Александр Генис: В середине 19-го века, когда государственный национализм был еще юным, пылким, наивным, нарядным, хотя уже и тогда небезобидным, Рихард Вагнер выдвинул и горячо защищал концепцию оперного театра как средоточие державного духа и национальной идеи, способной сплотить в кулак миллионы воодушевленных патриотизмом граждан. В наше время, на эту роль больше подходит стадион – особенно олимпийский.
За эти дни уже не миллионы, а миллиарды людей во всем мире смогли детально познакомиться с теперь уже знаменитым «Птичьим гнездом». Пекинский стадион, пожалуй, - главная удача Олимпиады. Знатоки единодушно провозгласили его шедевром зодчества 21-го века.
Влиятельный архитектурный критик «Нью-Йорк Таймс» Николай Урусофф в своей пространной рецензии сопоставляет Пекинский стадион с Берлинским (сравнение этих двух Олимпиад – постоянная тема в околоспортивной аналитике). Бесспорно, внушительный стадион Берлинской Олимпиады 36-го года с его громадным кольцом каменных колонн ясно выражал фашистскую идею абсолютного подчинения личности. В отличие от этой машины массового гипноза, Пекинский стадион являет собой гигантский социальный организм, сложный, разветвленный, неохватимый одним взглядом, запутанный, изменчивый и интересный.
Диктор: Создав странное пористое «гнездо», напоминающее расплющенный Колизей и самые причудливые из фантазий Пиранези, архитекторы сумели выгородить пространство для каждого человека, сделав его соразмерным и даже интимным. Бросив вызов суровому, аскетическому модернизму, парижские зодчие Херцог и де Мёрон сумели сделать стадион на 90 тысяч не только красивым, абсолютно оригинальным, но и уютным.
Александр Генис: Вместо того, - продолжает Урусофф, - чтобы воплощать дух, Zeitgeist , как он выражается, авторитарного китайского общества, архитектура стадиона бросает ему мягкий вызов.
И этим, следует добавить, вносит веский аргумент в горячую дискуссию о том, следует ли западным зодчим выполнять заказы правителей недемократических стран.
Об этом наш корреспондент Ирина Савинова расспрашивает сегодняшнего гостя «Американского часа» Билла Менкинга. ( Bill Menking ). Учредитель и редактор «Газеты архитекторв» (“ Architect ’ s Newspaper ”), куратор американского павильона на Бьеннале архитектуры в Венеции, Менкинг - один из лучших знатоков теоретических и практических вопросов новейшего зодчества.
Ирина Савинова: Десятилетиями архитекторы обсуждали этическую сторону выполнения заказов в странах с правителями-тиранами, в странах, нарушающих права человека. Когда архитекторы начали строить дома в таких странах как Китай, Иран, Абу-Даби и Дубай, вопрос снова попал в центр внимания. И совсем недавно архитектор Даниэл Либескинд поставил под сомнение этичность выполнения заказов китайского правительства, приуроченных к Олимпийским играм. Что вы думаете по этому поводу?
Билл Менкинг: Проблему действительно обсуждают давно. Архитектором Гитлера был Альберт Шпеер, проведший впоследствии многие годы в тюрьме. Когда его выпустили, началась дискуссия, политична ли архитектура и каковы обязанности архитектора по отношению к политической фигуре, чей заказ он выполняет. Этот вопрос такой же древний, как сама архитектура.
В 30-е годы Гитлер был анти-модернистом и сделал все, чтобы уничтожить современную архитектуру и заменить ее региональным немецким зодчеством. Это значит дома с круто уходящими вверх крышами, придававшими улицам вид традиционных средневековых строений.
А чуть южнее Муссолини делал совершенно обратное: все для процветания современной итальянской архитектуры. По его заказу было воздвигнуто считающееся первым итальянским модернистским зданием здание комитета фашистской партии в Комо. Он также много сделал для модернизации инфраструктуры итальянских городов, а отсюда и страны в целом. Уже через много лет после окончания Второй мировой войны многие оценивали рационалистическую архитектуру его времени, - 30-е, 40-е годы, - как важную веху в истории итальянской архитектуры. Так что дискуссия определенно имеет две стороны.
Ирина Савинова: Сегодня мало кого интересует, с какой целью строился Колизей или Санкт-Петербург…
Билл Менкинг: И зря. Историки всегда пытаются оценивать ту или иную социальную структуру через ее архитектуру или наоборот: архитектуру через социальное устройство общества. Нельзя обсуждать архитектуру любого периода без упоминания политической системы страны в то время, когда выполнялся заказ. А если историков это интересует, то и нас это должно интересовать.
Ирина Савинова: Значит ли это, что сама архитектура отражает политическую систему?
Билл Менкинг: Затрудняюсь сказать. Думаю, что да. Оценивая архитектурное произведение, мы смотрим на широкий диапазон культурных и политических условий, в которых оно создавалось. Так, одной из сегодняшних архитектурных реалий являются архитекторы-звезды. Эти знаменитости с международной славой, живут, скажем, в Англии или Нидерландах, но возводят здания по всему земному шару: в Китае, в Соединенных Штатах, в Арабских Эмиратах или где-то еще. Понять это явление без понимания современных экономических условий невозможно. Архитектура всегда зависела от власти, от финансовых и политических интересов. Такова природа глобального финансирования проектов, не признающая государственных границ, и архитектурные проекты сегодня отражают природу глобализма.
Ирина Савинова: Возьмите испанского архитектора Сантьяго Калатраву — его проекты встречаются на каждом шагу. Может архитектор создавать слишком много проектов?
