Елена Фанайлова: Свобода в Клубе «Квартира 44». Новогодние кинопремьеры: «Обитаемый остров» и «Стиляги».

За нашим столом – кинокритики Ян Левченко, Мария Кувшинова, Вероника Хлебникова. Лидия Маслова, обозреватель газеты «КоммерсантЪ»; Юрий Богомолов, ведущий научный сотрудник Института истории искусств; Петр Фаворов, выпускающий редактор журнала «Афиша», и Андрей Борзенко, главный редактор сайта журнала «Русский репортер».

Уже известно, что фильм Федора Бондарчука по роману братьев Стругацких «Обитаемый остров» получил какую-то немыслимую кассу первых двух новогодних недель. Он далеко оставил позади и «Стиляг», и «Любовь-морковь-2» - еще одну новогоднюю премьеру. Известно также, что коммунисты города Питера выступили с заявлением, осуждающим деятельность Федора Бондарчука по экранизации романа братьев Стругацких. Они призывают его во второй части быть повнимательнее, и о пролетарской борьбе народов неизвестной нам планеты Саракш как-то более отчетливо высказываться. Не брать, например, на главные роли актеров Куценко и Михалкову, которые себя дискредитировали, по их словам, один – в роли трансвестита, а вторая – в роли какой-то женщины легкого поведения.

Что вам понравилось и что не понравилось в фильмах «Обитаемый остров» и «Стиляги»? Или, может быть, что-то показалось странным.

Юрий Богомолов: «Стиляги» - это, действительно, довольно любопытное явление в сегодняшнем нашем кинематографе. Потому что вот эта оглядка на не такое уж далекое прошлое или, как я догадываюсь, «Обитаемый остров» - это заглядывание в некоторое, может быть, тоже недалекое будущее...

Елена Фанайлова: А там есть и отсылка к недалекому прошлому тоже.

Юрий Богомолов: Да. И если вспомнить и «Бумажного солдата», и «Морфий», то все это создает некий любопытный контекст, связанный с тем, что наш кинематограф, который, так или иначе, пытается что-то такое обдумывать и по тем или иным поводам рефлексировать, в общем, занят, как мне кажется, довольно любопытной работой. И «Стиляги» - это тот фильм, который представляет собой путешествие в некое прошлое, но обобщенное путешествие, где сконденсированы некие воспоминания. Вообще-то, в принципе, люди (и все мы) все время путешествуем, ну, если не в пространстве, то во времени. Просто мы это не всегда замечаем. И мне кажется, что молодые люди, которыми являетесь и вы, еще как бы не догадываются, насколько это стремительное путешествие по жизни. Но, действительно, это некое путешествие. Много уже было написано про «Стиляг», но, кажется, никто не вспомнил о том, что был такой замечательный спектакль по замечательной пьесе «Взрослая дочь молодого человека», где все мотивы, которые оказались в «Стилягах», были уже там, так или иначе, заявлены. Во всяком случае, «хвостики» торчат из фильма «Стиляги» вот этой тогдашней рефлексии Анатолия Васильева и Виктора Славкина по этому поводу.

Мне фильм понравился, но не до конца, не в полной мере. Вот когда садишься в удобное кресло мультиплекса и оказываешься один на один с экраном широкоформатным, то видишь все щели и все эмоциональные сбои, и все какие-то смысловые несовпадения, нестыковки по сравнению с тем, когда ты смотришь по телевизору. Несмотря на то, что ты, вроде бы, индивидуально смотришь. Но я очень хорошо представляю, что в следующий Новый год фильм «Стиляги» столкнется в эфире Первого и Второго каналов с «Иронией судьбы-2», где они будут уже конкурировать за рейтинг, и тогда мы посмотрим. И вот тогда, я думаю, «Стиляги» будут смотреться несколько иначе.

Ян Левченко: Если уж речь зашла о «Стилягах» первоначально, то я должен признаться, что посмотрел этот фильм с удовольствием, и это меня насторожило. Когда я его смотрел, то в известном смысле наслаждался тем, что это такой замечательный, на мой взгляд, почти без швов, хорошо сделанный мюзикл, напоминающий (во всяком случае - мне) «Любовь и сигареты», «Вокруг вселенной». Такой вот хороший мюзикл. А потом начинаешь думать, о чем этот мюзикл, и вообще, какая идея, что ли, туда заложена, и о каких временах он заставляет нас вспомнить, ну и начинаешь понимать, что либо режиссер уж совсем качественный провокатор, что сомнительно, либо он просто не совсем понимает, с каким материалом он работает.

И есть еще третья версия – что это очень хорошо продуманная, хорошо осознанная (а может быть, не очень хорошо) работа с современным трендом политическим. Этот тренд заключается в том, что прошлое у всех нас одно, давайте мы все вместе туда с радостью посмотрим и примиримся: примиримся с тем, что было, примиримся с наличием антагонизма, примиримся с тем, что комсомол «мочил» стиляг, резал им штаны, стриг волосы, коки сбривал и все такое прочее. Хоть я и молодой человек, но мне гопники волосы поотстригали в свое время, когда я длинные патлы-то носил, в команде играя. Мы были поколением, которое пришло в конце 1980-ых – начале 1990-ых, но все равно с теми же проблемами. И мне кажется, что вот эта дурная бесконечность, которая, наверное, и кончилась в какой-то момент, она, конечно, сыграла свою шутку с Тодоровским, который при этом придумал очень интересную вещь с музыкой. Вот что мне однозначно понравилось – это то, что музыка, которая там звучит, действительно, как ни странно, очень хорошо ложится на происходящие там процессы. И это тоже настораживает.

Юрий Богомолов: Вообще-то, есть некоторая претензия. Там ведь джаз смешан с роком.

Ян Левченко: Да-да, совершенно верно. И это правильно абсолютно.

Юрий Богомолов: В то время как мы знаем, что у этих двух музыкальных направлений очень разные функции. И вот как раз во «Взрослой дочери...» это очень видно. Джаз – это ведь не протестная музыка, это эскапистская музыка. В джаз прячутся, а не с джазом наперевес...

