанный в рассказе "Разговор с мумией". Кроме того, гостям вечера предложат праздничной торт в виде украшенного вороном надгробия По.
В Бостоне, где По родился в 1809 году, в его честь в ближайшее время назовут городскую площадь. Престижный Бостонский колледж впервые в своей истории отпразднует день рождения поэта. В Нью-Йорке юбилеем По занимается Историческое общество Бронкса, и вечер в честь поэта пройдет в особняке, где он провел свои последние годы.
Андрей, любите ли вы писателя Эдгара По?
Андрей Гаврилов: Обожаю.
Иван Толстой: А какие рассказы?
Андрей Гаврилов: Вы знаете, я больше люблю его стихи, которые я, естественно, к моему огромному стыду, не помню наизусть ни одного - ни по-русски, ни по-английски, ни по-китайски, ни на суахили, ни на каком языке, но я очень их люблю.
Иван Толстой: Ну, полно, уж строчку « nevermore , - прокаркал ворон, что по-русски значит шиш»… Вы тоже читали эти пародии? По-моему, это Галка Галкина из «Юности» 60-х годов.
Андрей Гаврилов: « Nevermore , - прокаркал ворон, что по-русски значит шиш», - по-моему, это не пародия, по-моему, это полусерьезные стихи кого-то из классиков советской литературы.
Иван Толстой: Максимум Александр Иванов, пародист.
Андрей Гаврилов: Дай бог. Я думаю, что это нечто серьезнее.
Иван Толстой: А я страшно люблю его рассказ «Бочонок Амонтильядо», где человека замуровывают в кирпичную стенку, в тупике в подвале, куда он зашел абсолютно пьяный, вместе с человеком, которому он страшное что-то совершил, какую-то гадость подстроил, и тот его замуровывает, приковывает к стене. Все заранее было подготовлено. Он его заманивает бочонком Амонтильядо, который пьяница страшно любит, заводит в этот подвал, приковывает его к стене и начинает кирпичи класть. И вот кладка, растет, растет, а тот умоляет его прекратить, а этот все хохочет и хохочет, и - кладка до верху. Отличный рассказ!
Андрей Гаврилов: Мне кажется, что вы больше любите Амонтильядо.
Иван Толстой: Нежели быть прикованным в подвале. Никогда не пробовал Амонтильядо, между прочим. Что еще в культурном мире, Андрей?
Андрей Гаврилов: Во-первых, кризис потихонечку завоевывает позиции, все увереннее и увереннее наступая на наши с вами темы разговора. Вот и Большой Театр в Москве отменил премьеру «Отелло» из-за кризиса, и даже не только премьеру, но и саму постановку, потому что, по словам руководителя пресс-службы Большого Театра Екатерины Новиковой, постановка готовилась, но она становилась слишком дорогой. Дальше из заявления пресс-секретаря не совсем понятно, то ли у Большого Театра не хватило денег, то ли они решили, что не совсем прилично делать такие дорогостоящие проекты, запускать столь дорогостоящие постановки в то время, когда вокруг так все плохо. Я не знаю, каковы были причины, но, в общем, «Отелло», по крайней мере, в этом сезоне, мы не увидим. И это далеко не все. Насколько я помню, Метрополитен в Нью-Йорке отказывается от четырех премьер. Так что, видите, скоро, если кризис будет продолжаться, нам практически с вами будет не о чем говорить.
Иван Толстой: Это горе-то не горе. По-моему, кризис наступит тогда, когда один из нас не придет на запись.
Андрей Гаврилов: Это будет не кризис, это будет трагедия. Но если говорить о серьезных вещах, то было одно сообщение, которое мне показалось крайне интересным. Национальный мадридский музей Прадо и испанский филиал компании «Google» запустили на днях новый проект, который называется «Шедевры Прадо в Google Earth ». Я напомню нашим слушателям, что «Google Earth » это компьютерная программа фирмы «Google », которая позволяет довольно подробно рассмотреть землю, вплоть до не номеров автомобилей, как нам показывают в фантастических шпионских фильмах, но до зданий, до входов в здания, чуть ли не до окон зданий с разных высот. Короче говоря, это проект, который, в общем, сделал практически бессмысленными многие военные тайны, если теперь с помощью спутника можно рассмотреть всю землю довольно подробно. И вот теперь, в рамках этой программы, открывается проект, где можно очень подробно, до мельчайших подробностей, которые посетители музея никогда и не могли увидеть, рассмотреть 14 шедевров, которые хранятся в музее Прадо. Среди них - «Снятие с креста» ван дер Вейдена, «Автопортрет» Дюрера, «Три грации» Рубенса, «Сад земных наслаждений» Босха.
