Иван Толстой: Разговор о новом, о прошедшем, о любимом. Мой собеседник в московской студии - Андрей Гаврилов. О культуре на два голоса. Здравствуйте, Андрей!
Андрей Гаврилов: Добрый день, Иван!
Иван Толстой: Сегодня в программе:
Как сварить яйцо всмятку? Британская экспертиза,
Забытая пьеса Милана Кундеры на пражской сцене,
Бестселлер француженки Мирей Барбери глазами читателя Бориса Парамонова,
И, разумеется, новые музыкальные записи. Андрей, что вы принесли сегодня в студию?
Андрей Гаврилов: Сегодня мы будем слушать фрагменты из последнего по времени альбома московско-австрийского джазового трубача Александра Фишера.
Иван Толстой: По пути в студию я еще раз посмотрел на интернете недавние новости и заметил заголовок: Джоан Роулинг зарабатывает 9 долларов в секунду. Читали, Андрей? Меня всегда поражало, что о Роулинг, как и о других деятелях массовой культуры, о знаменитостях, пишут каждый раз что-то совершенно чудовищное, бесчеловечное, всегда сводящееся к каким-то невероятным деньгам. Такое впечатление, что Джоан Роулинг ничего не читает, ни о чем не думает, не высказывается ни на какую тему, у нее нет вкусов, нет никакой личности, это такая машинка по зарабатыванию денег.
Андрей Гаврилов: Что я могу сказать? Иногда, когда видишь такие названия, начинаешь думать: вот есть же люди, которые выбрали правильную профессию. Представляете, у нее рабочий день, у бедной - 24 часа в сутки!
Иван Толстой: И сколько же там секунд!
Андрей Гаврилов: И каждую секунду - щелк, щелк… Помните песню группы «Пинк Флойд» «Деньги»?
Иван Толстой: Конечно!
Андрей Гаврилов: Которая начинается с перезвона кассовых аппаратов.
Иван Толстой: А мне казалось, что там лопатой деньги гребут.
Андрей Гаврилов: Может быть, и так.
Иван Толстой: Мой внук еще не читает новости на интернете, поэтому не знает, сколько зарабатывает его любимая Джоан Роулинг, но фильмы по ней он, безусловно, смотрит. И недавно в школьной анкете, когда всех спрашивали (он во втором классе учится), кем он собирается быть, он сказал, что кинорежиссером.
- И что же ты собираешься снять?
- Седьмой фильм про Гарри Поттера.
Андрей Гаврилов: Вы знаете, Иван, я прошу прощения, что вас перебиваю, я надеюсь, что придет время, когда начнут снимать Джоан Роулинг по новой. Седьмой фильм-то уже снимается, можете огорчить вашего внука. Более того, насколько я помню последнее сообщение, будет два фильма по седьмой книге. Почему? Да потому, что не влезает она, подлая, в один фильм, в одну серию, даже очень длинную. Если посмотреть сейчас, не дай бог, фильмы о Гарри Поттере подряд, от первого до пятого, видно, насколько бедный и плоский был первый фильм, когда продюсеры еще не были уверены, наверное, в судьбе всего этого сериала, и те возможности, тот, как говорят, бланковый чек, то есть те несчитанные деньги, которые теперь выдаются на экранизацию ее книг, тогда этого всего еще не было. Поэтому первый фильм, по сравнению с другими, смотрится весьма камерно и, в общем, скажем прямо, не очень интересно. Это очень интересная проблема в том плане, что, например, на экранизацию Толкиена, судя по фильму, сразу было выделено режиссеру огромное количество денег, поэтому вся трилогия смотрится, как одно повествование. Мало того, что суммы были сопоставимыми, так еще один режиссер, в отличие от бедного «Гарри Поттера», которого чуть ли не каждый раз снимает кто-то новый. Та же нехорошая история, как с «Гарри Поттером», произошла с моим любимым писателем Филиппом Пульманом, который написал совершенно невероятную, с моей точки зрения, трилогию. И вот первый фильм по этой трилогии - «Золотой компас» - недавно вышел на экраны. Боже мой, насколько же он беднее, насколько он более плоский, чем книга, насколько же он более неумелый. Серьезная, философская, местами страшная трилогия Пульмана (кстати, именно его назвали идейным наследником Толкиена, а отнюдь не Джоан Роулинг), если брать все три тома вместе, как одну книгу, вся эта трилогия, все это повествование, может быть, к концу только как-то раскрутится. Первая серия с Николь Кидман, в общем, мне жалко смотреть на это, слезы на глазах, насколько все-таки это произведение беднее того, что могло бы получиться.