Елена Фанайлова: Но для советских молодых людей она была все-таки музыкой протеста…

Юрий Богомолов: Подождите! Вспомните «Взрослую дочь...», там именно люди «прятались» в Эллу Фитцджеральд, в Луи Армстронга и так далее. А рок – это уже как бы другой этап исторический. Герой-то, он же джазмен, он учится играть. Это верная подробность. Мой приятель один, мой ровесник, купил тогда кларнет и стал учиться играть на кларнете. И вот эти два разных направления – поэтому и возникает непонятно что. То ли это протестный фильм, как полагает, скажем, Артем Троицкий, то ли это все-таки именно то, о чем говорил Петр.

Елена Фанайлова: Я думаю, что использование хитов 1990-ых, а именно, «Человек и кошка» Федора Чистякова и группы «Ноль», с которой, начинается как бы историческая ретроспекция (нам объясняют при помощи этой песни, кто такой отец главного героя, прошедший войну и живущий в коммуналке); а также использование песни «Наутилуса» «Скованные одной цепью» в сцене комсомольского собрания, на котором главного героя лишают комсомольского билета и осуждают, - это все-таки очень большая натяжка. И это такой универсальный что ли механизм объяснения 40-летним человеком Тодоровским всей послевоенной советской истории, которая, конечно же, гораздо сложнее. Если рассуждать об этом фильме как о художественном пространстве, то да, там все сделано очень ловко. Но если ловить себя на каком-то послевкусии, то, пожалуй, я с Яном согласна. Этот прием сомнение большое вызывает.

Я знаю, что Петр Фаворов является поклонником кинофильма «Стиляги».

Петр Фаворов: Но я, собственно, хотел бы сказать про оба фильма. Я, возможно, являюсь – оглядывая сидящих вокруг стола – возможно, единственным человеком, который честно заплатил за билеты на оба, так сказать, этих новогодних блокбастера (вот Андрей Борзенко тоже заплатил деньги). И поэтому я считаю, что у меня есть моральное право оценивать эти фильмы как новогодние блокбастеры, собственно, по их прямому назначению: доставили ли они мне удовольствие при просмотре. И тут очень легко ответить на вопрос: что мне понравилось, а что мне не понравилось? Потому что «Стиляги» мне понравились, и мое настроение от них улучшилось. И я только что сам не пел и не плясал после сеанса. А фильм «Обитаемый остров» вогнал меня в какую-то даже не тоску, а просто в скуку. Примерно после первых 20 минут я утратил какое-либо представление о том, зачем я нахожусь в кинозале. Соответственно, как говорит критик Лев Данилкин, в одном случае это была удачная инвестиция, а в другом случае – неудачная инвестиция. Вот такое принципиальное отличие.

Про оба этих фильма, так или иначе, часто говорят... вот идет какой-то разговор про оппозиционность этих новогодних блокбастеров. И мне хочется сразу заявить некую позицию: я абсолютно не считаю оппозиционным ни тот, ни другой фильм. Мне кажется, что они оба являются какими-то довольно интересными высказываниями, кстати, в дискуссии, которая всегда ведется про русскую историю последние сколько угодно лет, хоть 300. Все относится к какой-то позиции, но об оппозиционности тут не может быть и речи.

Елена Фанайлова: Я поддерживаю эту мысль, потому что мне кажется, что оба эти фильма, они - как и все наше телевидение последних лет, русскую историю съедают, подъедают.

Петр Фаворов: А это и есть русская история. «Стиляги» - это тоже русская история.

Елена Фанайлова: Безусловно. Но в очень комфортной упаковке нам это все предъявляют.

Мария Кувшинова: Оба эти фильма сделаны при финансовой поддержке крупных телеканалов, которые известны, в общем-то, последнее время тем, что это не место для каких-либо высказываний. И получается так, что оба фильма, они дали возможность своим создателям как-то высказаться. То есть вот сейчас Петя сказал, что в обоих фильмах содержится какое-то интересное высказывание. Вот как так могло получиться, и почему именно кино высокобюджетное, которое гораздо тщательнее делается, чем телевизионный продукт, почему вышло так, что в нем больше свободы? Почему в коммерческом кино высокобюджетном, рассчитанном на новогодний показ, больше возможностей для высказывания художника?

Юрий Богомолов: А как было в советское время, когда Захарову и Рязанову позволяли в новогодние праздники высказываться довольно оппозиционно, скажем так, с «Мюнхгаузеном» и другими известными...

Мария Кувшинова: То есть это тоже традиция?

Юрий Богомолов: Это - традиция. Кстати, и Жванецкому позволяли в новогоднем эфире тоже немножко больше, чем обычно. Это такая традиция. Люди гуляют, веселятся, и им можно в этот момент...

Елена Фанайлова: Ага! Карнавал.

Вероника Хлебникова: Если поддержать этот миф об оппозиционности того и другого фильма, то можно вспомнить, что создатели фильма «Обитаемый остров» как-то очень сильно и много говорили о том, что их фильм является чуть ли не диссидентским, во всяком случае, дико содержательным. В то же время ни Тодоровский, ни люди, имеющие отношение к «Стилягам», этого не делали. Однако мы видим, что если в «Стилягах» и есть какая-то оппозиционность и протест, то мы можем понять, что эффективность протеста и оппозиции, она, может быть, состоит в том, чтобы придаваться своему удовольствию – и вот это гораздо более эффективно с точки зрения какого-нибудь противостояния. Потому что это же, вообще-то, и оскорбляет людей, и задевает их гораздо сильнее, когда ты просто радуешься жизни, радуешься вот такой штуке, таким танцам, таким песням. И вот это их, действительно, бесит. Вот такое маленькое замечание. Спасибо.

Андрей Борзенко: Так случилось, что я оба эти фильма видел по два раза и три раза платил деньги. Дело в том, что сначала я был на каком-то предпоказе самом первом «Обитаемого острова», а потом, перед Новым годом, сходил на «Стиляг». После этого я поехал с друзьями в Одессу и за компанию там... не повесился, а сходил на «Обитаемый остров» и на «Стиляг» еще по разу. И основное впечатление, что очень смешно, что такие разные фильмы абсолютно об одном и том же. В принципе, это характерно, потому что роман «Обитаемый остров» писался приблизительно в те же годы, что нам показано в фильме «Стиляги».