Иван Толстой: Да, я тоже читал об этой новости и, более того, там такие подробности открываются зрителю, которые не только посетителю не были ведомы, они не были ведомы и специалистам, потому что ни под какой лупой нельзя было увидеть то, что теперь открывается взору.
Андрей Гаврилов: В общем - да, если учитывать, что полотно Босха было перенесено в интернет с помощью полутора тысяч фотографий. Можно себе представить, до каких мельчайших подробностей докопались фотографы.
Иван Толстой: А какой в этом смысл, по-вашему, вот в этом увеличении деталей, в том, чтобы рассмотреть какую-нибудь волосинку, оставшуюся в красочном слое так, как будто это был бы громадный баобаб?
Андрей Гаврилов: Волосинка, если вы имеете в виду волосинку кисти, то, может быть, и нет. Может быть, это интересно только специалистам. Если волосинку на голове персонажа, то смысл, конечно, есть, потому что художник ее нарисовал, значит, в принципе, нам бы хотелось ее увидеть.
Иван Толстой: Хорошо, примем ваш тезис.
Андрей Гаврилов: Кроме этого, я думаю о другом. Не означает ли это постепенное принижение некоторой роли музеев? Если я могу прийти в Прадо и посмотреть «Сад земных наслаждений», а потом прийти домой и увидеть его намного подробнее, спокойнее, без толпы, без шарканий ног, без того, что осторожно, музей закрывается, давайте, давайте, сколько вас ждать… Конечно, такого в Прадо не говорят, это я утрирую, но, тем не менее, намного спокойнее рассмотреть дома, не значит ли это, что все-таки интернет заменит музеи?
Иван Толстой: Я отношусь к этому двояко. С одной стороны, я-то лично, как человек вполне ленивый, предпочитаю в кресле полистать хорошо изданный альбом, в издательстве «Скира», например, там такая печать, что ой-ёй-ёй, и волосинки все рассматриваются как надо, как задумал художник, именно с таким допущением до деталей, которое предусмотрел сам художник, сам автор. С другой стороны, возвращаясь к нашему с вами давнему спору, дискуссии по поводу ауры, окружающей предмет искусства, мне кажется, что в музее полотно смотрится совершено иначе. Ведь у него там есть рамка, а, насколько я понял из рассказа в интернете об этом проекте, рама там не показывается, она не входит в состав самого произведения. Она действительно могла быть изготовлена гораздо позже, но без рамы картина это не то, что картина с рамой.
Андрей Гаврилов: Иван, извините, я вас перебью. Но не кажется ли вам, что рама это просто следующий шаг. В конце концов, вас кто-нибудь услышит, решит, что вы правы….
Иван Толстой: Освещенность зала, легкое пошаркивание каких-то ног, приобщение к этой всей атмосфере музея, к этому, простите за пошлейшее выражение, храму искусств, вся эта намоленность, вся эта атмосфера и аура, по-моему, приподнимают картину, приподнимают произведение искусства и меня, и мою душу приподнимают, и все это создает ту атмосферу, которую нельзя нигде повторить, особенно на этом, пощелкивающем электричеством экране компьютера.
Андрей Гаврилов: Во-первых, Иван, ладно, когда это экран компьютера пощелкивал электричеством? Смените монитор. Но на самом деле я с вами согласен, я не могу, наверное, придумать такие красивые объяснения, как вы, но, конечно, когда ты смотришь картину, неважно, в музее или в частном собрании, или, может быть, у вас есть какой-нибудь приятель-коллекционер и вы смотрите у него дома, но когда смотришь ее вживую, своими глазами, а не глазами фотографа и компьютера, сколь бы точны они ни были, я тоже думаю, что все-таки это несколько другое восприятие. Не могу объяснить почему. Может быть, так же, как восприятие симфонии Бетховена в концерте или с идеально звучащего компакт-диска. Все равно есть какая-то разница.
