Новая книга Юрия Семенова «Политарный («азиатский») способ производства: сущность и место в истории человечества и России», издательство «Волшебный ключ». Книга написана непросто: латинская и греческая терминология перемежается экзотической африканской: «Батонголе были ответственны перед кабакой и независимы от местных правителей — бакунгу» (67).
Что ж, давайте отталкиваться от простого, всем знакомого предмета — от школьной парты. Сейчас я как раз занят бумажной работой, связанной с выписками из учебников истории. И самое печальное в них — не конкретные глупости (хотя приходится читать, что эсеры боролись за частную собственность, что наша страна вступила во Вторую мировую войну на стороне Германии), но общее отсутствие системы и логики. Термины либо вовсе не определены, либо от страницы к странице меняют смысл. Под одной обложкой могут соседствовать нормальные параграфы — и бредятина про масонов, что они якобы организовали революцию 17-го года. Даже лучшие учебники бессистемны. Но может ли школьник усвоить знания, которые в голове преподавателя свалены в неряшливую кучу?
Так вот, Юрий Иванович Семенов предлагает нам современную систему исторического процесса. Заметьте: изначально он специалист по первобытному обществу, а первобытность — она располагает к рациональному и конкретному мышлению, а не к тому, чтобы играть с источниками в «герменевтику». И второе обстоятельство — то, что Юрий Иванович доктор исторических наук, но профессор Московского физико-технического института.
Теперь о системе. Во-первых, глобально — формационный подход к истории. Опять же — вспомним школу. Нас учили: производительные силы растут, и если производственные отношения им мешают — бах! — в стране революция, переход к более прогрессивному строю. Но пытливые школьники замечали: у многих народов и производительные силы не спешат развиваться (целая Австралия застряла в каменном веке), а у других, вроде, и технический прогресс налицо, китайцы — компас изобрели, порох, и вообще опережали европейцев, но производственные отношения в Китае ходили по замкнутому кругу: бюрократическая империя, коррупция— приватизация, народное восстание, разруха, и опять бюрократическая империя. Значит, что? Никаких формаций, то есть общеобязательных этапов развития, не существует, выдумки старого трирского шарлатана, а есть отдельные цивилизации, которые живут каждая по своим законам, в Европе они экономические, в России политические, в Австралии вообще магические. Семенов показывает, откуда это путаница: оттого, что смену формаций понимали как модель для каждого социально-исторического организма, «взятого в отдельности» (265). Отдельно Россия, отдельно Византия, отдельно Монголия. Но в отдельности-то они не существуют, как личность не существует отдельно от других людей. На самом деле общественно –экономические формации — это «стадии развития» человечества «в целом» (265), которое движется по пути прогресса в режиме «исторической эстафеты — перехода ведущей роли от одних «народов»… к другим, а тем самым и перемещение центра всемирно-исторического развития» (267).
Далее. Помните школьный ассортимент: первобытнообщинный строй, потом рабовладельческий, феодальный и далее в светлое коммунистическое будущее? Беда в том, что в древнейших государствах рабство не играло главной роли в экономике. На это обращали внимание многие, в том числе молодой историк Юрий Семенов, опубликовавший вскоре после ХХ съезда в Красноярске статью «К вопросу о первой форме классового общества (в порядке дискуссии)». Текст воспроизведен в книге. Тогда автор полагал, что древнейшая формация, которую К. Маркс называл азиатской, это «синтез незрелых рабовладельческих и феодальных отношений». Ответ его быстро перестал удовлетворять, он искал лучший, сопоставляя модели перехода от первобытности к цивилизации у разных народов, пока не пришло — цитирую — «прозрение… в самом начале 70-х годов. Выявление природы «азиатского» способа производства дало ответ и на другой вопрос, который мучил меня с начала 60-х… Именно тогда мне стало ясно, что наша страна не является социалистическим обществом. В ней существует какой-то иной… строй, основанный на какой-то совершенно непонятной форме эксплуатации человека человеком. Первоначально эти два сюжета: вопрос о социально-экономическом строе Древнего Востока и вопрос об общественном порядке… в СССР, представали передо мной как совершенно разные, не имевшие между собой ничего общего. И вдруг эти проблемы сомкнулись» (7).
Ключевое слово — политархия, вынесенное в заглавие книги, которая составлена из работ, написанных в разное время и представляющих варианты политарных обществ, от Древнего Египта до наших дней, включая упомянутое Вами африканское государство Буганда, где помазанник божий назывался кабака. Кстати, кроме сложной (наверное, избыточно сложной) терминологии в книге Семенова обращает на себя внимание обилие поэтических цитат, особенно из Наума Коржавина.
На обложке в качестве иллюстрации — так называемая «палетка Нармера», на ней первый фараон увековечил объединение Египта под своей властью. Произведение искусства. Но вы присмотри́тесь внимательно, что там изображено.
Политархия — такой эксплуататорский строй, для которого характерно «совпадение <…> господствующего класса с государственным аппаратом, системы распределения прибавочного продукта <…> с политической иерархией <…>, с должностями в системе управления» (58). Представляете себе — это определение Семенов сумел опубликовать при Брежневе (в научном сборнике, посвященном аграрным отношениям в Африке). А из определения вытекает и пирамидальная структура с вождем наверху, и пароксизмы террора, смысл которого «не в наказании виновных», а в создании «атмосферы всеобщего страха» (344).
Интересно, что формация такая древняя и в тоже время такая живучая, прямо как сине-зеленые водоросли, она периодически возрождается. И не по чьей-то злой воле. Вот в книге показано, как революция 1917 года, поломав традиционную структуру общества, расчистила поле для нового классообразования — в направлении как раз последней модели политархии, индустриальной. Таким образом, российский опыт ХХ века перестает восприниматься как «уникальный», спасительный или наоборот, демонический, он просто вписан в мировой контекст. И еще не вечер. По мнению автора, в современной России капитализм сосуществует со специфической — «переродившейся» — политархией (390), причем капиталист в этой паре — лицо подчиненное, зависимое.
Здесь, кстати, лично у меня сомнения: действительно два эксплуататорских класса или все-таки один в двух лицах? Также не очень понятно, почему вновь и вновь прорастают на самой разной экономической почве социальные структуры Древнего Египта? Впрочем, рабство тоже неистребимо, и расцветает то при образцовой демократии в США, то в сталинских лагерях, то на стройках домов для «новых русских».
А профессор Семенов плохо вписывается со своими взглядами в любую непогрешимую идеологию, и в прежнюю, и в новую. Понятно, что он, несмотря на все академические регалии, сегодня практически не имеет выхода на широкую аудиторию. Господа, которые решают, что народу полезно знать, — они же не мазохисты. Но забавно, как ведут себя коллеги-гуманитарии. Через мои руки проходят пухлые тома по историографии, по методологии, по методике преподавания, и там находится место для чего угодно, от черносотенного мракобесия до «постмодернистского» словоблудия, но профессора Семенова как бы и не существует. А на мой взгляд, его концепцию всемирной истории должен знать каждый, кто по работе связан с общественными дисциплинами. Не обязательно соглашаться (хотя, отвергая систему Семенова, стоило бы предложить взамен нечто конкурентоспособное). Но знакомство в любом случае не помешает. Есть у нас такой выдающийся мыслитель — наш соотечественник и современник. Буду очень рад, если эта заметка до кого-то эту жизнеутверждающую информацию донесет.
Юрий Семенов «Политарный («азиатский») способ производства: сущность и место в истории человечества и России», «Волшебный ключ», М. 2008 год