Елена Фанайлова: Нет, все-таки чуть попозже, лет через 8-10.

Андрей Борзенко: При этом по реакции зала можно судить о том, что «Стиляги» намного больше попали в аудиторию. И это, мне кажется, ключевая составляющая их успеха. Потому что после «Стиляг»... в Москве был полный зал, люди звонили своим друзьям и говорили: «Приходи. Отличное кино!». И очень радостно воспринимали, в частности, эту, по-моему, ужасную последнюю сцену с всеобщим гуляньем на Тверской в наше время.

Елена Фанайлова: На мой вкус, тоже отвратительная.

Андрей Борзенко: После «Обитаемого острова»... Ну, понятно, что предпоказ – это не показатель. А вот в Одессе в зале было намного меньше народа, чем на «Стилягах», и даже часть из тех, кто там был, после окончания фильма свистели, потому что открытый финал все восприняли как какое-то «кидалово».

Юрий Богомолов: Обман.

Андрей Борзенко: Да. Потому что это очень странно. Далеко не на всех афишах написано, что это «фильм первый». И это, наверное, главное, что не понравилось в «Обитаемом острове». В остальном тут вопрос: нравится человеку такое кино или не нравится, впечатляют ли его спецэффекты, фантастические сюжеты, любит ли он Стругацких или не любит? Потому что, по-моему, это достаточно хорошая экранизация первой части романа Стругацких «Обитаемый остров», ну, затянутая немного.

Юрий Богомолов: А почему касса показала обратный эффект? «Обитаемый остров» обошел по сборам «Стиляг».

Андрей Борзенко: При этом он вышел позже на неделю.

Юрий Богомолов: И рекламы было больше у «Стиляг».

Андрей Борзенко: Ну, если говорить по соотношению затрат на промоушен и затрат, собственно, на производство фильма, то в процентном соотношении «Стиляги», безусловно, выиграли. В общем, всех победила, конечно, «Любовь-морковь-2». Пропорционально, то есть по затратам «Любовь-морковь-2» отбили, в общем, уже почти все. Она же очень дешевая. Что касается сборов, то подождем второй части. Как известно, должны собрать двумя частями 80 миллионов, а сейчас собрали, вместе с Украиной, чуть больше 20. И я думаю, что на вторую часть придет приблизительно треть от тех, кто смотрел первую часть. Потому что, по-моему, «сарафанное радио» у этого фильма будет не очень хорошее. Потому что, по-моему, зрители обиделись на то, что им не сказали заранее, что, вообще-то, это состоит из двух частей. Ну, или сказали ненавязчиво.

Елена Фанайлова: У меня есть версия того, почему на этот фильм пошли. Ну, во-первых, потому, что народ уже привык к «Дозорам», к двум сериям «Дозоров» и к тому, что такое кино- это новогодняя премьера. И чего-то подобного, подобного технологического развлечения, я думаю, люди ждали и от «Обитаемого острова». Потому что понятно, что это фантастика, потому что понятно, что там будут спецэффекты непременно. И потому что Бондарчук – мастер батального кино. Меня порой не покидало ощущение, что я смотрю продолжение кинофильма «9 рота».

Лидия Маслова: Я тоже скажу о деньгах. Потому что мне кажется, что применительно к обоим этим фильмам, единственное, первое, о чем имеет смысл говорить – это именно деньги. Потому что тут интерес не в том, как они идеологически... какое-то их содержание или какая-то художественная форма, а саспенс и кто кого обставит в прокате. И понятно, что «Любовь-морковь» все равно их всех сделала, потому что она дешевая и заработала, то есть окупилась гораздо лучше. И для меня, например, абсолютно предсказуем провал фактически «Стиляг» и выигрыш «Обитаемого острова», потому что в случае с «Обитаемым островом» я умозрительно могу понять, что может прельстить тинейджера, который, собственно, и делает кассу. Девочки пойдут на Василия Степанова посмотреть и потащат своих мальчиков. А для кого сделаны «Стиляги» и кого это может заинтересовать, я упорно не могу понять. Я, к сожалению, не разговаривала с людьми, которые могут оценить это с точки зрения исторической достоверности, но мне кажется, что такого человека должно просто рвать от этого фильма. А насчет всех этих музыкальных номеров и почему надо музыку 1990-ых вставлять в 1950-ые, я тоже этого прикола не поняла. Мне кажется, что фильм абсолютно не сработал ни в каком пункте.

Фаворов хвастался, что он заплатил за оба фильма, а я с сожалением вспоминаю, как я два года назад заплатила два раза за «Дневной дозор». Точнее, с сожалением не по поводу того, что я за него заплатила. О том, что я за него заплатила, я совершенно не жалею до сих пор. Потому что я очень люблю сам жанр этого новогоднего блокбастера, который мы, в общем, любим не за то, что он как-то сложно и изощренно сделан, а за то, что просто он похож на елочную игрушку, а она должна быть круглой, блестеть и радовать. «Дневной дозор» меня радовал. Меня даже «Ирония судьбы-2» радовала. А вот эти оба фильма, ну, мне кажется, они не справились просто с этой функцией новогоднего блокбастера, потому что в них нет вот этого соответствия новогоднему, мне кажется, канону.

Юрий Богомолов: Зато в прошлом году был один фильм на Новый год, а в этом году – три.

Лидия Маслова: Да. Единственное, что создает интригу...

Юрий Богомолов: И создает некоторое разнообразие.

Лидия Маслова: И в принципе, эти три фильма, они совершенно для разной целевой аудитории, и они не пересекаются. Поэтому возникает интрига и саспенс. Но сами по себе эти фильмы, мне кажется... Мне нечего просто о них сказать. Они меня не порадовали просто субъективно, как чисто зрителя.