Иван Толстой: Вот тут вы совершенно правы.
В Англии в 2009-ом году ожидаются большие торжества: празднуется одновременно 200 лет со дня рождения основоположника современной теории эволюции Чарльза Дарвина (12 февраля) и 150-летие публикации его важнейшего труда «Происхождение видов» (24 ноября). Празднования начались с открытия в лондонском Музее естествознания выставки под названием «Дарвин: великая идея, большая выставка». На ней побывал наш лондонский автор Джерри Миллер. Послушаем его:
Джерри Миллер: Ведь правда же, что рассказывать о Дарвине и его трудах – это то же самое, что пересказывать по радио законы Ньютона – нас так этим мучили в школе, что теперь, когда мы взрослые и свободные, совсем не хочется этому уделять внимание. Или, если уделять, то в совершенно абсурдной форме, как Виктор Пелевин с его рассказом «Происхождение видов», в котором Дарвин, за философскими рассуждениями, умерщвляет одну за другой человекообразных обезьян в трюме корабля «Бигль».
И всё-таки, юбилеи учёного и его главной книги на его родине празднуются с большим размахом. Несколько лет назад радиостанция Би-Би-Си проводила среди своих слушателей опрос о том, кого считать самым великим британцем всех времён. По итогам, Дарвин оказался в первой пятёрке в с Шекспиром, принцессой Дианой и Черчиллем. А совсем недавно по британскому телевиденью прошёл документальный фильм в трёх частях под названием «Гений Чарльза Дарвина». Автор и ведущий фильма – один из крупнейших в мире популяризаторов науки профессор-биолог Оксфордского университета Ричард Довкинс. Королевская почтовая служба выпускает серию из 10 марок посвящённых учёному. В городке Шрусбери на северо-западе Англии, где Дарвин родился и вырос, пройдёт Дарвиновский фестиваль, там откроют новый мемориальный парк в честь учёного, а в юбилейный день 12 февраля студенты-кулинары испекут огромный праздничный торт, в котором будет 200 свечей, торжественно задуют их и раздадут куски торта прохожим в центре города. В Оксфордском университете пройдут публичные дебаты между учёными и духовенством наподобие тех, что шли между Епископом оксфордским Самюэлем Вилберфорсом и друзьями Дарвина Томасом Хаксли и Джозефом Хукером в 1860-ом году, причём в том же, что и тогда зале оксфордского музея. Ожидается, правда, что ныне дебаты будут иметь гораздо более миролюбивый характер, учитывая, среди прочего, что в 1996-ом году, то есть совсем недавно, Папа римский официально признал справедливость теории эволюции! Чарльз Дарвин красуется сейчас на самой ходовой 10-фунтовой британской банкноте. Несколько лет тому назад он вытеснил с неё другого Чарльза - Диккенса. Считается, что дарвинову бороду подделать на деньгах гораздо труднее диккенсовской, потому что она намного гуще.
Я стою у входа на выставку «Дарвин: великая идея, большая выставка» в лондонском Музее естествознания. На рекламном плакате фотография (она же – фотомонтаж) Дарвина с приложенным к губам указательным пальцем – жестом бородач как бы говорит: «никому не слова, сейчас я открою тайну». Кстати, добавим, что до нас дошло всего пять фотографий основоположника теории эволюции, ведь он скончался в 1882-ом году на заре этого нового веяния. И ещё любопытный момент: в одном из писем к другу Дарвин признавался, что для него публикация идей об эволюции была столь же трудным шагом, как для преступника признание в убийстве. Рядом со мной стоит куратор выставки Боб Блумфилд. Перед нами небольшой стенд, где под стеклом на бархатной подушке лежат бок о бок, животиками вверх, два небольших птичьих чучела с рукописными бирками привязанными к лапкам. Вот что рассказывает Боб:
Боб Блумфилд: «Перед нами два пересмешника с двух разных островов Галапагосского архипелага. Они привезены из экспедиции самим Дарвиным и имеют исключительное значение, поскольку, судя по записям учёного, именно они подтолкнули его к первым идеям о механизме эволюции. Дарвин, во время путешествия по Южной Америке, и позднее по Галапагосским островам, заметил, что пересмешники - материковые и островные - значительно отличаются друг от друга и сделал вывод, что островная обособленность ведёт к природным вариациям внутри одного вида представителей фауны. Это было самым первым шагом!