Вот эта длинная филиппика с моей стороны, совершенно неожиданная, вызвана тем, что, может быть, придет время и будут переснимать заново всю сагу о Гарри Поттере, и тогда, Иван, конечно, надеюсь, что ваш внук, наконец-то, поможет кинематографу не ударить лицом в грязь.
Иван Толстой: Андрей, раз вы такой великий знаток всевозможного кино, я вам еще скажу, что мой внук смотрит «Звездные войны», кстати, в вашем дубляже. Скажите два слова о специфике перевода фильмов. Это правда, что вы переводили с бельевой прищепкой на носу?
Андрей Гаврилов: Да что же я мазохист, что ли, господи, Иван. Если говорить серьезно, легенда пошла, судя по всему, от того, что один из наиболее известных переводчиков того времени, когда видео зарождалось в СССР, в силу особенностей построения своего голосового аппарата, имел, мягко скажу, несколько французский прононс в большинстве звуков русского языка. И поскольку никто не мог понять, для чего, зачем и почему (а объяснение очень простое – он так говорит на самом деле), все подозревали что-то более интересное. И, конечно, появилась идея того, что прищепка на носу, тем самым, ответив на вечный вопрос солженицынских героев, можно ли распознать человека по голосу. Считалось, что это делается для того, чтобы вездесущее ГБ не могло его опознать. Ерунда полная.
Иван Толстой: Андрей, что самое сложное в синхронном переводе, если в двух словах?
Андрей Гаврилов: Заставить себя перевести тот фильм, который тебе не нравится, культуру которого ты не воспринимаешь в принципе. Вот почему, например, я знаю точно, что у меня никогда не получится хорошо ничего из «Южного парка», при всем уважении к авторам этого мультсериала и при всем том, что я уверен в праве этого сериала на существование. Это настолько не моя культура, что адекватно это передать на русский язык, я уверен, у меня не получится.
Иван Толстой: А сколько, как правило, коммерческий переводчик фильмов готовится к переводу, прежде чем сесть и записывать свой перевод?
Андрей Гаврилов: Я думаю, что столько, сколько ему позволяет опыт, наработанные навыки и столько, сколько ему позволяет сложившаяся вокруг этого перевода ситуация. Дело в том, что я знаю, что есть в Москве какая-то команда, к счастью, я с ними не знаком, но я просто знаю об их существовании, которые требуют, чтобы многоголосый перевод фильма актерами, то есть уже полный дубляж, был сделан с момента поступления оригинальной языковой копии буквально через четыре часа. То есть два часа дается кому-то, кто должен сходу придумать русский текст того, что потом услышит несчастный зритель, и два часа дается актерам на то, чтобы они все это дело воспроизвели. В общем, результат кошмарный, конечно.
Иван Толстой: Вот почему в московском кинотеатре можно посмотреть фильм или на улице купить видеофильм раньше, чем он выходит в прокат в стране, где он создан.
Андрей Гаврилов: Это уже довольно редко. Были случаи, конечно, совершенно детективные. В 80-е годы, я знаю одну историю, когда человек, наш московский и не бедный уже в то время, судя по всему, поехал в круиз по Багамским островам, и на этом роскошном теплоходе для туристов-американцев показывали фильм. Это был какой-то детектив, его показывали примерно за месяц до официальной премьеры, а, может, это был какой-нибудь журналистский круиз. Короче говоря, увидев это дело, наш человек взял бутылку водки, взял банку черной икры и пошел знакомиться с киномехаником. И он сошел на берег, будучи обладателем этой уникальной копии. Естественно, московские любители кино с этим фильмом смогли познакомиться раньше, чем весь мир. В общем-то, таких случаев немного. То, что так любят приводить в качестве примеров, когда кто-то ворует на монтажных столах где-то в Америке и сюда передает копии, я думаю, что американцы с этим очень уверенно разобрались, потому что такие слухи давно до меня уже не доходили.
Иван Толстой: Давайте теперь перейдем от одного зрительного искусства к другому - от кино на этот раз к театру. На пражской сцене поставлена забытая пьеса Милана Кундеры. Рассказывает Нелли Павласкова.
Нелли Павласкова: Романист и эссеист Милан Кундера - автор трех пьес. В период так называемой «нормализации», его пьеса по мотивам Дидро «Якоб и его господин» шла, с согласия Кундеры, под именем совсем другого автора; свою первую пьесу 1964 года «Владельцы ключей» Кундера ставить запретил, а на «Птаковину» предоставил права только в прошлом году и только его любимому театру «Чиногерни клуб», и только в режиссуре его многолетнего друга и единомышленника в искусстве Ладислава Смочека.