Елена Фанайлова: Как раз «Стиляги» меня все-таки порадовали и развеселили. А то, что вас, Лида, порадовали «Дозоры» и «Ирония судьбы-2»... вот как-то нет, здесь мы не сходимся. Для меня эти игрушки как раз елочные сверкают, но вот почему-то не радуют.

Ян Левченко: Я хотел бы сказать в связи с только что прозвучавшим, как мне кажется, очень своевременно замечанием Лидии Масловой о «Дозорах». Потому что, действительно, если все началось с «Дозоров», то в случае с «Обитаемым островом» - это фильм, который, видимо, по всей вероятности, держал «Дозоры» в своем горизонте. А потом взял и почему-то свернул в сторону тоже двухчастного, но совершенно бессмысленного фильма «Параграф 78», который Хлебородов снял из двух частей. И тоже там все обрывалось где-то посредине. И в общем, было совершенно непонятно, что будет дальше. Да, в общем, это было и неважно, что будет дальше, потому что уже то, что было показано в первой части, свидетельствовало о том, что все это не имеет никакого смысла. И вот здесь интересно... У меня такое ощущение, что если бы не было этого соблазна свернуть в сторону уже существующего неудачного проекта «Параграф 78», который работает как ретрофутуристическая железяка, на которую тоже пойдут по непонятной причине… Может быть, мальчики пойдут, потому что им нравится, когда железяка громыхает. Может быть, девочки пойдут, потому что им нравится, что там есть красивые мальчики. Вот если бы не было этого соблазна, то, может быть, даже «Обитаемый остров» и получился бы. И Степанов там прекрасный себе, неизвестный, но прекрасный. И это противоречит концепции, согласно которой на экране должны быть исключительно известные люди. Иногда красота неизвестная, неведомая, дремучая перевешивает идею о том, что звезды – это наше все. И железяки там прекрасные. И нечего там слушать злобных комментаторов на форумах, которые говорят, что «вот танков таких быть не может». А какие они могут быть, если речь идет о фантастическом кино?..

И все было бы, наверное, хорошо. Но именно потому, что Федор Сергеевич Бондарчук решил честно экранизировать произведение Стругацких и оставить там все, то есть создать произведение не по мотивам, а именно по повести Стругацких, то он, как честный человек, оставил там все – и получилось очень скучно. Потому что есть непреложные коды переводимости из литературы в визуальный ряд. И мне кажется, что мы имеем поучительный пример.

Мария Кувшинова: Мне странно, что вот уже два человека сказали о том, что фильм незакончен и обрывается на середине. Мне-то как раз показалось, что там очень органично все подводится к финалу первой части. И собственно, эта двухчастная структура, она напомнила мне не «Параграф 78», а фильм «Москва – Кассиопея», как и многое вообще в этом фильме. Потому что много было разговоров про то, что Бондарчук взял оттуда, отсюда. Но мне кажется, может быть, одна из причин успеха – это то, что, несмотря на то, что он учитывает такие фильмы, как «Бегущий по лезвию бритвы» или «Пятый элемент», о чем много говорили, он, в том числе, учитывает и совершенно советскую традицию вот этих идеалистических фильмов типа «Отроков во Вселенной» 1970-ых годов. Начало по настроению очень напоминает, когда он с бабушкой разговаривает. И в принципе, есть ощущение, что это такой «Отрок во Вселенной», но просто Вселенная немножко похуже стала за это время. То есть уже не какие-то железяки ему встречаются, а серьезные страны. И вообще герой довольно интересный. У меня как раз никакого раздражения не вызвал, во-первых, Василий Степанов, а во-вторых, этот герой, который выглядит абсолютно как непоротый, который прилетел из внешнего мира вот в эту странную страну, где он и родной, и чужой. И он лезет на рожон просто потому, что он не понимает, что может быть страшно по-настоящему. То есть вот это гораздо интереснее, мне кажется, проецировать на какую-то реальность, чем те политические подтексты (или тексты), которые там настолько очевидны, что даже говорить про это неинтересно.

Елена Фанайлова: Питерские коммунисты как раз и упрекают Бондарчука в том, что он никак не объясняет происхождение героев. У Стругацких, мол, мальчик был из коммунистического общества, уже из построенного коммунизма. А здесь вообще непонятно, откуда такой человек взялся.

Мария Кувшинова: Вот из внешнего мира.

Петр Фаворов: Я, прежде всего, хотел бы ответить Андрею Борзенко, который сказал, что «фильм мне не понравился». Ну или, предположительно, тем, кому не понравился «Обитаемый остров». Он не понравился потому, что это – фантастика, и люди просто не заинтересованы в фантастике. Я тоже не на Бергмана шел. Понятно было, что примерно мы там увидим. И Василий Степанов мне очень понравился. И вообще мне очень многое... Я очень хотел, чтобы мне этот фильм понравился. Я шел на него с полностью открытым сердцем. Но мне не понравилось, что абсолютно в каждой сцене актеры не понимают, что они играют, что будет дальше, что было до этого. Первые 20 минут я воспринимал это как художественный прием, и мне казалось, что это живые картины, иллюстрирующие книгу. И я готов был с этим жить. Но потом стало ясно, что просто как-то у людей вообще не получилось никакого, извините, целостного произведения.

И еще маленькое соображение по поводу разделения на две серии. Мне кажется, может быть, все очень хорошо забыли сюжет романа «Обитаемый остров» (или повести). Но тут есть парадокс, что Роднянский с Бондарчуком разделили фильм в тот момент, когда он максимальным образом похож, действительно, не диссидентскую агитку, то есть на борьбу с кровавым, ненавистным режимом. А что мы увидим во втором фильме, я думаю, у очень многих людей, которые воспримут это как какое-то идеологическое высказывание... крайне удивительно, что мы там увидим, собственно, чудовищные преступления Островной империи. Ну, не знаю, можно ли раскрывать сюжет книги, вышедшей 50 лет назад, но мы увидим, что, собственно, представителем «светлого будущего» является Странник, который расстреливает здесь людей в затылок и управляет всеми этими станциями психологического излучения, и что это является проектом, собственно, коммунистических землян по постепенному выведению этого чудовищного мира Саракша из тьмы и грязи, в которой он находится. Так что вполне себе отвечает, возможно, программе партии «Единая Россия», в которой состоит членом политсовета Федор Бондарчук.