Джерри Миллер: А актуальны ли идеи Дарвина в наши дни, или всё это уже удел истории науки, а сама наука давным-давно ушла вперёд?
Боб Блумфилд: Как считают некоторые учёные, в биологии всему придают смысл лишь идеи эволюции. Со времён Дарвина, особенно в последние сто лет, увидели свет новые теории работы эволюционных механизмов, однако во всех них продолжает присутствовать какой-то ключевой принцип естественного отбора. В наши дни невозможно, к примеру, понять распространение болезней, таких как эпидемия птичьего гриппа, без анализа процессов приспособления и мутации вирусов в различных условиях.
Джерри Миллер: Мы остановились у витрины, на которой красуется два десятка очень непохожих друг на друга скелетов. Без труда можно опознать змею, а вот это – птица, а вот здесь, видимо, кенгуру. Тут – дельфин. Вот летучая мышь, вот жаба, а это, кажется, варан. Совсем разные животные, но в скелетах разительное сходство: под покровом плоти у всех прячутся «несущая конструкция» - позвоночный столб, череп, рёбра, конечности, причём на большинстве конечностей – по 5 пальцев, как эти конечности не называй: лапами, крыльями, плавниками, ногами… И хоть тут человеческого скелета нет, понятно, что мы изнутри принципиально мало от остальных, ну, добавим - позвоночных животных - отличаемся. Чудесная иллюстрация идей Дарвина, единства всего живого, приспособления организмов к различным условиям суши и моря.
Дарвин, как известно, начал формулировать свои идеи, когда ему было 20 с небольшим, во время пятилетнего кругосветного путешествия на военном бриге «Бигль». Он получил там место судового натуралиста, причём без оплаты – всё путешествие оплатила его семья. Основной задачей экспедиции было нанесение на карту, по заказу лондонского Адмиралтейства, береговой линии Южной Америки, и пока капитан «Бигля» Фицрой и его люди занимались картографической съемкой, молодой Дарвин бродил по джунглям и собирал образчики флоры, фауны, скальных пород и наблюдал за туземцами. Надо сказать, что его книга «Дневники путешествия натуралиста вокруг света», опубликованная в 1838-ом году, за 20 лет до «Происхождения видов», стала в своё время и остаётся классикой вояжного жанра.
И вот под стеклом выставлены личные вещи Дарвина, которыми он пользовался во время путешествия на «Бигле»: старомодные компас, геологический молоток, для того, чтобы собирать образцы скальных пород и пистолет. Капитан корабля Фицрой настоятельно советовал молодому Дарвину без последнего нигде на берег не выходить. За время этого путешествия Дарвин отправил на родину 1529 заспиртованных образцов флоры и фауны и 3907 предметов, таких, как кости – в сухом виде, так что неудивительно, что в коллекции музея несколько шкафов с трофеями, имеющими ярлыки, написанные рукой самого Дарвина. Добавим, что капитан «Бигля» Фицрой через много лет после путешествия стал крайне набожным и в 1865-ом году покончил жизнь самоубийством, как считается, из-за того, что считал своей ролью в подрыве постулатов церкви.
По последним опросам общественного мнения в Великобритании лишь 48% населения считает, что теория эволюции служит хорошим объяснением происхождения жизни на земле, в США эта цифра составляет 53%. В американских школах преподавание теории эволюции официально разрешено было лишь в 60-е годы ХХ века! Тем не менее, работали над созданием экспозиции «Дарвин: великая идея, большая выставка», совместно с лондонским Музеем естествознания, ряд ведущих музеев США и Канады.