Строгий и придирчивый к собственному творчеству, Кундера опасался, что «Птаковина» покажется сегодняшнему зрителю устаревшей и непонятной. Его друг, режиссер Смочек, два года назад отправился в Париж убеждать знаменитого автора в обратном и добился успеха. Кундера не только предоставил права для постановки, но неожиданно сделал еще один шаг – он написал для театральной программы интервью с самим собой по поводу «Птаковины». Можно надеяться, что этот разговор с самим собой положит начало прерванному на долгие годы общению писателя со своей родиной. Итак, Милан Кундера сам задает себе вопросы и сам отвечает:
Вопрос: Когда ты написал «Птаковину»?
Ответ: В течение одной единственной счастливой недели 1966 года в маленьком номере маленькой гостиницы в словацком городе Тренчаньске Теплице, где целых пять дней я всегда был один в первой половине дня. Настроение, с которым автор пишет свою вещь, надолго определяет его отношение к ней. Тем самым я хочу сказать, что я всегда очень любил «Птаковину».
Вопрос: И это причина того, что столько лет ты о ней не вспоминал?
Ответ: Я не забывал о ней. Но просто у этой пьесы была странная судьба. Уже сейчас точно не помню, что именно я делал с рукописью пьесы, но только в 1968 году ее приняли некоторые театры, так что премьера пришлась на начало 69-го года, в самое ужасное время. Пьеса шла в Либерце, в Остраве, Брно и в Праге в состоянии исключительной эйфории, но вместе с тем очень короткое время, собственно всего несколько месяцев, потому что в конце того же года на страну окончательно спустилась тьма, и пьеса была запрещена.
Вопрос: Понравились ли тебе эти спектакли?
Ответ: Очень понравились. В пражском театре «На забрадли» я его видел, по крайней мере, десять раз. Билетерши посмеивались, что больше всех в публике смеется сам автор. Милош Копецкий играл директора, Йозей Хвалина председателя. Я хотел бы еще раз послать им на «тот свет» свой сердечный привет.
Нелли Павласкова: На этом месте прервем интервью Милана Кундеры с самим собой и предоставим слово режиссеру-постановщику нынешней «Птаковины» – Ладиславу Смочеку:
Ладислав Смочек: Я десятки лет знал об этой пьесе, запрещенной в 69-м году цензурой, введенной у нас после советской оккупации. Но я ее никогда не видел и не читал, потому что в этот год жил за границей. Но я знал, что тогда зрители усматривали в пьесе сатиру на социалистическое общество, притчу об убогих правителях страны. Когда я сейчас прочитал пьесу, она произвела на меня сильнейшее впечатление, и я поверить не мог, что она долгое время считалась просто анекдотом, шуточкой. Я уже не видел в ней сатиру на тогдашнее общество, а историю, в которой отразились важные стороны человеческих отношений, в частности, дуэль между высокомерным превосходством интеллектуала в образе Директора школы и закомплексованным, неполноценным садистом в образе Председателя, главы районного городка, олицетворяющим власть вообще.
Нелли Павласкова: В 69-м году пьеса многим казалась сатирой, а, между тем, сам Кундера в 95-м году в журнале «Ля регль дю же» написал:
Диктор: Я не люблю сатиру. Сатира – это, как бы сказать, «ангажированный смех» в смысле сартровской «ангажированной литературы»: это кислая насмешка морализаторов, пытающихся наказывать мир за то, что он не отвечает их идеалам. Гегель в своей «Эстетике» пишет, что в основе «поэзии комического» лежит «бесконечно хорошее настроение». Вот такой комизм я люблю!
Нелли Павласкова: Такой искрящейся комедией и предстала перед нынешним зрителем «Птаковина», освобожденная от необходимости искать в ней иносказательный подтекст и намеки на политику. Ведь в 66-м году это был еще по-прежнему молодой, озорной Кундера, автор «Смешных любовей», новелл, в которых два пражских интеллектуала, обрадовавшись потеплению климата шестидесятых и послаблению ханжеской морали, отправляются на машине путешествовать по провинциальным городкам и соблазнять там простушек, падких на столичных денди. В том же ключе написана и «Птаковина».
Один из ее главных героев Директор – это продолжение кундеровских образов безответственных мужчин-гедонистов, жаждущих приключений и развлечений для тоскующей души, задыхающейся в клетке затхлого городка. Нарисовав на классной доске ромб со стрелкой посредине, именно директор раскручивает спираль преступлений, доморощенных расследований, эротических страстей и вместе с тем уморительных ситуаций. Ромб, как символ женских гениталий, известен только в Чехословакии и больше ни в одной другой стране мира. В средневековье этим символом гуситы – божьи воины – обозначали дома, где жили дамы, готовые принять их с радушием. На другой день, уже после разразившегося скандала и начавшегося расследования, Директор дорисовывает к ромбу знак равенства и слово «Директор».
