Марина Тимашева: Сегодня в нашей научной рубрике не мрачные истории про диктатуру и войну, а яркий красочный мир, запечатленный на диске «Новаторские направления в изобразительном искусстве и архитектуре», авторы Александра и Сергей Лагойские. Технические прогресс позволяет преподавателям в дополнение к лекциям создавать такие электронные пособия. Что касается Ильи Смирнова, то он, прямо скажем, не часто обращается к истории изящных искусств.
Илья Смирнов: И рад бы. Время от времени открываю что-нибудь искусствоведческое, подготовленное, вроде бы, академическим институтом. И читаю, что «если постмодерн не может быть достаточно убедительно отграничен от модерна с помощью критерия наличия или отсутствия тех или иных признаков, то должны быть найдены какие-то другие критерии». И таких изысканий с наличием отсутствия критерия признаков - на сотни страниц. В принципе, тот же «Корчеватель», о котором недавно рассказывала Ваша коллега Ольга Орлова, http://www.svobodanews.ru/Article/2008/10/27/20081027135418767.html#top только написано не компьютерной программой в порядке розыгрыша, а как бы учёными за хорошие деньги. Ну, и зачем это всё рецензировать?
Учебная компьютерная программа Александры Юрьевны и Сергея Викторовича Лагойских – другой жанр. Выгодно отличается от вышеупомянутой литературы тем, что текст написан нормальным русским языком, стилистические направления определены лаконично и настолько четко, насколько это вообще возможно применительно к художественным «измам». Показано, как эти «измы» перетекали друг в друга. Позиция авторов – за исключением, может быть, одного маленького оценочного суждения – спокойная и объективная. Сама электронная форма открывает широкую панораму, позволяя оценивать не отдельные работы (как в бумажном варианте, когда перелистываешь альбом), но этапы развития. По-моему, такое пособие пригодилось бы не только в Высшей школе средового дизайна МАРХИ, но и в обычной школе, где всё время возникают трудности с освоением параграфов «культура». А мой интерес именно исторический. Тема - новации изо- и архитектуры в России с 90-х годов Х1Х века по 30-е годы ХХ-го (с экскурсами в кино, сценографию и искусство плаката), а это ведь не просто период, когда экспериментальное становится магистральным, а российское модным на весь мир. Выскажу предположение – раз уж зашла речь про смелых художников, надо и самому быть смелым – что именно в этих десятилетиях надо искать ответ на проклятые вопросы современной культуры.
Где раздавили бабочку?
Поясняю. Прогресс не носит универсального характера. По мнению ряда ученых, именно в искусстве ХХ век демонстрирует обратное развитие. От Х1Х столетия к ХХ1 - не вперед, а назад. Смотри об этом, например, в новой монографии «Макроэволюция в живой природе и обществе» (Гринин Л.Е., Марков А.В., Коротаев А.В. М.: URSS , 2008, с. 133), а у Ю.И. Семенова в «Философии истории» ещё резче сказано – про «одичание» с отбрасыванием всего, что было «плодом пяти-тысячелетнего развития цивилизации» (М., Старый сад, 1999, с. 312).
Тут, конечно, кто-то вспомнит про плюрализм, «на вкус и цвет товарищей нет». Мне как историку не надо объяснять, насколько широк диапазон эстетических пристрастий у разных культур в разные эпохи. Скажу по секрету: практически все новые стили ХХ столетия имеют древний прототип. Мы со знакомым художником как-то даже составили такую таблицу: «Авангард в традиционном искусстве народов мира» (Смирнов И., Петров Дм. Солидарность, 1995, № 5). Всё уже было, и было, как правило, мощнее и интереснее, потому как делалось старательно, с душой и с искренней верой в то, что необычное сочетание цветов или искажение пропорций - не корысти ради, а токмо волею высших сил. Кстати, это относится и конструктивистам, которые в 20-е годы утверждали через искусство идеи мировой революции и – цитирую электронную книгу Лагойских - «рассматривали художественное проектирование как способ… преобразования общественного бытия и сознания людей». «Башня Татлина» – по сути, храм «социальной утопии».