Елена Фанайлова: Несмотря на то, что, вероятно, словечко «массаракш» теперь войдет в репертуар тинейджеров месяца на три, по крайней мере... Нет, Андрей?

Андрей Борзенко: Не работает, по-моему.

Елена Фанайлова: …я поддерживаю позицию и Петра Фаворова, и Яна Левченко, которая заключается в том, что книга оказалась принципиально непереводимой на язык кино. Не было создано какого-то адекватного киноязыка, при помощи которого можно было бы идеи Стругацких выразить. Я встретилась накануне с Петей в магазине «Москва», где покупала специально книгу «Обитаемый остров» для того, чтобы еще раз проверить свои впечатления. Я вообще ни одной нормальной экранизации Стругацких не могу вспомнить, за исключением, может быть, «Сталкера», но там принципиально другой язык. И мое ощущение после чтения книги подтвердилось. Там есть какая-то тонкая материя, вообще в прозе Стругацких есть какая-то тонкая, странная материя, которую очень трудно пересказать простыми словами и передать в кино.

Андрей Борзенко: Как раз в магазине «Москва» и в других крупных книжных магазинах за новогодние праздники «Обитаемый остров» вышел на вершину всех рейтингов по продажам. И уже за это можно, наверное, сказать им спасибо, Бондарчуку и Роднянскому. Потому что, ну, хорошо - неплохая книга, хорошие авторы.

А по поводу несобранности фильма я абсолютно согласен. Просто, наверное, я шел с более закрытым сердцем, и у меня был эффект обманутого ожидания в хорошую сторону. То есть я думал, что будет хуже, а при этом по многим параметрам, действительно, - по главному герою, по роли Бондарчука самого, по каким-то спецэффектам и так далее, - мне, скорее, понравилось. Мне показалось, что это достаточно качественное с этой точки зрения кино.

Юрий Богомолов: Я не видел фильм «Обитаемый остров», и мне любопытно слушать различные точки зрения. Кроме того, я много и читал про эти точки зрения. И у меня возникает такое ощущение, что вы пытаетесь - вот такая ошибка традиционная киноведческая - сравнить фильм с книжкой. То есть предположить, что экранизация или создание фильма по книжке, целью этого является что-то адекватное по отношению к книжке, к литературному источнику. А в принципе, серьезная, в общем, кинематографическая работа как раз этого не предполагает. Она предполагает, что тот или иной литературный источник становится своего рода оптическим прибором, инструментом для того, чтобы как-то понять окружающий мир и некие подспудные процессы, которые в нем происходят.

И я хотел бы напомнить, что Алексей Герман (фамилия которого еще здесь не прозвучала) когда-то собирался экранизировать эту повесть. И отказался он по одной простой причине – ему показалось, что это все уже неактуально, все эти мотивы, которые были там, они уже неактуальны. И сейчас он, насколько я знаю, с любопытством ждет своей встречи с этим фильмом, делая свою картину уже по другой повести. И мы уже знаем как бы абрис его фильма. Я бы не сказал, что это экранизация. Экранизация – это все-таки что-то такое функционально-технологичное. Так же как и «Солярис» в этом смысле был другим, и «Сталкер», и так далее.

Поэтому вот я все до той поры, пока еще не посмотрел, я пытаюсь понять, действительно, как эта картина вклинивается в сегодняшние какие-то размышления, рассуждения и попытки понять сегодняшнее время. Потому что вот то, что я услышал от Троицкого, его вдохновило то, что это не то чтобы оппозиционное, а то, что это антигосударственное. Антигосударственные мотивы и в «Стилягах», и в «Обитаемом острове», которые срываются с уст таких традиционных государственников. Вот эта интрига его захватила.

Елена Фанайлова: Юрий Александрович, я думаю, что эта интрига так же проста, как и телевизионные сказки об Иосифе Виссарионовиче Сталине. Просто нынешнее время, оно, мне кажется... извините, что я повторяюсь, но очень легко как-то упаковывают в удобную, съедобную упаковку трагическую русскую историю. Вот и все. Я не вижу в обоих фильмах ровно никакой оппозиционности. Я вижу спекулятивное стремление хорошо упаковать эти бренды. Такая вот тоталитарная русская история, протестная русская история в облегченной форме.

Юрий Богомолов: Нет, я отнюдь не утверждаю ничего такого. Я как раз очень в этом смысле не доверяю Троицкому, потому что он бывает настолько тенденциозным. Я просто думаю о том, что эти его высказывания в какой-то степени связаны с объективными точками зрения некоторой части общества.

Елена Фанайлова: Безусловно. Значит, мы все-таки имеем дело с художественными произведениями, которые позволяют нам толковать их так или иначе.

Юрий Богомолов: Вот насколько, действительно, они самостоятельные по отношению к книгам – вот что любопытно.

Елена Фанайлова: Я думаю, что кинофильм «Обитаемый остров» чрезвычайно вторичен по технологии своего производства, да и кинофильм «Стиляги», честно говоря, тоже, если говорить про мировую историю мюзикла.

Ян Левченко: Я хотел бы только заметить, что помимо ожидавшегося, вернее, планировавшегося подхода к фильму «Обитаемый остров» у Алексея Юрьевича Германа в одном из его интервью говорилось о том, что он собирался в 1968 году запускаться с фильмом «Трудно быть Богом», который он через 40 лет все-таки, наконец, заканчивает. А отказом к этому послужило то, что в августе произошли известные чехословацкие события, и метафора оказалась настолько прозрачной, во всяком случае, по его собственной трактовке спустя 40 лет, что от работы над фильмом пришлось отказаться.

