От израильского экономиста Бориса Иосифовича Дубсона к нам поступил запоздалый новогодний подарок: три-четыре десятилетия тому назад коммунары — было у нас такое общественное движение — собирали отовсюду опыт удачных, как тогда говорили, «локальных социальных экспериментов». То есть ненасильственного внедрения оазисов справедливости в мир неравенства и эксплуатации. Но, увы, легче было найти литературу о религиозных сектантах какого-то мохнатого века, чем об израильских социалистах, чьи предприятия как раз в это время переживали расцвет. Цитирую книгу: «с точки зрения (тогдашней) официальной идеологии, в сионистском государстве по определению не могло быть никаких позитивных достижений» (4). Но и по окончании Советской власти кибуцам по-прежнему не везло в информационном пространстве. Правым не нужны лишние опровержения законов якобы объективной, якобы экономической, якобы науки (136).
Но ведь, кроме правых, существуют левые. И тут автор книги делает оговорку: если они «еще существуют» (3). К сожалению, сегодня один из симптомов старческого маразма левизны — все тот же антисемитизм под вывеской «антисионизма». Плюс очень специфическое отношение к земледельческому труду, которое побуждает левые партии в Западной Европе бдить, чтобы крестьяне не получили лишний цент субсидии. Наркоманам, фальшивым «беженцам» — кому угодно, только не крестьянам. Так что ожидать с этой стороны серьезного исследования опыта коллективного труда на земле — тоже не приходится.
Куда же нам отнести автора книги о кибуцах — влево или вправо? Думаю, он, скорее, левый, раз для него «современное капиталистическое общество не может служить эталоном справедливого социума, о котором всегда мечтало человечество» (287), только левый старого образца. В чем отличие, показано в самой книге.
Но давайте по порядку. Перед нами история кибуцев — от создания в 1909 году юными выходцами с Украины первого из них, под названием «Дгания», до трех гипотетических сценариев развития в XXI веке, плюс отдельные очерки по 11 крупнейшим кибуцам, плюс подробная библиография и справочно-статистический материал.
По ходу дела автор существенно уточняет (или опровергает) бродячие представления о «еврейских колхозах». На колхоз похож другой вид сельхозкооперации, «коллективный мошав» (320). А кибуц — это изначально коммуна, то есть крайнее обобществление, полное самоуправление и равенство, грязная работа поровну на всех, «удовлетворение всех материальных потребностей из общественных фондов — в кибуце имелись вещевой склад, прачечная, столовая» (16). Читаешь и все время вспоминаешь «Туманность Андромеды». Воспитание детей, которые «лишь короткий период после рождения находились с родителями, затем они воспитывались в круглосуточных яслях и детских садах. Родители навещали своих детей вечерами после работы…» (16) Тут, видимо, не прямое заимствование, но общие источники вдохновения у советского писателя и израильских коммунаров. И вот вопрос — какие? Ведь принято считать, что израильское общество сформировалось на почве религии.
Смотрите сами. Религиозных кибуцев меньшинство с самого начала и по сию пору: в 2006 году всего 16 из 264. О большинстве можно сказать словами основателей: «мы не называли себя социалистами, мы жили социализмом» (15). Идейный багаж весьма разнообразный, от Л. Толстого (18) до большевиков (48). А светский характер отчетливо проявился в «женской эмансипации… В кибуцной идеологии признавалось существование только биологического императива — мужчины не могли заменить женщин в вынашивании детей. Во всем остальном, по их глубокому убеждению, мужчины и женщины должны быть взаимозаменяемы» (16). Опять же, феминистский привет от Ивана Ефремова.
Еще один стереотип привязывает кибуцы к аграрному сектору. Спору нет, там растут «и лимоны, и маслины», а также хлопок, финики, соя, авокадо, даже морские водоросли. Кибуцы внесли существенный, «наиболее весомый» (около трети суммарного продукта) вклад в израильское сельскохозяйственное чудо 40-х — 60-х годов, превратившее пустыню в цветущий сад (52), и производительность коллективного труда на общей земле, против всех законов «экономической науки» оказалась выше, чем у частников. Но еще со Второй Мировой войны развивается и промышленность: «британская армия… нуждалась в амуниции, продуктах питания, мануфактуре. Во многих кибуцах… возникли пищевые, текстильные, металлообрабатывающие предприятия» (37). Сейчас, если вы просмотрите описания крупнейших кибуцев, то убедитесь: как правило, на первом месте — фабрики и заводы. По производству: пластмассы и резины, лекарств, детского питания, бронежилетов и бронезащиты для транспорта, оросительных систем, электротехники, даже кредитных карточек (269).
