Иван Толстой: Начнем с Франции, где вспоминают Сержа Гэнзбура. Из Парижа Дмитрий Савицкий.
Дмитрий Савицкий: «Разные» люди кончаются. Как товар. Как банки и коробки на стеллаже супермаркета человечества. Остаются товары одинаковые. Soft, мягкая версия тоталитаризма, о чем впервые решаются заговорить вслух остаточно «разные», гуляет по свободному миру, выравнивая и сплющивая – непохожих.
Он и при всем желании не смог бы быть похожим. Похожие блюдут политкорректность. На языке прошлого века: «не высовываются». В родном Париже, где нынче запрещено курить в общественных местах, он, прикуривавший одну за другой - на сцене, в телестудии, в ресторане, дома, в такси - платил бы в день несколько тысяч евро штрафа. И если в поздние годы он стилизовал и раскрашивал свой бунт, бунт с младых ногтей, как он не пытался быть прилежным, хорошим, всеми любимым, бунт его был естественным и необоримым.
Диктор: «Человек «с головой-капустой» оставил в одиночестве всех, кто его любил: Люлю, Шарлотту, Бамбу, Джейн и всех друзей - известных или анонимных.
Радиосообщение: «Гэнзбур был похоронен сегодня утром на Монпарнасском кладбище Парижа. Джек Ланг, Джонни Холидей, Ален Сушон, Рено пришли поклониться ему в последний раз, разделить боль с теми, для кого он написал их лучшие песни: с Франсуазой Арди и Изабель Аджани. Катрин Денев прочла текст, написанный для Джейн Биркин: «Убегать от любви – это слезы, которые нас спасают».
В течение всего дня сотни поклонников толпились у гроба, утопающего в белых цветах.
Серж Гэнзбур отныне покоится между Бодлером и Сартром».
Голос: «Я человек с капустным кочаном вместо головы: наполовину овощ, наполовину чувак. Ради чудесных глаз Марилу я сдал в металлолом мой ремингтон, а затем и мою тачку. Я на нервном пределе, на пределе задвига. К тому же у меня нет ни копейки. С тех пор как я с ней, я потерял почти все, что имел: работу, скандальный капустный лист, который оплачивал мой бифштекс»
Дмитрий Савицкий: Его звали Люсьеном, и люлька его с трудом втиснулась в крошечную кухню крошечной квартирки 20-го округа Парижа, что находилась в доме номер 35 на rue de Chine. Он появился на свет 2 апреля 1928 года в 4.55 утра в родильном отделении божедомки (Hotel Dieu), что на острове Сите, рядом с собором Нотр-Дам.
Отец его, иммигрировав во Францию, так никогда и не поменял фамилию и остался Иосифом Гэнзбургом. Мать была Ольгой, Олечкой, Оленькой – семья говорила по-русски, но когда вспыхивали ссоры, звучали непривычные для детей, а их было трое, слова на идиш.
Первый настоящий успех их сына, в 1956 году – «Le Poinсonneur des Lilas», «Контролер линии Порт де Лила» - как всегда, игра слов в тексте и в названии. Без этого переворачивания смысла, без игры слов Люсьен Гинзбург, ставший Сержем Гэнзбуром на сцене кабаре Trois Baudets, сочинять он не мог.
В Париже жил брат Ольги Гинзбург, работал в банке, и семья иммигрантов довольно быстро и неплохо устроились. Иосиф получал 20 франков в день в брассри бульвара Рошешуар, сын его рос под музыку Скарлатти, Баха, Вивальди, Шопена и Кола Портера.
В годы славы и бешенных денег, каннабиса и бурбона, он будет слушать Шостаковича, Гиллеспи и Арта Тейтума.
В четыре года Люсьена, как в свое время сестер, усадили за пианино.
Позже он писал: «Среди моих первых воспоминаний – отец за пианино. Я слышал, как он играет с нулевого возраста и до 20 лет. Он был человеком современным, начитанным, любил живопись Матисса, Сезанна, Вламинка, Дерена, импрессионистов. Он часто бывал на аукционах живописи в Друо».