Вот здесь возникает интересный поворот, а именно, то, что метафоры в «Обитаемом острове», может быть, и прозрачны, и именно поэтому они вызывают такой восторг у Артемия Кивовича Троицкого, который видит в этом проявления каких-то антигосударственных тенденций. Вот они прозрачны – ну и что? Собственно, что из этого? Ничего. Потому что эта прозрачность ровно ничего не объясняет, ничего не отнимает и не добавляет. Она существует совершенно автономно, самостоятельно. Она изначально задана. Потому что, действительно, если фильм, который делается одним крупным каналом, уравновешивается фильмом, в который вкладываются два других очень крупных канала, то речь идет, наверное, не о каком-то оппозиционном или, наоборот, сервилистском содержании, а о каких-то таких вещах, скорее напоминающих игру в наперсток. Пусть она очень технологичная игра, не индивидуальная на вокзале, а вот казино, например, - вот это «технологический наперсток».

Юрий Богомолов: А вот интересно, что... раз уж тут зашла речь о том, как государственные каналы вкладываются в почти, по некоторым трактовкам, антигосударственное кино, то я бы обратил внимание на то, что телеканал «Россия» дважды вложился в кино, которое вызывало... Во-первых, я имею в виду «Штрафбат», а во-вторых, был фильм «Завещание Ленина», и «В круге первом». То есть канал вкладывался в те самые фильмы (как бы для Маши), которые шли против течения некоторого тренда, задаваемого, скажем, документальным фильмом про Византийскую империю, шло вразрез с этим проектом амбициозным телеканала «Россия» под названием «Имя Россия» и так далее. Вот тут любопытный, конечно, парадокс. Потому что, действительно, вот то, что не позволяют себе каналы в документально-информационно-аналитической части вещания, они позволяют себе в художественной.

Мария Кувшинова: Вот нет никакой настолько продуманной политики, как мы сейчас здесь все подозреваем, что один хотел вложить такой смысл, но это спекуляция, другой... Что касается фильма «Стиляги». Я разговаривала с Тодоровским, и изначально, видимо, это вообще был просто фильм, который он делал для себя. Вот Лидия спрашивала: для кого? Для Валерия Петровича. Вот он сам для себя его делал. Просто так получилось, что потом канал включился в борьбу за его прокат первый. То есть это был его подарок самому себе. И я не думаю, что были какие-то заседания по поводу того, какая там должна быть генеральная линия, в этом фильме, и во всех остальных фильмах тоже.

Юрий Богомолов: Может быть, это, действительно, как бы нечаянный парадокс, я ничего не говорю. Но факт очевиден достаточно.

Мария Кувшинова: А почему мы всегда считаем, что какие-то люди умнее нас?

Юрий Богомолов: Нет, я этого не считаю. Я просто называю сам по себе факт. Все-таки телевизионная машина – это из разных центров управляемая машина. И какая-то одна группа имеет влияние на один рычаг, а другая – на другой, и так далее. И это очевидно.

Петр Фаворов: Я абсолютно согласен с Машей, что, может быть, вся эта история, на которую мы смотрим с удивлением, является поводом для нас изменить наше представление о каналах, о том, как там принимаются решения, о том, как люди там работают, а не удивляться бесконечно тому, что наши какие-то уже устоявшиеся модели не совпадают с реальностью. Это первое.

И второе. Опять-таки про «Обитаемый остров». Книжку раскупили, ее теперь все прочтут. И может быть, интересно подумать о том, как... к вопросу также и об актуальности, что изменилось в восприятии этой книжки за полвека. Я вот после фильма поймал себя на мысли, что мы, по сравнению с тем, как читали роман в 1967 году, смотрим как будто в перевернутый телескоп. Потому что в 1967 году это был, конечно, роман про прогрессоров, это был роман с Земли. Мы, русские, земляне, коммунисты, летели налаживать жизнь и думали о том, что с этим связано, как улучшать жизнь других людей. А в 2009 году мы смотрим, удивительным образом, с точки зрения жителей планеты Саракш. И это, конечно, для нас роман и фильм про планету Саракш. И мы ищем, так сказать, наше правительство или нашу интеллигенцию, кого угодно не там, на Земле, наверху, думающую в Институте экспериментальной истории о том, что можно, а чего нельзя, а так сказать, среди неизвестных Отцов, мутантов и выродков. И мне кажется, что вот это говорит о том, что с нами произошло, как изменилась наша самооценка, гораздо больше, чем все остальное. Спасибо большое.

Елена Фанайлова: Кстати, об изменении оптики. Если читать книгу глазами советского человека 1960-1980-ых годов, то советская интеллигенция себя, скорее, с выродками идентифицировала. На которых не действует государственное излучение.

Петр Фаворов: Я думаю, что это, скорее, у Стругацких написалось так же... вот то, что мы сейчас воспринимаем как основное содержание, антиутопию, я думаю, что это было у них все-таки побочным продуктом. Потому что это часть цикла про прогрессоров огромного, в котором они бесконечно обсуждали: «Что будет, если к нам прилетят Странники? Что будет, если мы прилетим на другую планету? Что будет... Что будет...». Это то, что мы читаем как основную линию антиутопическую, написалось случайно. Но вот кстати, я вспомнил, что интервью Бориса Стругацкого, которое он дал по поводу этого фильма, говорит о том, что даже у него изменилась эта оптика. Он тоже напрямую проводит эту аналогию, так сказать, ОРТ и этих башен излучения. Хотя у него самого написано, что башни излучения не надо взрывать так, как их взорвал Максим Каммерер, потому что единственный человек, которому нужно было их взрывать, извините, это герой Федора Бондарчука, Прокурор. Ну, это, так сказать, сложные построения. Но в романе все гораздо менее очевидно, что Борис Стругацкий сейчас нам рассказывает в интервью, уже тоже, так сказать, поглощенный этим общим консенсусом восприятия книги.

Елена Фанайлова: В романе, я бы сказала, все это менее очевидно, чем в фильме это представлено. Потому что линия отцов-основателей, линия этих кукловодов закулисных, она появляется только в середине книги. И ближе даже к ее финалу мы понимаем, что за всей этой машинерией, за встречами Максима Каммерера с боевыми товарищами, этими подпольщиками, что фоном всех событий является государственная деятельность людей, которые всем этим управляют.