На сцене появляется глава города Председатель. Этот образ коммунистического функционера был тогда подобен разрыву бомбы. Председатель – страдающий комплексом сексуальной неполноценности маньяк, садомазохист, окруживший себя сетью доносчиков и стукачей, сам полностью подчинен манипулирующей им грозной мамочке.
Вернемся к интервью Милана Кундеры с самим собой.
Вопрос: Понятно, «Птаковина» уже не могла ставиться в Чехии, но ты эмигрировал во Францию, где твоя другая пьеса «Якоб и его господин» до сих пор идет в театрах. Так почему не «Птаковина»?
Ответ: Она столкнулась со странным препятствием. Как ты знаешь, пьеса основана на рисунке известного ромба. Я думал, что этот символ известен во всем мире. Но потом я обнаружил, что французам он ничего не говорит, и что этот знак понимают только чехи. Но без магии ромба пьеса утратила бы свое божье благословение. Я не знал, чем его заменить. А так как жизнь во Франции меня полностью поглотила, а театр никогда не был моей страстью, «Птаковина» стала для меня блёклым воспоминанием.
Вопрос: А в Чехии после 89-го года?
Ответ: Я не готов был к этому. Мне надо было после столь длительного времени основательно прочитать пьесу, и, главное, быть уверенным в том, что постановщик ничего не будет в ней менять. Поэтому «Птаковина» оставалась лишь памятью, пока мне не передали слова Ладислава Смочека, что он хотел бы ее поставить. После этого все изменилось. В первую очередь, Смочек, мой старый друг, которого я люблю. Во-вторых, я восхищаюсь им как режиссером и как драматургом. И, в-третьих, именно потому, что он не только режиссер, но и одновременно (или главным образом) драматический автор, он один из тех постепенно исчезающих людей театра, которые еще серьезно относятся к драматическому тексту.
Нелли Павласкова: Говорит режиссер-постановщик «Птаковины» Ладислав Смочек:
Ладислав Смочек: Каждая фраза в этой пьесе – незаменима, незаменим даже порядок слов, даже каждый предлог несет свою семантическую нагрузку, потому что язык этой пьесы – это язык мастера. Он не менее важен, чем сам конфликт. Кундера глубоко уверен в том, что написал легкую комедию, шутку, но если автор – сам человек глубокий, не поверхностный, то и его творения имеют глубинный смысл, несмотря на форму буффонады.
Человек – создание ужасное и, вместе с тем, смешное. Он хочет кого-то перехитрить и часто не понимает, что перехитрили его самого. Добиться превосходства и избежать унижений – вот о чем здесь речь. Вечная борьба, большей частью напрасная. Смешная, но кровавая.
Нелли Павласкова: Последний вопрос Милана Кундеры к самому себе и последующий его ответ явно полемизируют с режиссером Смочеком.
Вопрос: Объясни, пожалуйста, что ты хотел сказать этим странным названием пьесы?
Ответ: Что это комедия до такой степени несерьезная, что это больше, чем комедия – это фигня.
Нелли Павласкова: На премьере «Птаковины» зал смеялся до упаду. Но сразу посерьезнел, и не один глаз увлажился слезой, когда актерам был преподнесен букет цветов экзотической красоты, и блестящий исполнитель роли Директора актер Ондржей Ветхи прочел приложенную к цветам записку: «Я с вами. Спасибо вам. Милан».
Иван Толстой: Мало в какой стране такие страсти бурлят вокруг проблемы, как правильно сварить яйцо всмятку. Но в Англии такие страсти бурлят. Рассказывает наш лондонский корреспондент Джерри Миллер.
Джерри Миллер: Что вам напоминает этот звук? Совершенно верно, в кастрюльке варится яйцо. Вроде нет рецепта проще: чтобы сварить яйцо нужно положить его в воду, довести воду до кипения и варить - 3 минуты, чтобы оно было всмятку, 5 минут – в мешочек, 9 минут – вкрутую. Просто, правда? Не тут-то было – разногласия в британском кулинарном мире по этому вопросу сейчас зашли в состояние полнометражной войны, подобной описанной в «Путешествиях Гулливера» Джонатана Свифта: там страны воюют много лет из-за расхождений в вопросе, с какого конца следует сваренное яйцо разбивать – с острого или тупого.
В наши дни началось всё с того, что самая известная теле-шеф-повариха Великобритании Делия Смит в своей передаче «Как готовить» дала следующий совет: яйцо нужно проколоть булавкой с тупого конца, чтобы оно при варке не треснуло, варить на малом огне ровно одну минуту, затем снять кастрюлю с огня и установить кухонный таймер на пять минут, если вы хотите, чтобы белок был слегка мягким, и на шесть минут – чтобы твёрдым. После этого яйцо готово. Другой, не менее популярный, телевизионный повар Гарри Родс, панк, владелец нескольких лондонских ресторанов назвал этот совет «оскорбительным», добавив: «Я просто не верю, что люди не знают, как варить яйца!»