Но! Разброс субъективных оценок всё-таки ограничен рамками профессии. Можно спорить о достоинствах кухни испанской, русской, литовской, но если в тарелку положили мусор из помойки, кулинарная дискуссия о вкусах на этом заканчивается. Когда в 70-е годы ХХ века некий Бойс, именуемый «художником», начнет удобрять сахаром, маргарином и ещё какими-то объедками собственную голову или запрётся в клетке, изображая животное, это может быть смешно или противно – не знаю (наши современные подражатели, радикалы третьей свежести, скорее противны), только к профессии художника не имеет отношения.
Но это конечная стадия. Где-то на более раннем этапе имел место качественный переход от экспериментатора, который мечтает освободиться от «традиционного видения», предписанного ему «поточным сознанием» страны и эпохи – святое право художника! – к жулью с «актуальных бьеннале» http://www.svoboda.org/programs/otb/2005/OBT.030305.asp .
Давайте же присмотримся к подборкам живописных и графических работ, зачастую совсем не хрестоматийных, которыми в «Новаторских направлениях» представлен каждый из наших новаторов, всемирно известных, как К. С. Малевич, или не очень.
В первых главах – «Символизм», «Мир искусства» – мы видим действительно самостоятельные миры, преображенные фантазией художника. Конечно, непохожие на то, к чему привыкли посетители академических или «передвижнических» выставок - примерно так, как не похоже на европейский реализм традиционное искусство Китая или Японии. «Изысканно-театрализованную красоту» можно не принимать, но нельзя не признать мастерства ее создателей.
А дальше, примерно с 1907 года, «на смену» идёт «серия авангардных движений», для которых «общим стал радикальный отказ от культурного наследия и полное отрицание преемственности». Задача, сами понимаете, физически неосуществимая как извлечение самого себя из болота за волосы. И визуально начинается чередование мастерских работ с композициями, которые… как бы это сказать, чтобы никого не обидеть? Которые не только студент МАРХИ, но и дилетант, вроде меня, мог бы нарисовать. Причем профессионал и дилетант сосуществуют не просто в одной главе, в одном теоретическом «изме», но в подборках одного и того же автора. Как правило, убедительнее смотрятся портреты. Не обязательно реалистические, но, безусловно, узнаваемые. Утилитарная задача привязывает художника к презренной реальности слишком прочно, так что от вопроса «а кто это?» не спрячешься ни в какие псевдонаучные «пространства, которые перестали быть геоцентрическими».
Как-то Вы, Марина, говорили, что Вам не очень интересны интервью по поводу спектаклей – когда режиссер объясняет, что он хотел сообщить. Что хотел, то и сообщил своим спектаклем. Наверное, к художникам это тоже относится. Что хотел, то и сообщил картиной. Если картина интересна не сама по себе, а как иллюстрация к теоретической концепции – извините, здесь что-то неладно.
И чем радикальнее концепция, тем – смотрите - однообразнее иллюстрации. И другой феномен, который я с удовольствием обсудил бы с авторами книги по ходу подготовки продолжений: с определенного момента (тоже начало прошлого века) художники приучаются выносить свои эскизы, пробы пера (кисти), игры с цветами, т.е. лабораторную экспериментальную работу (на которую всякий мастер имеет право) из лаборатории наружу в качестве готового произведения. И покупатели платят за полуфабрикат. Отсюда следующий ход: а чего тогда напрягаться? А если незачем, то нет критериев качества. А если их нет, то чем художник отличается от не художника?
Ирония истории: Малевич, который хотел бы освободить искусство – я цитирую – «от господства со стороны какой бы то ни было идеологии», на самом деле проложил путь к тотальной идеологизации: когда на выставке ничего другого нет, одна сплошная идеология.