Андрей Гаврилов: Знаменитая британская актриса Хелен Миррен вернется на сцену лондонского национального театра в спектакле «Федра». В общем, в этом, наверное, не было бы ничего особенного, если бы не формат спектакля. Этот спекать будет транслироваться в прямом эфире в 150 кинотеатрах мира. «Федру», знаменитую трагедию Расина, ставит Николас Хитнер - директор Национального театра. Хелен Миррен, получившая «Оскара» в 2007 году за роль Елизаветы Второй в фильме «Королева», не играла в театре с 2004 года. Показ театрального спектакля в кинотеатрах происходит в мире не впервые, такие эксперименты проводили уже и лондонский Ковент Гарден, и нью-йоркская Метрополитен Опера. Этот эксперимент будет стоить театру 200 тысяч фунтов стерлингов, но его устроители уверены, что они найдут деньги у спонсоров под фамилию великой актрисы. Честно говоря, для меня это абсолютно новая форма, Иван, я не знаю, видели ли вы что-нибудь подобное. Я не могу представить себе, как в 150 кинотеатрах мира сидят люди и смотрят прямой репортаж с театральной сцены. Не потому, что это плохо, не потому, что это как-то странно - я просто ничего подобного в жизни не видел. Вам доводилось?
Иван Толстой: Нет, я-то не видел, но я читал о том, что в Нью-Йорке и других городах США эта практика уже началась год или полтора назад, и началась с инициативы Метрополитен-опера. Билеты туда достать всегда трудно, а, кроме того, они еще и дорогие, особенно на хорошие места, а вот в кинотеатре, заплатив совсем немного, можно увидеть в режиме реального времени, просто в прямом показе то, что происходит в этот момент в Метрополитен.
Андрей Гаврилов: Мы говорим, говорим, а мне кажется, что самое главное культурное событие мира мы как-то с вами не упомянули. Может быть, не самое главное с точки зрения самой культуры, но самое главное с точки зрения взаимодействия культуры, общества и политики. Я имею в виду то, что сделал чешский художник Давид Черны, который вместе с группой своих коллег создал выставку или инсталляцию «Энтропа». Я не знаю, видели ли вы ее или нет, видели вы ее живьем или в интернете, но я хочу напомнить, что «Энтропа» -это огромная инсталляция, пока не могу назвать это полотном, где представлены страны Евросоюза в том виде, в каком они существуют в нашей памяти, предрассудках. Это не географически точная карта, это нечто, я не люблю слово инсталляция, но я не могу подобрать ничего другого. Это нечто, что высмеивает наши предрассудки, то, как мы относимся друг к другу. В итоге, получилось так, что как бы художник не высмеивал предрассудки, но предрассудки, похоже, оказались сильнее. Некоторые страны уже заявили протест, некоторые страны потребовали, чтобы их убрали с этой карты, в общем, совершенно неожиданно довольно-таки невинная затея превратилась в серьезный политический скандал. До этого я видел только две работы Давида Черны. Я был в абсолютном восторге от Розового танка Т-34 на улице Праги, и я был совершенно потрясен его скульптурой «Трабант – народная машина». Она, насколько я помню, до сих пор стоит в Праге, ее можно посмотреть. Напомню, что это машина Трабант, на которой как только была разбита Берлинская стена, сотни, если не тысячи восточных немцев устремились на Запад. По сравнению с Трабантом даже Жигули наши первой марки смотрелись в общем как Мерседес. Вы видели эту скульптуру?
Иван Толстой: Нет, я смотрел только ролик по телевидению, и что-то показывалось в интернете. Вы сказали: Черны и какая-то еще группа, команда, некоторые его помощники. Кажется, Черны сделал это все сам, сейчас выяснилось, в одиночку, а ведь проект-то был гораздо смешнее: чтобы разные художники изобразили бы, высказали свое подсознание в подобной работе, показали бы стереотипы мышления и представлений о других народах. Вот если бы по числу членов Евросоюза из каждой страны художники выполнили бы такую шуточную карту, вот тогда собрался бы материал для осмысления. А так ведь на самом деле это подсознание чешского художника, такого постсоветского художника о других странах. Немцы представлены сплошными автобанами, французы…
Андрей Гаврилов: По-моему, забастовками.
Иван Толстой: Это все стереотипы, которые льются из последних новостей на человека, выросшего вот в этой части земного шара. А очень интересно посмотреть, что думает португалец или какой-нибудь швед или грек о своих далеких соседях. Вот тогда картина, по-моему, была бы гораздо интереснее. А так очень жаль, что Черны был разоблачен сразу и что, получив деньги для огромного проекта, он весь его выполнил сам.