Одна из больших британских газет, ”The Gardian”, провела тогда опрос читателей о том, как сварить яйцо всмятку. Результаты опроса показали, что 74% британцев этого не знают! 70% ответили, что варить нужно 3 минуты и менее, что слишком мало, белок останется жидким, а 4% хотят варить яйцо от 6 до 10 минут, от чего оно станет слишком твёрдым. Правильный ответ, настаивает газета – от 4 до 5 минут. Большинство ответивших на вопрос газеты заявили, что невежественны из-за производителей яиц, то есть фермеров, которые, якобы, не снабжают свой товар надлежащими инструкциями.
В дело вмешался один из ведущих гастрономических журналов Великобритании “Waitrose Food Illustrated”. Он обратился за сведеньями о профессиональных методах варки яиц к пятерым асам британской кулинарии – а большинство из них французского или итальянского происхождения, своя, отечественная школа высокой кухни в Соединённом Королевстве лишь формируется. Джорджио Локателли предложил помешивать яйцо ложкой в кипящей воде шесть минут. Тогда, по его мнению, благодаря центрифугальному эффекту желток будет зафиксирован строго в центре готового яйца. Антонио Карлуччи настаивает, что яйцо следует варить три минуты, а потом оставить в горячей воде ещё на 30 секунд. Но самый большой фурор произвёл метод Мишеля Ру, владельца ресторана с тремя звёздами Мишлена – высшая категория ресторанов – под Виндзором. Яйцо, по мнению Ру, нужно положить в маленькую кастрюлю, залить холодной водой с верхом и начать медленно воду разогревать. Как только вода вскипит надо досчитать до 60-ти - и яйцо готово! Критиков этого метода смутило то, что яйца после такого процесса остаются слишком жидкими, а считать до 60 утром рано, ещё не проснувшись, – работа утомительная. Другие известные повара высказали мнения, что яйца за несколько часов до варки необходимо вынимать из холодильника, так они согреются до комнатной температуры, проварятся равномерно и скорлупа не треснет, что к воде нужно добавлять уксус – тогда белок будет более плотным, что совсем свежие яйца, прямо из под курицы, нужно варить на минуту дольше, чем купленные в супермаркете. Есть и сторонники того, что яйца перед варкой надо мыть, что класть только в кипящую воду, а не в холодную, а ярые сторонники популярных ныне принципов экономии энергии настаивают, что воды в кастрюле должно быть столько, чтобы яйцо было погружено в неё лишь на треть, а кастрюлю следует накрывать крышкой и готовить до появлении из-под крышки пара. Так что ответ на вопрос «как варить яйцо» не намного проще ответа на «что было раньше - яйцо или курица?».
Иван Толстой: Андрей, наши киносюжеты с вами закончены или вы хотите что-то подхватить?
Андрей Гаврилов: Как мы с вами знаем, из всех этих искусств кино для нас является важнейшим, поэтому, конечно, закончить его мы не можем никак. Я бы хотел привлечь внимание ваше и наших слушателей к некоторым сообщениям, почерпнутым мною, к сожалению, увы, из интернета, которые, на мой взгляд, достаточно интересны и, в общем, к чему-то, может быть, приведут в дальнейшем. Во-первых, сообщение, которые не может не порадовать любителей Джорджа Лукаса, что все-таки он решил снимать пятую серию «Индианы Джонса». Четвертая серия, которая совсем недавно вышла на экраны, прошла достаточно успешно и, в общем, можно было бы считать, что на волне этого успеха Лукас и снимает пятую серию. Но нет, совсем не поэтому. И вот истинная причина и внушает в меня определенный оптимизм. Я думаю, что это может получиться, как всегда, весело и задорно. Дело в том, что Лукас в свое время сообщил, что он снимает четвертую серию спустя почти 20 лет после окончания первых трех серий не потому, что в этом есть какой-то смысл художественный или коммерческий, а только потому, что он хочет получить удовольствие от проекта. Вот мне кажется, что когда собирается команда единомышленников и они делают нечто, чтобы получить удовольствие от проекта, это, как правило, получается очень весело, это всегда забавно смотреть, всегда интересно смотреть и, может быть, сказка, которая началась с самых первых серий, сказка про Индиану Джонса и продолжится дальше. Но это такой маленький сериал. Первая серия, пятая, в конце концов, не так важно, сколько их.