Но, может быть, мы поговорим немного не о политической составляющей подоплеки, а о художественной, о том, что хорошо и плохо в этих фильмах с художественной точки зрения? Я некоторое время назад сказала о том, что для меня оба этих фильма очень вторичны по языку своему. Кто-то готов продолжить эту дискуссию?

Андрей Борзенко: Я тоже сижу и думаю, что мы очень увлеклись идеологией. Вот очень интересно поговорить о тех провалах и, наоборот, удачах, которые есть в этих фильмах. И здесь мне кажется, что, действительно, Василий Степанов, которого, как Роднянский рассказывал, нашли в очереди в театральное училище, - это, конечно, очень сильная находка. И что не держится фильм на главном герое, который большой актер, а наоборот, в главной роли статист, который играет самого себя, как должно быть, такого немного идиота...

Елена Фанайлова: Иванушку-Дурачка, скажем помягче.

Андрей Борзенко: ...да, белозубо улыбающегося. Ну и соответственно, в «Стилягах», наверное, Оксана Акиньшина привлекла уже многих своей новообретенной статью. Потому что, действительно, она очень увеличилась в объемах...

Елена Фанайлова: Ну, скажем так, несколько увеличилась в объемах.

Андрей Борзенко: Да, очень эффектно выглядит.

Елена Фанайлова: В эротических сценах, я бы добавила.

Андрей Борзенко: В эротических сценах, в частности. Да, там их много, и не только «обнаженка».

А если говорить о языке, то в «Стилягах» меня, как и очень многих, конечно, тексты куплетов этих песен... Вот можно спорить о том, насколько уместна музыка, которую там используют, и насколько уместно исполнение самими актерами безголосыми по большей части, но тексты куплетов, которые все проговаривают прямым текстом, и при этом на уровне «с днем рождения поздравляю, счастья, радости желаю...», вот по уровню версификации «пусть сегодня Новый год много счастья принесет...», а рифма «советский простой дипломат... нам тебя, брат» - это халтура, которая очень портит впечатление от фильма, в общем-то, проработанного.

Елена Фанайлова: Я как-то пропустила в титрах, кто является автором этих текстов.

Лидия Маслова: Автором текстов является поэтесса Ольга Ципенюк. И я совершенно случайно узнала, что она креативный директор Издательского дома «КоммерсантЪ». Но это, наверное, не имеет никакого отношения, в общем-то, к художественным достоинствам фильма «Стиляги». Это просто мелкая бытовая деталь.

Елена Фанайлова: Лидия, а что для вас является художественными достоинствами кинофильмов «Стиляги» и «Обитаемый остров»?

Лидия Маслова: Я просто последние несколько минут думала как раз о том, о чем сказала Маша, что всегда возникает вопрос: зачем человек сделал этот фильм? Ну, я не жду от авторов блокбастеров, что они будут мне изливать в них свою душу. Потому что понятно, что первая строка мотивации: я делаю это потому, что это моя работа, и я получаю за нее деньги. Но все равно человек, который в сфере культуры и художественного творчества функционирует, он не может себе не придумывать какую-то минимальную следующую отмазку: я делаю это потому, что я люблю то-то и то-то и не люблю то-то и то-то.

Например, за фильмом «Обитаемый остров» для меня стоит, возможно, некая влюбленность продюсера Роднянского в книжку «Обитаемый остров». И лично мне совершенно непонятно, за что ее можно полюбить, но мне эта интенция эмоционально понятна, и она оправдывает для меня существование фильма «Обитаемый остров» на психологическом, личном, эмоциональном уровне. А что стоит за фильмом «Стиляги» для Валерия Петровича, мне непонятно. Ненависть к тоталитаризму? Ну, я вас умоляю! Любовь к этой эстетике? Ну, тоже чувствуется, что как-то она ему фиолетово. Вот и все. И поэтому для меня «Обитаемый остров», он мне ближе и понятнее чисто на субъективном, эмоциональном уровне.

Юрий Богомолов: Я думаю, вот что стоит за интересом Валерия Тодоровского к этой эстетике. А именно, это то, о чем в свое время говорил Честертон – о том, что, да, должно быть место изображению отчаяния одинокого человека. Но главное, добавляет Честертон, чтобы вовремя звучал припев. То есть он говорит, что мы слишком отдалились от хоровых каких-то выражений своих эмоций. И в этом смысле Валерий Тодоровский, который так много занимался каким-то погружением в психофизические представления о том, как живет человек, чем он живет и так далее, вспомним его один из предпоследних фильмов «Любовник» или «Страна глухих», или другие картины, ему, действительно, вдруг захотелось соединить вот эти две ипостаси: припев и... Поэтому и возникла... очевидно, я не знаю, я с ним не разговаривал, но, наверное, возникла вот эта идея мюзикла, музыкального отражения своих потребностей.

Другой вопрос, как он это сделал и каким образом. Мне-то кажется, что все-таки одна из печальных традиций или один из недостатков этого фильма – это то, что все-таки не нашлось композитора, который бы сочинил музыку, а не просто аранжировал, не просто обработал. Хотя он и говорит о том, что Константин Меладзе сочинил... Кстати, если кто смотрел новогоднее шоу Первого канала, то, наверное, могли обратить внимание на то, что все аранжировки там сделал тоже Константин Меладзе. И там все персонажи, которые известные медиа-лица, они поют почти одним голосом и примерно в одной, так сказать, установке. Вот эта их вступительная песня, которую они по очереди, по куплету поют... Я вижу, что никто не смотрел. Но поскольку я еще и телеобозреватель, то я этим занимаюсь. Так вот, я уловил общее со «Стилягами». Но только там Меладзе обрабатывал 1950-ые и 1990-ые годы, а здесь он обработал попсовый музыкальный пласт. И вот это все-таки дало о себе знать. Наверное, поэтому Первый канал и занялся таким мощным раскручиванием «Стиляг». И поэтому мне кажется, что это главный все-таки момент некоторой неудачи с этим мюзиклом. Потому что мюзикл без самостоятельной, самоценной, хорошей музыкальной основы – это все-таки что-то не то.

