Андрей Бабицкий: Опубликованная в конце сентября в Германии книга известного немецкого исследователя советской истории и литературы Карла Шлегеля, презентация которой на Первом канале Германского телевидения состоялась вечером в четверг, уже признана некоторыми критиками одной из самых интересных книжных новинок сезона. Чем отличается она от других западных сочинений об эпохе «большого террора» в СССР? Чем привлекает особое внимание читателя? Что хотел сказать в ней автор? Об этом в материале, подготовленном моим коллегой Владимиром Тольцем.
Владимир Тольц: Немецкий историк и эссеист, профессор Карл Шлегель - один из наиболее известных и авторитетных в Германии специалистов по русской истории и культуре XX века, автор более десятка книг о России. Знакомо его имя и российским читателям: в последние годы две книги Шлегеля, а именно - «Берлин, Восточный вокзал. Русская эмиграция в Германии между двумя войнами (1918-1945)» и «Время помешательства» - две эти книги опубликованы по-русски. И вот, только что в Германии вышло новое сочинение Шлегеля «Террор и мечта – Москва 1937». Это реконструкция московских событий того памятного года, своеобразно привязанная к московской топографии, детали которой известны немецкому читателю хотя бы из «Мастера и Маргариты» Булгакова.
Чего добивался автор? 30 октября, когда в Москве отмечали День памяти жертв политических репрессий, я попросил моего берлинского коллегу Юрия Векслера побеседовать с профессором Карлом Шлегелем о его новой книге. Вот что рассказывает немецкий ученый об истории своего замысла сочинения про 1937 год.
Карл Шлегель: Первый раз я слышал о 1937 годе уже в 60-е годы, когда я был в Баварии в гимназии. И я слышал тогда выступление Евтушенко в Мюнхене. Это было очень большое впечатление для меня. И потом, когда я познакомился с друзьями в Москве, они почти все потеряли кого-то в этом году. Поэтому мне всегда было ясно, что этот год – очень важная дата в российской и советской истории. Идея написать эту книгу – это было, в принципе, 20 лет тому назад. Но я потом занимался другими делами. Но в конце концов я вернулся к этой тематике. Это был самый трудный и самый сложный проект, который я сделал до сих пор.
Юрий Векслер: Ваша книга адресована прежде всего, конечно, немецкому читателю, и вы на презентации говорили о том, что вы хотели бы, чтобы все-таки в дальнейшем в сознании западного читателя такие понятия, такие слова, как «Колыма», «Воркута», были так же внятны, как «Дахау» и «Освенцим». Что когда-то сделал Солженицын публикацией «Архипелага ГУЛАГ» на Западе. Это как-то ушло из памяти западного читателя?
Карл Шлегель: Нет, этот подвиг Солженицына до сих пор существует в памяти, особенно европейской интеллигенции. Но «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, она сломал миф коммунизма, особенно во Франции и в Италии, не так в Германии. Потому что в Германии эксперимент Гитлера всегда был на глазах. И это было особенное интеллектуальное события для парижской интеллигенции и в Италии. Но это не значит, что ментальность или ментальная карта совсем изменилась. Мне кажется, что до сих пор все события на Востоке не существуют на ментальной карте современного европейца. Например, все знают таких авторов, как Примо Ливи или Кертиш, которые написали свои впечатления об Освенциме, Бухенвальде, но такой автор, как Варлаам Шаламов, буквально только год назад впервые был переведен на немецкий язык.
И я хотел сказать, что 1937 год и Москва 1937 года – это, если мы вообще говорим о европейском обществе, о европейском горизонте, это такая жестокая цензура истории, что это тоже принадлежит к ХХ веку в сознании Европы. Читатели понимают, что за немецким или западноевропейским горизонтом есть еще что-то другое. И только когда мы воспринимаем это, только если мы понимаем, что это тоже наше пространство, только тогда мы можем говорить о европейском сознании и так далее. Москва 1937 года – это европейское место. Это я и хотел сказать.
Владимир Тольц: Похоже, то, что хотел сказать профессор Шлегель, уже услышано и оценено теми, кто успел прочесть его последнее сочинение. В одной из рецензий на книгу мне довелось прочесть следующей вывод: «Без устранения всех тайн сталинской системы и тщательного анализа своего прошлого Запад не сможет в полной мере оценить и сложность сегодняшней России».
О структуре своего последнего сочинения профессор Шлегель рассказал Юрию Векслеру следующее.
Карл Шлегель: Читая газеты, я старался выкристаллизировать самые важные события и проекты. В принципе, построено в хронологическом порядке. Но я вообще убежден, что историю можно написать, только если мы понимаем, что время и место всегда действуют вместе. И меня интересует такой историографический подход – создать атмосферу на месте. Поэтому я построил книгу в хронологическом порядке, и одновременно в этой книге существуют все места, которые для событий важны. В хронологическом порядке я начну с первого процесса – август 1936 года. Потом война в Испании, как она отражается в Москве. Путешествие Фейхтвангера в Москву. Пушкинские дни в феврале. Второй большой процесс. Самоубийство Орджоникидзе. Этот замечательный пленум Центрального комитета в феврале-марте 1937 года. Выставка в Париже. Перелеты советских авиаторов в Америку. И – массовые расстрелы с августа до конца года в Бутово, под Москвой. Третий большой процесс…
В принципе, я следил за событиями по хронологии, но одновременно там всегда присутствует место: Дом Союзов, Лубянка, Бутово, Парк отдыха и культуры имени Горького, канал Москва-Волга. И я надеюсь, что если я расскажу историю всех этих событий, что в голове читателя воссоздается, развивается представление о динамизме, динамике всех этих событий.
Юрий Векслер: Были у вас у самого в процессе работы какие-то вещи на уровне того, что вы для себя что-то открыли?
Карл Шлегель: Да, конечно. В конце своей работы я заметил, что одним из главных действий всего года был выбор в Верховный совет. Везде были выборы: в партию, в профсоюзы, во всех других учреждениях и именно общие выборы в Верховный совет. И я думаю, что публикации об этих общих тайных выборах совпали с другим делом – письма и потом приказ для организации репрессий. И этот контекст, и связь между выборами и массовыми операциями, массовыми расстрелами – для меня это был такой шок. Но я сейчас убежден, что существует именно эта связь. Они действительно хотели организовать общие выборы, но условие было – вычеркнуть, ликвидировать такую группу, которая для них была или казалась опасной. И именно это группа, которая была определена в приказе 00447, так называется этот приказ. Существует связь между выборами и ликвидацией этих групп. До конца года это было почти 300 тысяч человек, и через год – почти 700 тысяч люди – систематически, по плану.
Не существует ни одной научной работы о выборах. Мне кажется, что традиционная школа тоталитаризма всегда думала, что выборы эти вообще только такое «потемкинское» мероприятие. Но на самом деле это была постоянная мобилизация. Они почти каждый месяц собирались, митинговали, обсуждали, критиковали и так далее. И 1937 года без этого перманентного движения, мобилизации вообще нельзя понять.
Владимир Тольц: Немецкий историк Карл Шлегель. В Берлине с ним беседовал Юрий Векслер. Последнее сочинение Шлегеля о московском 1937 годе сейчас активно обсуждается в Германии. И не исключено, что им, как и предыдущими книгами исследователя, заинтересуются и в Москве.
