Иле-Ифе — город в современной Нигерии, в доколониальный период — город-государство того же названия, прародина многомиллионного народа йоруба, сакральный, культурный и политический центр, оказавший существенное влияние на процессы государствообразования и культурного развития в Западной Африке. Археологически обследован недостаточно.
Монография Натальи Кочаковой «Священный Иле-Ифе» выпущена Институтом Африки Российской Академии наук. Если бы зависело от меня, я бы тут же напечатал 150 книг по истории Африки — вместо глянцевой макулатуры, которая заполняет прилавки. Но ведь не мы с вами решаем, что людям читать. Слава богу (то есть «хозяину неба» Олоруну (165), академический институт выпустил тиражом 400 экземпляров работу крупнейшего нашего специалиста по Западной Африке Натальи Борисовны Кочаковой «Священный Иле-Ифе: идеализированный образ и историческая реальность». Ифе находится на Юго-Западе Нигерии, «в центре северной оконечности леса, вклинившегося выступом в саванну» (137), это священный город народа йоруба, и там в Средние века сформировалась архаичная, еще очень примитивная — «система управления… в условиях господства дописьменных форм хранения и передачи информации» (133), но все-таки государственность. Городская цивилизация Африки. Самобытная, «первичная». Гипотезы насчет ее происхождения от древних греков, арабов или мифических атлантов явно не находят подтверждения. И дожила эта цивилизация, хоть и не без потерь, до нашего времени. Окунаде Сиджуваде Олубусе Второй, занявший трон в 1980 году, до того «успешно занимался бизнесом, работая менеджером в торговых фирмах Нигерии, Британии, США» (235). Живой бог, «глава всех жрецов», и в то же самое время прихожанин христианской церкви. Странное сочетание, скажете вы. На мой взгляд, ничуть не более странное, чем христианин — националист. Или христианин — ростовщик.
Представьте, что мы можем пообщаться с кем-то из фараонов Раннединастического Египта. Или с правителем «Ура Халдейского». Примерно та же стадия развития. Политеистическая религия Ифе тоже существует до сих пор. Вот, например, бог железа, войны и кузнечного ремесла Огун. «В Иле-Ифе ХХ — ХХ1 веков считается, что помимо солдат, кузнецов и охотников, Огун патронирует всех, кто пользуется железными орудиями, а также водителей транспорта. Он присутствует также в летящей пуле и в топке паровоза» (172).
Конечно, в этой истории много африканской специфики. Особая роль охоты в экономике (141), земледелие с упором на ямс, маниок, бананы и ма́сличную пальму (145). Непривычный набор культур. Глинобитные постройки, которые, к великому сожалению археологов, «смешиваются с почвой, как бы растворяясь в ней» (61). Зато «одной из сенсаций археологии Иле — Ифе было открытие керамических мостовых» (70). Есть особенности политической жизни. Например, ритуал коронации включал «съедение кандидатом сердца его предшественника», точнее, определенного магического снадобья, которое готовили «из частей тела умершего» монарха (90). Если говорить о религии, то функции распределены между богами не совсем так, как в «Легендах и мифах Древней Греции». Но, в общем, читаешь, и все время отмечаешь среди экзотики что-то хорошо знакомое по истории России или Европы. «Выражение политических отношений в категориях родства…» (131), синойкизм (7), священные деревья (163), человеческие жертвоприношения на похоронах правителя, дабы обеспечить его прислугой в потустороннем мире (106), «статусное» судопроизводство — то есть такое, в котором социальный «статус подсудимого служил одним из оснований для определения вины и наказания» (133), и так далее буквально на каждой странице, причем понятно, что ни о каких заимствованиях не может идти речи, просто все мы одной крови и подчинены одним законам развития.
Вот мы в прошлый раз обсуждали, насколько редко встречается в истории т.н. «тоталитаризм». Пожалуйста: «Лояльность… царю и системе подразумевались сами собой. Правителю, возведенному на трон, следовало поклоняться и подчиняться без рассуждений… Точно так же и всем нижним ступенькам иерархии полагалось подчиняться, а не рассуждать» (131). Правда, в технологии обеспечения лояльности — здесь есть некоторые ноу-хау, до которых Сталин не додумался. «Если в темнице в нужный день не было человека-жертвы, огунгбе (стражники) по ночам хватали на улицах города одиноких прохожих. Пойманный мог спастись, если на его место приводили раба» (110).
Автор постоянно обращает внимание на общечеловеческие закономерности в истории Нигерии. Например, очерк традиционных верований и культов йоруба начинается с такой общей преамбулы: «возникнув исторически еще на стадии разложения родо-племенного строя, политеизм и его форма — пантеон, иерархия богов и духов — были результатом усложнения представлений о мире и дальнейшей «социализации» божеств, отражением в религиозно — идеологической сфере процессов социальной дифференциации и государствообразования» (156). Как видите, религия отражает жизнь, а не наоборот. Казалось бы, очевидная истина с точки зрения нормальной, «позитивистской» науки, но сегодняшним студентам приходится напоминать, и спасибо тому, кто не боится это делать.
Очень полезная книга. Тем сильнее было мое изумление, когда я споткнулся о почтительную ссылку на «выдающегося румынского антрополога М. Элиаде» (103). Во-первых, не знал, что выдающийся идеолог румынского фашизма был еще и антропологом (то есть, согласно энциклопедическому словарю, занимался «наукой о происхождении и эволюции человека» и о вариациях его физического строения). Во-вторых, сама ссылка. Цитирую. «Люди жили «в священном космосе», т.е. в миропорядке, установленном богами, и были «приобщены к космической священности». Люди, будь то африканцы или датчане, жили и живут все-таки в реальном мире. А во что они при этом верят — совсем другой вопрос. Многие до сих пор «приобщены к космической священности» через астрологию и «квантовые аппараты» от всех болезней. Но на законах природы это никак не отражается, и познавательная ценность гороскопа не становится больше, чем она есть.
Впрочем, я зря пускаюсь в полемику. Все сказано в самой книге. «Если… общие принципы вступали в противоречие с действительностью (к примеру, с явной непригодностью царя или другого носителя титула…), то во имя сохранения стабильности системы его убирали под предлогом нарушения им обычая, ритуала… (131) Поразителен прагматизм, с которым подходили к ритуальным запретам сами сакральные правители (105)» и так далее, приведены яркие примеры: как знать выходила из положения, если нельзя (по законам, установленным богами), но очень хочется. Например, устранение священного правителя поручается рабу, которому за это обещали свободу. Догадываетесь, что дальше произошло с рабом? А правителю устраивают роскошные похороны в полном соответствии с «космическим миропорядком» (106). Или, например, один из атрибутов власти — ритуальная татуировка. Но с нею нельзя выходить из дворца. А сидеть взаперти не хочется. Значит, пусть татуировку нанесут на другого человека, он будет заместителем, если господину захочется погулять (105). Изворотливость, достойная Панурга из романа Ф. Рабле. Вероятно, ритуальная ссылка на Элиаде во вполне материалистическом исследовании — это тоже какая-то военная хитрость. А все вместе наводит на размышления: может быть, люди традиционной культуры были вовсе не так суеверны, как принято считать, и не так уж беспросветно подчинены собственным идеологическим заморочкам. А уж нам-то, имеющим доступ к образованию и к хорошей научной литературе — и вовсе грешно отказываться от своего главного эволюционного преимущества, свободного разума.
Наталья Кочакова «Священный Иле-Ифе», Институт Африки, РАH, М. 2008