Андрей Гаврилов: Это, конечно, обидно, но мы не знаем, что получилось бы. Мне было интересно то, что вот некоторые страны все-таки потребовали себя оттуда убрать. Если мы говорим, что у Черны какое-то постсоветское мышление, то уж у этих стран, по-моему, постсоветское мышление зашкаливает.
Иван Толстой: Да, конечно, я очень люблю такой проект, опять, Андрей, вы нападете на меня за словоупотребление, который осуществил замечательный французский историк Марк Ферро. Он выпустил книжку «Как рассказывают историю детям в разных странах мира». Не показал, как французам рассказывают историю Португалии, Дании, России, а как в Дании рассказывают о Персии, в Персии - о Дании, в Португалии рассказывают историю эскимосов, а эскимосам рассказывают об истории какой-нибудь Мавритании. Вот это, по-моему, совершенно замечательная книжка. Она, по-моему, была выпущена сперва во Франции, а потом, в перестройку, вышла у нас и, по-моему, с тех пор не переиздавалась. Замечательная книжка, которая вылечивает от всяких ностальгий, имперских сознаний, от раздувания собственного пузыря, и так далее.
Андрей Гаврилов: Чудесная, прекрасная идея, прекрасная книга, я только не очень понял, почему я должен на вас напасть? Здесь мы с вами абсолютно дуем в одну дуду.
Иван Толстой: Напасть за слово «проект».
Андрей Гаврилов: Ну ладно, что же делать все уже поздно поезд ушел.
Иван Толстой: Давайте прейдем к другому искусству. К кино. Предоскаровские размышления. Эссе Бориса Парамонова, нашего автора, из Нью-Йорка.
Борис Парамонов: В Америке разворачивается оскаровский сезон, и на этот раз мне довелось посмотреть действительно хороший фильм с несколько отвлекающим названием «Революционная дорога». Это всего-навсего название улицы в пригородном поселке, где живут преуспевающие американцы среднего класса. Фильм сделан по роману Ричарда Йетса, написанному еще в 50-е годы, а ставил его Сэм Мендес, несколько лет назад завоевавший массу «Оскаров» за фильм «Американская красавица». В главных ролях Кэйт Уинслет (между прочим, жена Мендеса) и несравненный Леонардо Ди Каприо, становящийся с каждым фильмом всё лучше и лучше. Несомненно, он больше, чем кинозвезда, - он, вне всякого сомнения, выдающийся актер.
То, что выводит «Революционную дорогу» за ряд хорошо сделанных коммерческих фильмов, - это серьезность первоклассного литературного материала. Тема романа и фильма – американская мечта и ее крах. Да и не американская, а всякая. Блок вспоминается:
«Что поделать, если обманула
Та мечта, как всякая мечта?»
Причем крах мечты – не в социальном ряду происходит, никто не разоряется и не теряет работы, а в экзистенциальном. Этот фильм о непримиримости мечты и жизни, более того – о плене земного бытия. То есть тема даже религиозно-метафизическая – и убеждающе поданная в реальных приметах американского быта. Фильм тем самым приобретает символическое звучание. «Натурализм, истончившийся до символа», как сказал Андрей Белый о пьесах Чехова. «Москва», в которую стремились чеховские сестры, - это не реальная Москва, а символ неких не сбывающихся надежд, Москва – это тот свет, если хотите. В нынешнем фильме - это Париж.
Но фильм не лишен некоего досадного и чисто американского недостатка: в нем больше сюжетного материала, чем надо, в нем избыточный финал, режиссер не мог остановиться вовремя. Это американская установка: если больше, значит лучше. Конечно, это не так вообще, а тем более не так в искусстве.
И тут я вспоминаю один советско-американский опыт касательно структуры и содержания фильмов.