Другое сообщение мне показалось намного более интересным. Видеосервер « You Tube », пожалуй, самый популярный видеосервер в мире, запустил новый проект, который называется «Просмотровый зал». Цель этого проекта - оказать помощь и поддержку начинающим кинематографистам. Отныне раз в неделю в «Просмотровом зале» сервиса « You Tube » можно будет ознакомиться с четырьмя новыми роликами. Эти ролики будут предоставлять молодые, часто даже не профессиональные режиссеры. Они их будут выкладывать на всеобщее обозрение, но любой, кто захочет их скачать, то есть, записать на жесткий диск своего компьютера, сможет это делать за определенную плату. Мне представляется, что до сих пор пока еще кино толком не вошло в интернет, чтобы скачать фильм, нужно довольно много времени, не всегда можно найти официальные ресурсы, где ты можешь найти то, что тебя интересует, а пиратские ресурсы далеко не всегда предлагают то качество, которое тебя бы удовлетворило, я уже не говорю про легальную и моральную сторону дела. Так вот, этот небольшой шажок в нужном направлении мне представляется очень важным. Понятно, что «Индиану Джонса» рано или поздно люди посмотрят, будь то на ДВД или в кинотеатрах, но посмотреть короткометражные фильмы, посмотреть документальные фильмы, посмотреть фильмы начинающих кинорежиссеров, зачастую очень и очень сложно. Может быть, «Просмотровый зал» сервера « You Tube » поможет нам решить эту проблему.
Ну и, наконец, это не новость, но нельзя, по-моему, не упомянуть о том, что на прошедшей неделе 60-летие отпраздновал российский Госфильмофонд. Я не думаю, что работа этой организации очень заметна за пределами России не профессионалам, тем, кто не ходит специально на какие-то недели из архивов Госфильмофонда или показы, более того, она, может быть, не всегда заметна и внутри России, но, поверьте мне, что эта организация делает огромнейшую работу и то, что мы теперь, сейчас можем посмотреть фильмы прошлых лет, старые фильмы, фильмы, которые, может, и в мире сохранились только в одном единственном экземпляре, это, конечно, заслуга Госфильмофонда России и его сотрудников. Я многих из них знаю, со многими знаком, поверьте мне, большинство из них - это абсолютно преданные кино люди, совершенные бессребреники, абсолютные фанаты, в самом лучшем смысле этого слова, и я с удовольствием их всех поздравляю с праздником, 60-летием Госфильмофонда.
Иван Толстой: А теперь, Андрей, после кинематографических и театральных тем, пора, вероятно, перейти к литературе. На этой неделе нас ждет объявление нобелевского лауреата по литературе, но пока этого не случилось, поговорим о громкой книге, созданной во Франции и только что появившейся в США в английском переводе. Бестселлер француженки Мирей Барбери глазами читателя Бориса Парамонова.
Борис Парамонов: В Америке вышел перевод книги, сделавшей в Европе сенсацию. Это роман француженки Мирей Барбери «Элегантность ежа». Ежу колючки мешают, а внутри, за колючками, он элегантный. Как представишь себе обритого ежа, так нехорошо станет. Явно неудачный образ пришел на ум писательнице. Рецензент в «Нью-Йорк Таймс Бук Ревю» пытался спасти положение, припомнив работу сэра Исайи Берлина «Еж и лиса» - об историософии Толстого: лиса знает о многом, а еж об одном, но основательно (что-то из древнегреческой поэзии); Толстой, пишет сэр Исайя, был лисой, которая хотела стать ежом. Я не нашел в романе ничего соответственного, хотя о Толстом там говорится много.
Не знаю, что нашли в нем европейские читатели, но успех громадный. Во Франции разошлось более полумиллиона экземпляров. «Экспресс» пишет, что психиатры вместо «Прозака» прописывают пациентам читать «Элегантного ежа». Я остаюсь, так сказать, верен «Прозаку». Ибо прочитал это сочинение и не только не пришел в восторг, но преисполнился горьких мыслей о современном состоянии европейских умов.
МирейБарбери – профессор философии, вроде Симоны де Бовуар и Айрис Мердок. Эти две в их романах вполне обходились без философии, но Барбери свой наполнила ею в сильной концентрации. Философскую эрудицию и суждения выказывает ее героиня – консьержка в фешенебельном парижском доме; консьержка – нечто среднее между швейцаршей и дворничихой, персонаж во французской литературе непременно изображаемый сатирическими красками: «большие грубияне», как сказал бы Бабель. Но у Мирей Барбери ее консьержка, пожилая (54 года), некрасивая, толстая женщина крестьянского происхождения, - видите ли, эрудит со специальной склонностью к философии – вплоть до Гуссерля, которого она не одобряет. Кроме того, она знает мировую литературу (кота назвала Лео в честь Толстого) и кинематограф: здесь ее особенная любовь – японец Озу. Есть в романе еще одна героиня – девочка двенадцати лет Палома из квартиры на четвертом этаже; эта вроде сэллинджеровского Холдена Колфилда – ненавидит буржуазную респектабельность и фальшь современного мира и готовится к самоубийству посредством сожжения дома. В конце романа она находит утешение в обществе высококультурной, но доброй консьержки и от самоубийства отказывается: народная мудрость спасла заблудшую душу. Сама же консьержка погибает под мусороуборочным автомобилем, заговорившись с местным клошаром – тоже парнем не промах, вроде горьковских босяков.