Вероника Хлебникова: Когда тут заговорили о таком стремительном, внезапном переезде нас всех на планету Саракш, я подумала, что ведь это же самое авангардное в фильме «Обитаемый остров», самое невероятное художественное достижение – как непринужденно, с какой легкостью стерли с лица мироздания, Вселенной планету Земля и ее цивилизацию. Потому что, ведь судя по этому Максиму Каммереру, по тому, как ему весело и интересно проводить время на этой планете, на планете Земля делать абсолютно нечего. Ее просто не существует. И вот так стирать цивилизацию... по-моему, ни одни американцы еще не показали этого. И это просто завидная легкость, несомненное художественное достижение – раз и... Не потратив на это ни копейки. В общем-то, этого же в фильме не показано, все это косвенно, косвенно.

Елена Фанайлова: Однако все это прочли.

Ян Левченко: Я коротко хотел бы вернуться к «Стилягам». Так получилось, что я встречался с Валерием Петровичем и как раз спрашивал его об этом фильме коротко. И он рассказал, что он еще во ВГИКе хотел снять мюзикл, была у него такая... сверлило ему мозг, вот такой шуруп у него там завелся, и вот он хотел снять мюзикл. Еще в 1999 году, по его словам, он все это начал придумывать и снял только сейчас, потому что на такую постановку типа не было денег. Потому что ведь мюзикл – понятно, что не «Любовник», которого можно в коробке снять. Но характерным образом он оговорился. Он сказал: «Я специально-то музыкой никогда не увлекался и никогда не интересовался ни музыкой 1950-ых годов, ни русским роком. И поэтому так получилось, что на горизонте появился Константин Меладзе». И я в этот момент вздрогнул, не потому, что я как-то плохо отношусь к Константину Меладзе, а потому что, ну, как-то я не понял, что это значит. И вот он говорит: «Вот появился Константин Меладзе и предложил прекрасные аранжировки. И вот получилось».

А получилось, действительно, адекватно и хорошо, и я об этом говорил вначале. Потому что ведь и русский рок сейчас стал частью вот этого попсового контекста, тот русский рок, который звучит в этой песне. Это часть нашей памяти, возможно, но это все равно... «Перемен требуют наши сердца», - поет Надежда Бабкина под ритм 120 ударов в минуту. И это совершенно нормальное явление. Это, в общем, имеет косвенное отношение к тому, о чем сказала Вероника. Собственно говоря, все эти вопросы индивидуальной памяти, они стираются и как-то сливаются, вернее, в один котел, и там такое крошево образуется. И образуется крошево, к которому достаточно написать хорошую аранжировку – и все будет отлично работать.

Юрий Богомолов: С другой стороны, насчет того, что «Стиляги»... Понимаете, вот какая штука. Вот если по большому счету все-таки подойти, то у меня есть ощущение того, что идет, продолжает эволюционировать, трансформироваться проект «Старые песни о главном». Вот он переходит из одной стадии в другую, третью, четвертую... И хорошо, фильм Валерия Тодоровского – это уже выбивается... высокая стадия. Но, тем не менее, все равно есть ощущение, что мы все-таки еще ходим по кругу. И «Старые песни о главном» дополняются «Старыми танцами о главном» и так далее. Вот моя основная в этом смысле претензия.

Мария Кувшинова: Это все-таки дурная бесконечность продолжается, да?

Юрий Богомолов: Может быть.

Мария Кувшинова: Но по поводу музыки, то как раз в продолжение того, о чем говорил Ян, это же совершенно сознательный был выбор Тодоровского. Он брал именно песни своей молодости, потому что ему казалось, что как-то конец 1980-ых рифмуется со стилягами. То есть это было такое концептуальное решение, которое не все просто поняли. Это, действительно, не считывается. И если об этом не знать, то совершенно непонятно, почему именно эти песни.

Ян Левченко: Это уже ретроактивная интерпретация. Потому что он клялся, что... на самом деле, он вспомнил, конечно, что эта музыка звучала в общем контексте. И потом вот это схлопнулось.

Мария Кувшинова: Ну, ладно. Мне кажется, что мы уже слишком глубоко закопались в мозг Валерия Тодоровского.

Но по поводу этих двух фильмов у меня странное наблюдение. Мне понравились они оба, оба показались интересными. И я оба фильма посмотрела совершенно без сучка, без задоринки, хотя заплатила только за один билет из двух. Но вот какие-то просто облака недоброжелательности, которые их окружали, мне кажется, что если бы... ну, я не знаю, мне кажется, что просто слишком придирчиво оценивали и художественные достоинства, и очень копались в каких-то подтекстах. Мне кажется, что их можно смотреть, и они оба совершенно смотрибельные, и нечего так придираться к ним.

Юрий Богомолов: Шкловский говорил в таких случаях: можно смотреть без отвращения.

Петр Фаворов: Надо сказать, что, в общем, многие люди отмечают, что по степени накала дискуссии об этих новогодних блокбастерах перешли на какой-то качественно новый уровень именно вот с этой парой, удивительным образом. Возможно, потому что в этом задействована и какая-то политика.

Но мне хотелось бы сказать про «Стиляг», которых... вот с чисто душевной точки зрения, ну, вот такой формальный прием – «Мулен Руж» и все такое. Но то, что там, на самом деле, рассказывается, - это, по сути, трогательная история про человека, который хотел быть не как все, а потом, в конце концов, выяснилось, что все равно все как все. И довольно хорошая, трогательная и очень человеческая история с этой Пользой, которая превращается в мамашу-крокодилицу. И она, конечно же, может быть рассказана с помощью эстетики стиляг и песен русского рока. И в конце концов, все это кажется адекватным и подходящим. И вот проблема с «Обитаемым островом» - что там части не сошлись. А вот достоинство «Стиляг», на мой взгляд, - что там все части сошлись.

Ян Левченко: А Польза – это Наташа Ростова.

Елена Фанайлова: Надо объяснить для слушателей, которые не видели фильма: Польза – это Полина, Поля, главная героиня Оксаны Акиньшиной.