Пожалуй, читатель уже догадывается, чем старые левые отличаются от новых. Да, для старых левых, при всех возможных к ним претензиях, главным героем был все-таки труженик. Для новых — гопник на пособии: ни одного дня не работал и не намерен, а по ночам развлекается погромами и поджогами. Почувствуйте разницу.
Что же произошло с кибуцами в конце прошлого века? Есть мнение, что они оказались нерентабельны. Однако, что такое «рентабельно» — «нерентабельно», не знаю. «Вообще» рентабелен наркобизнес, все остальное рентабельно или нерентабельно в предлагаемых обстоятельствах. Кибуцы выполнили невыполнимую миссию, в них выросло несколько поколений тружеников, а никакое предприятие на бренной земле не вечно, даже, как Вы знаете, великие театры приходят в упадок. Закат кибуцев начинается с конца 70-х, и в книге хорошо показаны причины. Внутренние. Уровень обобществления подняли слишком высоко. В результате пришлось отменять сначала общественное воспитание детей, потом унифицированное потребление и «принцип перемены видов деятельности» (когда все делают все (278), соответственно, появилась дифференцированная оплата. Наемные специалисты со стороны. Стала выделяться своя «номенклатура» — все равны, но некоторые равнее других (75). В общем, классический процесс разложения общины. Медленный. Его ускорили внешние факторы. «Приход к власти правых ознаменовал выход на авансцену окрепшей израильской буржуазии, которая не нуждалась больше в сотрудничестве с рабочим движением и тем более в сохранении миниатюрных очагов социализма в кибуцах. Последние сделали свое дело и могли уйти с исторической арены» (84). Плюс «финансовые потрясения 80-х годов» — да, тот самый «кризис», главный погромщик в мире, где деньги ничем реальным не обеспечены. В 80-е годы он посетил Израиль. Естественной жертвой стали кибуцы, «абсолютно чуждое явление для нового политического истеблишмента» (281).
Нет, они не стали невинной жертвой, если бы автор утверждал подобное, он был бы не ученый, а пропагандист. Многие кибуцы сами с удовольствием включились в биржевые игры. Знаете, как это бывает с новичками в игорном заведении: сначала, вроде, везет, потом просыпаешься, а все твое уже не твое. Под бременем долгов многие бывшие коммуны эволюционировали сначала в кооперативы, далее в фирмы. У них уже не хозяйство, а «бизнес», вместо прямой демократии «менеджер». В общем, очередное акционерное общество, у которого на данный момент просто многовато мелких акционеров. Потом станет меньше. А обращение с наемными таиландскими рабочими в таком бизнес-кибуце может быть ничуть не лучше, чем с таджикскими рабочими в Москве (229).
Но автор книги не склонен к пессимизму. Во-первых, значительная часть кибуцев — 29 % — все-таки сохраняет верность принципам, их так и называют — «коллективные» (315). Во-вторых, еще не вечер, и, как справедливо отмечает автор, «конца истории» по Фукуяме не предвидится, «тяга к поиску альтернативных форм социальной организации неистребима» (287), и не исключено, что именно в современной экономической ситуации пригодится израильский опыт. Подчеркиваю: опыт исторически успешный, вне зависимости от того, что произойдет с кибуцами дальше.
А если перенестись от финиковых пальм к родным березкам, то здесь коллективное земледелие оказалось не столь эффективным. Я-то помню, как колхозное зарастало бурьяном, а цветущим оазисом среди пустырей представали как раз личные садовые участки. В чем здесь дело? Не в климате, наверное.
Главное, что отличает героев книги — то, что в кибуц они вступали добровольно. Силой туда никто не загонял. И руководителей выбирали сами, а не по указанию райкома. Сами решали, что и когда сеять. И как распорядиться заработанным. Значительная разница. И в этом отличие настоящей коллективной собственности от тех имитаций, которые развиваются в бюрократическом государстве. Социализма в масштабе целой страны, вроде бы, еще никто не видел, но, наверное, в будущем критерий будет именно такой — если надо будет удостовериться, что построена не очередная древнеегипетская политархия, дубль 666-ой, а именно социализм.