В первой своей половине книга читается не без интереса: и консьержка, и девочка в своих суждениях о нравах общества часто забавны. Здесь автор следует старой испытанной традиции французской литературы, идущей аж от «Персидских писем» Монтескье и философских повестей Вольтера: культурный мир, данный глазами простака или постороннего, - почему этот прием у Шкловского и получил имя отстранения, многочисленные примеры которого он находил у Толстого, вплоть до лошади Холстомера, понимающего тщету человеческого мира. Но у Мирей Барбери этот прием не работает как раз потому, что она свою консьержку делает тайно культурной. Это безвкусная и не работающая выдумка. Такой прием требовал совершенно иной меры условности, консьержку надо было сделать марсианкой, что ли, наблюдающей за землянами.
Мотивировки автор пытается найти, но делает это крайне неудачно, например, воспроизводит нынешнюю теорию конвергенции высокой и массовой культур в таком отрывке:
Диктор: «Я услышала в утренней радиопередаче, что такая смесь влечения к высокой культуре со склонностью к ее низким формам не является моей специальной особенностью и не объясняется моим низким происхождением. Это часть эволюции самой культуры, в процессе которой высоколобый интеллектуал, слушающий Баха, читающий Мориака и смотрящий артхаузные фильмы, сегодня вместе с этим читает Ле Карре, смотрит «Дай Хард» и слушает Мак Солара, а его кулинарные вкусы объединяют сушими и гамбургеры».
Борис Парамонов: Я не уверен, что правильно воспроизвел имя неизвестного мне Мак Солара, и не знаю, как перевели на русский название «Дай Хард»: что-нибудь типа «Умри ты сегодня, а я завтра»?
Книга начинает катастрофически проваливаться именно когда появляются эти самые сушими. В дом въезжает новый жилец японский джентльмен мосье Озу, и тут начинается густое слюноотделение и размазывание соплей. Этот джентльмен прозревает высококультурную душу в консьержке и начинает всячески ее привечать, вплоть до приглашения в рестораны, на обед в свой дом и, вообще, едва ли не делает ей предложение. Попутно он так же пленяет девочку Палому - и сводит обеих в нежной дружбе: на груди представительницы народа несчастное буржуазное дитя находит смысл жизни. Роман теряет какое-либо эстетическое или интеллектуальное достоинство и заходит в тупик; а лучшее средство выхода из таких тупиков – когда автор не знает, что дальше делать со своим героем, - это убить его. Что и происходит, Консьержка мертва, но девочка Палома будет жить и не спалит квартиру.
Роман Мирей Барбери оставляет тяжелое впечатление – и не эстетическими его огрехами, а его философией, и даже не столько собственной его, романа, философией, как тем, что она обеспечила ему такой оглушительный успех. Читатели расстраивают больше, чем писатель.
Вот еще пример этой философии, требующий непременного приведения:
Диктор: «Какая может быть задача у интеллектуалов, кроме служения другим? Вы можете изучать Платона, Эпикура, Декарта, Спинозу, Канта, Гегеля или даже Гуссерля, можете заниматься эстетикой, политикой, моралью – чем угодно, но при одном условии: повышать уровень мысли для служения общему благу, а не для того, чтобы воспроизводить всё ту же самую культурную элиту».
Борис Парамонов: Это слово в слово то, что говорил Лавров в своих «Исторических письмах»: интеллигенция должна отдать долг народу, на хребте которого она предается культурным досугам, - самое махровое народничество, в пределе народническое мракобесие, как называл этот строй мысли Бердяев – отрицать самоценность культуры в пользу ее демократической утилизации.
Духовный склад Мирей Барбери более или менее ясен: скорее всего, это феминистка, считающая мировую культуру делом мертвых белых мужчин. Отсюда, между прочим, этот чудесный японец – не европеец, но и не китайский коммунист, и вообще это не японцы атомную бомбу бросили, а на них. Но до народнического мракобесия она всё же не доходит, культура остается дорогой для нее, и чтобы совместить культурную высоту с нынешним демократическим народничеством, она создает этот чудовищный гибрид – консьержку, читающую Гуссерля. Умный дворник, как называется один рассказ молодого Чехова.