Билл Менкинг: Полностью согласен. Архитекторы-звезды работают одновременно над 7-8 проектами в разных частях света. Как только один дизайн закончен, они берутся за другой, не разработав подробно предыдущий. И тут возникает проблема — они создают прекрасные дизайны, но упускают многие мелкие, но важные детали. Я был в гостях у Калатравы в Валенсии и видел его проект оперного театра. Проекту два года, а стеклянная стена с видом на город практически разваливается — рамы не работают. Я согласен, они берутся за слишком многие проекты.
Ирина Савинова: Давайте вернемся к нашей теме. Можно ли, глядя на архитектурное произведение, сказать, демократическая это архитектура или тоталитарная?
Билл Менкинг: Возьмем, архитектуру Шпеера. Как и фильмы Лени Рифеншталь, его стадионы, построенные для Гитлера для проведения на них массовых сборищ, четко отражают идею тоталитаризма. Здание само по себе не может быть политическим, но акт его создания для определенного режима — политический акт. Римский Колизей восславляет власть императора. Идея всегда налицо.
Ирина Савинова: А как быть с достижениями ранней советской архитектуры, явно заказанными режимом, но, тем не менее, его не отражающими, раскрепощенными, преследовавшими собственные цели?
Билл Менкинг: Да, это так. Вы имеете в виду Лисицкого и Мельникова, да? Я думаю, что произошло это так. Сразу после революции появилась установка: социалистическое государство создано, создадим теперь социалистическую архитектуру. И архитекторам было дано много свободы для экспериментов с новыми идеями, которому положил конец пришедший позднее к власти Сталин. Лисицкий, Мельников, Татлин не следовали идее социализма - как ее понимала власть. Они дали волю своему воображению и создали значительные произведения. Здание Наркомфина, например - олицетворение новой идеи коммунального жилья в стиле русского модернизма.
Ирина Савинова: Может архитектура быть орудием позитивных изменений в обществе?
Билл Менкинг: Конечно. И ранняя советская архитектура — прекрасный пример. На идее взаимопомощи и поддержки ею был создан новый вид коммунального жилья. Когда этот новый вид социальной культуры и социального пространства стал известен на Западе, лет 25 назад, им вдохновились многие и переняли. Так что да, архитектура оказывает позитивное влияние.
Ирина Савинова: Какова должна быть этическая позиция архитектора, работающего на власть, и отличается ли она от позиции художника или писателя?
Билл Менкинг: Это очень сложная, почти личная проблема, но я не думаю, что в целом этическая позиция архитектора отличается от позиции художника или писателя. Возьмите случай Лисицкого — один творец, работавший в двух разных областях (он был художником и архитектором). Этическая позиция для обеих профессий у него была общая. Из-за того, что архитектурный проект очень-очень-очень дорогой, реализуя его, архитектор попадает в зависимость от власти клиента, и в этом единственное отличие этической позиции архитектора от позиции художника или писателя. Архитектор творит для людей. Те из них, кто работали на Муссолини, верили, что они трудятся на благо итальянского народа.
Ирина Савинова: Как все-таки нужно смотреть на проекты архитекторов, работавших на тоталитарные режимы?
Билл Менкинг: Рационалистические здания Италии удивляют и восхищают. Но чтобы лучше их понять, приходится держать в уме тот факт, что они построены по заказу тоталитарного режима. Архитекторы, работавшие на режим Муссолини создали красивые и хорошо функционировавшие здания, но забыть, для какого режима они были созданы, я думаю, нам никогда не удастся.
Ирина Савинова: У архитекторов Западе тоже не без проблем: одни отказываются проектировать тюрьмы, другие — церкви. Даниэл Либескинд отказывается строить для Китая.
Билл Менкинг: Тут мы имеем дело с личным решением. Архитектор во власти сделать политическое заявление, сказав "нет, я не буду работать в Китае, потому что он оккупировал Тибет". Возможно, поэтому Либескинд не хочет строить в Китае. Но другой архитектор верит, что Китай превращается в современное государство и не видит ничего плохого в том, чтобы работать там. Но я, например, не хотел бы, чтобы европейские архитекторы отказывались работать в Америке потому, что они не согласны с нашей политикой в Ираке. Заявить такое для архитектора было бы политической позой. Случай Китая - такой же.
Ирина Савинова: Какой из тоталитарных режимов был наиболее успешным в осуществлении архитектурных проектов?
Билл Менкинг: Наверное, режим Муссолини создал самые интересные проекты. Учтите, что Муссолини пришел к власти в Италии, которая была почти средневековой. Он старался вытащить ее в 20-й век. И, конечно, историческая архитектурная традиция Италии помогла Муссолини создать достойные восхищения архитектурные проекты. Посмотрите на вокзал в Риме или Флоренции — это замечательные примеры развития инфраструктуры.
Трудно сказать, архитектура какого из режимов самая ужасная. Сталинская архитектура - безобразная. Страны восточного блока и сегодня живут в ужасных домах. Я их видел в Варшаве, Будапеште и Восточной Германии.
Ирина Савинова: Каково положение дел сегодня в американской архитектуре?
Билл Менкинг: В моей газете идет обсуждение этого вопроса каждую неделю. Архитектура - в постоянном движении. Столько новых идей для осуществления в будущем.
Я курирую американский павильон на Бьеннале архитектуры в Венеции, куда мы везем много проектов по развитию бедных районов. В них архитекторы создавали свои проекты улучшения жилищных условий, инкорпорируя местный колорит и особенности.
Наши архитекторы-звезды заняты строительством домов для богатых. В этом нет ничего плохого, но если этот тип проектов станет единственным, архитектура утратит статус социального искусства.