Есть фильм «Квартира» Билли Уайлдера, автора множества фильмов, многие из которых относятся к числу лучших, сделанных в Голливуде; это он сделал фильм с Мэрилин Монро, который в Америке называется Some like it hot («Некоторые любят погорячее»), а в Советском Союзе шел под названием «В джазе только девушки». «Квартиру» показывали в СССР – хороший фильм. Как-то я примостился к телевизору, где его в тот вечер крутили, - и не узнал хорошо знакомого фильма с Джэком Леммоном и Ширли Маклейн. Сначала не мог понять, в чем дело, потом догадался: фильм в советском прокате был сокращен, обрезан, причем очень умело – так, что стал лучше. Он просто-напросто изменил жанр. В оригинале это комедия с эксцентричными сюжетными ходами, а в советской оранжировке – что называется, серьезный фильм из жизни маленьких людей, находящих свое маленькое счастье. Напоминаю, в чем там дело. Босс, естественно семейный, крутит роман с лифтершей Ширли Маклейн и у подчиненного Джэка Леммона, холостяка, выпрашивает ключ от его квартиры для соответствующих свиданий. Так вот – в оригинале этих боссов несколько, у каждого вроде как свой день, и от этого происходит всякая путаница. Получается, однако, что Джек Леман не столько уступает назойливому начальнику (в советском варианте), сколько выступает чуть ли не сутенером. Совсем другое звучание у фильма, и трудно поверить, что этот герой Леммона хороший парень.
Сократив фильм, советские прокатчики сделали его лучше, человечнее в отношении содержания, а в отношении структуры – изменили его жанр.
У Виктора Шкловского в старых его статьях о кино я нашел одну под названием «Из опыта перемонтажа», еще времен немого кино. Там такие примеры приводятся:
Диктор: «Я семь раз переделывал очень плохую итальянскую ленту – в ней аристократка-графиня была оклеветана перед своим возлюбленным-рыбаком. Клевета была, конечно, кинематографическая в рассказе. Я эту клевету сделал истиной, а истину сделал оправданием женщины. В итальянской ленте женщина сделалась писательницей и тыкала своими рукописями во всех разговаривающих. Рукописи пришлось обратить в закладные. Характер женщины был совершенно нечеловеческий и не поддавался никакой монтировке. Пришлось сделать ее истеричкой. В другой работе я из двух братьев-двойников – одного добродетельного, а другого злодея – сделал одного человека с двойной жизнью».
Борис Парамонов: «Моя работа рядом с работой других монтажеров была детским лепетом», - пишет далее Шкловский и приводит соответствующие примеры. Фильм «Квартира» явно перемонтировался людьми серьезного опыта – может быть, из поколения времен немого кино.
Дело, однако, не в том, как удачно изменили в СССР известный американский фильм, а в том, что в искусстве лучше недоговорить, чем сказать лишнее. И тут, повторяю, американцам часто вредит их привычка большее считать лучшим. Я не читал романа Ричарда Йетса, по которому сделан фильм «Революционная дорога», но уверен, что в кино изменили финал. Героиня должна была сделать аборт еще до той последней ссоры с мужем, - после чего примирялась с жизнью и о Парижах больше не думала. В кино она только грозит сделать это в момент ссоры – а потом, видимо смирившись, всё-таки делает подручными средствами – и умирает. Ни к чему. Смерть персонажа – не обязательно более трагический финал, чем его готовность смириться. Представим себе, что Оленька в чеховской «Попрыгунье» после смерти Дымова раскаялась и покончила жизнь самоубийством. Получилась бы ерунда.
Пойдем ужинать, Катя.
Андрей Гаврилов: Иван, если вы позволите, я тоже добавлю одну киноновость. Было объявлено, что голливудский режиссер Роланд Эммерих, известный своими фантастическими крупномасштабными фильмами-катастрофами, собирается экранизировать и, вроде бы, уже подписаны все необходимые договоры, эпохальный труд Айзека Азимова. Дело в том, что у Азимова есть, сначала это была трилогия, потом автор дописал несколько томов, так что теперь даже не знаю, сколько там - 5, 6 или 7 томов в этой эпопее, - которая называется по-английски « F о undation », и, как ни пытались подобрать русский перевод, в общем, удачного варианта, по-моему, так никогда и не было. Неофициально эта эпопея называется «Основание». Но это - дословный перевод. Я буду по-прежнему называть это трилогией, потому что основные три тома были написаны очень давно, и ими, в общем-то, Азимов и вошел в историю. Так вот, основная идея этой трилогии это создание новой науки - психоистории, и наука описана Азимовым совершенно блистательно. Это наука, которая вычисляет возможные поведения огромных масс людей. В данном случае речь идет о галактике, которая заселена людьми. Ученые-психоисторики, с помощью математических выкладок, понимают, что человечество - не земное, а именно галактическое человечество - идет в пропасть и пытаются различными минимальными воздействиями как-то эту ситуацию выправить. Почему я на этом останавливаюсь? Потому что, честно говоря, это одна из моих любимых книжных серий, за которую Айзек Азимов поучил несколько наград. То, что теперь она будет экранизирована, честно говоря, безумно интересно. Единственное чего я боюсь, что может получиться блокбастер - много стрельбы, много космических перелетов, много странных лиц не совсем землян, а вот идеи Азимова, достаточно тонкие, достаточно редкие даже для фантастики, могут скрыться, они могут немножечко пропасть. Будем надеяться, что этого не произойдет, и я все-таки всех призываю перечитать « F о undation » на любом доступном языке. В русском варианте есть три или четыре варианта перевода и, разумеется, английский вариант, французский, немецкий. Эта книга заслуживает того, чтобы ее внимательно прочесть.