Книга Мирей Барбери – капитулянтская книга, и это внутреннее отречение от европейских культурных богатств вместе с ней производят многочисленные ее читатели. Этот нерадостная картина. На что рассчитывают эти люди? Откуда появятся начитанные консьержки?
Как бы госпоже Барбери в ее демократических упованиях не сесть на ежа.
Андрей Гаврилов: Если уж мы заговорили о книгах, не могу не сказать о том, что я только что получил вчера новый роман моего любимого писателя Джона Ле Карре. Насколько мне известно, именно сегодня этот роман выходит в Штатах, в Англии он вышел чуть пораньше, в конце сентября. Название романа - « A most wanted man », я даже не знаю пока еще, как перевести, потому что я не успел еще прочитать роман. И я уверен, что чисто по словарю подбирая слова правильно перевести название невозможно.
Иван Толстой: «Наиболее разыскиваемый человек»?
Андрей Гаврилов: Может, и так, но почему не « The most wanted man »? Я хочу сказать о том, что Джон Ле Карре попал в современной нашей книжной индустрии в разряд писателей, авторов триллеров, детективов, шпионских романов, почти книг для электричек. В этом не было бы ничего страшного, ради бога, пускай издается дешевыми издательствами, пускай даже на плохой бумаге, если бы не одно «но». Вся подобная литература издается достаточно быстро, впопыхах, это означает, что она плохо переводится. И вот это огромная трагедия. Я не буду сейчас говорить вообще о проблеме перевода в России, о переводческих школах, я просто хочу сказать, что, к сожалению, Джон Ле Карре, который, как писатель, не как рассказчик, его истории могут нравиться или не нравится, они могут быть интересными кому-то или нет, но именно как писатель, человек, который складывает слова с каждым своим романом, потихоньку, без особого шума, занимает все новую и новую вершину. При всей популярности «Шпиона, который пришел с мороза» или «Шпиона, который пришел с холода», он написан намного менее умело, чем его последние книги, но переведен, к сожалению, на русский язык намного лучше, чем последние романы этого замечательного писателя. Я думаю, мы еще поговорим о проблеме переводов и поговорим не раз, но пока я просто хотел сказать, что этот роман вышел, он скоро появится на русском языке, может быть, ему повезет, и его переведут неплохо, дай бог. Я просто всех призываю на этот роман обратить внимание. Все последнее, что делал Ле Карре, этого заслуживает.
Иван Толстой: Андрей, а теперь время вашей персональной рубрики. Расскажите, пожалуйста, поподробнее о той музыке, которая сегодня звучала в нашей программе.
Андрей Гаврилов: Сегодня мы слушали фрагменты из альбома « Childhood s а mba » - «Самба детства» или «Детская самба» московского трубача Александра Фишера, который, как я уже говорил, последние годы живет в Австрии. Александр Фишер родился и получил первые музыкальные впечатления в Хабаровске, и там он начал учиться игре на фортепьяно. В Хабаровске же он стал участником джазового ансамбля Вадима Горовца, который стал позже лауреатом московского фестиваля «Джаз-68». Классическое музыкальное образование Александр Фишер завершил в Институте имени Гнесиных в Москве, где он получил диплом с отличием по классу трубы профессора Тимофея Докшицера. В течение 6 лет Фишер играл в оркестре Олега Лундстрема, с которым проехал все практически республики бывшего СССР и выступал на Пражском джазовом фестивале. Из оркестра Олега Лундстрема Александр Фишер перешел в ансамбль «Аллегро» под руководством Николая Левиновского. Долгие годы этот ансамбль занимал высшие строчки в хит-парадах джазовых коллективов СССР. Вместе с ансамблем «Аллегро» Фишер объехал Индию, Шри-Ланку, Францию, Венгрию, ГДР, Югославию, принимал участие в самых разных джазовых фестивалях как в СССР, так и за границей. В конце 80-х - начале 90-х годов Александр Фишер признавался по опросам джазовых критиков одним из лучших, а, зачастую, и просто-напросто лучшим джазовым трубачом Советского Союза, а позже и России. В 91-м году Александр Фишер вел мастер-класс на летних международных курсах в Южной Австрии, и с 93-го года, то есть уже практически 15 лет, он живет в Вене, выступая в Австрии на австрийских джазовых фестивалях, с австрийскими музыкантами - на европейских джазовых фестивалях и, приезжая в Россию, с самыми разными российскими джазовыми коллективами. «Самба детства» была записана им в 2007 году, но диск вышел в свет только в 2008. Пьеса, которую вы сейчас услышите, написана Александром Фишером, она открывает альбом и называется «Ее жалобы».