Иван Толстой: Есть еще целый рад новостей, которые хотелось бы обсудить. Это 800-летие Кембриджского университета, второго по значению университета Англии, входящего в пятерку самых знаменитых и славных мировых университетов, а также то, что французская переводчица и солистка Элен Шатлен получила премию «Русофония» за лучший французский перевод русского автора. Это перевод книги Василия Голованова «Оправдание бессмысленных путешествий». Эта премия вручается Фондом Ельцина и французской ассоциацией Франция-Урал. Андрей, но для того, чтобы не выходить за рамки нашей передачи, мы должны сейчас предоставить вам слово, потому что наступило время вашей рубрики. Расскажите, пожалуйста, в подробностях, что за музыка звучала сегодня и в чьем исполнении?
Андрей Гаврилов: Я украду из своей рубрики одну фразу для того, чтобы сказать в пандан вашей предыдущей новости, что и журнал «Иностранная литература» объявил имена своих лауреатов. Много достойнейших людей, прекрасных переводчиков, я только не могу не назвать, с моей точки зрения, великого переводчика Виктора Голышева, который получил диплом критиков за перевод романа Иена Маклюэна «Чизил-Бич». Я до сих помню ощущение восторга, когда я читал в его переводе «Всю королевскую рать» Роберта Пенн Уоррена. Я, может быть, тогда впервые в жизни обратил внимание на мастерство переводчика. Низкий поклон Виктору Голышеву.
А теперь, с вашего разрешения, я перейду к музыке. Как я уже говорил, на этой неделе был отмечен Всемирный день «Битлз». Я попытался найти «Битлз» в исполнении российских или советских джазовых музыкантов. К моему изумлению, их оказалось очень немного. Уже упоминавшийся нами в одной из программ Евгений Лебедев, Сергей Манукян, который регулярно на своих концертах поет и на альбомах записывает песни «Битлз» и, в общем, оказалось, что найти кого-нибудь еще было довольно сложно. И тут мне на глаза попался диск из серии « Beatle Jazz », который называется «Если мне немного помогут мои друзья». Этот диск записан следующей командой. Брайан Мелвин - ударные, Дэйв Кикоски – фортепьяно, Майк Стерн - гитара и Борис Козлов - акустический бас.
Борис Козлов родился в 1967 году в Москве, он начал свою музыкальную карьеру в вечерней музыкальной школе, где учился играть на фортепьяно. В 1991 году он поступил в Академию музыки, после чего отправился на гастроли по СССР, Европе и США с различными коллективами, в том числе и со своими собственными джаз группами. Послание годы он живет в Штатах, он активно участвует в жизни нью-йоркской музыкальной сцены, в общей сложности, несмотря на то, что не имеет ни одного собственного авторского альбома, в его дискографии более 50 называний. Наше внимание, когда мы слушаем джазовые треки, растекается на солистов - саксофонистов, пианистов, гитаристов, и не всегда мы можем расслышать контрабас, инструмент, который зачастую держит композицию, который служит скелетом музыкальных построений более незаметных коллег музыкантов. Я хочу, чтобы на этот раз вы попробовали расслышать контрабас, потому что Борис Козлов не зря считается одним из ведущих контрабасистов мира. Итак, Борис Козлов в составе ансамбля « Beatle Jazz », и сейчас мы послушаем, в общем, не безызвестную композицию под названием « A Hard Day ’ s Night » – «Вечер трудного дня»