В 70-м году, за год до смерти отца, Серж-Люсьен записал: «Для моего отца Искусство – всегда с Большой буквы».
Отец Люсьена прекрасно говорил по-французски, как многие русские иммигранты, но акцент скрыть было трудно. Льюсена отдали в лучшую школу, затем в лучший лицей Кондорсе, но он учился кое-как, получая колы и двойки по-латыни, греческому, математике. В 17 лет он школу бросил. Скандал в семье. Он объявил, что будет художником. Отец отдал ему под мастерскую мансарду.
Какое-то время (все еще Люсьен), он посещал Академию Художеств на Монмартре, затем знаменитую Académie de la Grande Chaumière, на улице того же названия на Монмартре. Амадео Модильяни, Серж Поляков и Альберто Джакометти учились в этой Академии. Но и ее он бросил, решил податься в «арши», архитекторы. А это уже Школа Бозар. Но первые же уроки математики превратили его в прогульщика.
Перед армией – скаутский лагерь русских «Орел». Интроверт, одиночка, он ни с кем не дружил, терпеть не мог ранних побудок и уже бренчал что-то свое на гитаре.
Затем – служба в армии. Повторение истории. Замкнутый на себя, ненавидящий дисциплину Люсьен Гэнзбур сачковал при первой же возможности. Но в армии он открыл для себя спасительное средство. Он знал, что ненавидит себя, считал себя уродом. Его уши торчали как лопасти пропеллера, у него был слишком большой нос и впалая грудь. К тому же, признался он однажды в передаче «Радио Психоз» Европы-Один:
«Я был романтиком, в поисках чистой любви, а меня не понимали. У меня была привычка смотреть прямо в глаза. За это меня терпеть не могли. Я ненавидел эту скученность, тесноту казармы. Но потом я нашел средство от всех этих проблем. Какое? Алкоголь! Выпив, я становился таким же веселым хохмачом, как и все остальные».
Несколько лет назад Жиль Верлан, бельгийский журналист, выпустил в издательстве «Альба-Мишель» биографию Сержа Гэнзбура. Неизвестно какую по счету, но по информации – самую полную.
Я слишком часто рассказывал о певце и актере, чтобы повторяться: сотни песен, карьеры, которые он лепил певицам, как скульптор – скульптуру. Катерин Денев, Джейн Биркин, Изабель Аджани, Ванесса Паради, называя лишь некоторых. Фильмы, сценарии которых он написал и в которых снимался, романы с Бриджид Бардо, с десятками актрис и певиц, о его «Лолита-мании», сексуальной одержимости, о том, что почти всегда не он, а женщины покидали его. Поэтому концовка сегодня не будет списком его дисков и фильмов.
Вот под занавес то, о чем еще не шла речь, о том, как он сошел со сцены навсегда.
Всю жизнь он курил четыре пачки «Житана» в день, 80 сигарет. Он пил всю свою жизнь не переставая, он был знаком с героином, кокаином, он падал со сцены в зал, он, предельно застенчивый, неуверенный в себе миллионер, звезда и любимец французской публики, превратил свои выступления в систематические и все менее и менее удачные провокации.
С 1979 года по 1989 он пытался время от времени выбраться из алкогольного ада. С ним случались припадки delirium tremens, но видел он в бреду не симпатичных розовых слонов, а стаи налетающих кинжалов. Страдал ли он от суицидального комплекса? Наверняка.
Главной тайной его жизни была история его матери, которая в 1928 году не могла себе позволить еще одного (она не знала, что у нее двойня) ребенка и пригласила домой faiseuse des anges – «фабриканшту ангелов» - специалистку по незаконным абортам. Но когда она увидела, что инструменты специалистки были грязными, она от аборта отказалась.
Серж знал эту семейную легенду, знал, что его хотели убить во чреве матери, и эта несостоявшаяся смерть гналась за ним всю жизнь по пятам.
В апреле 1989 года он был прооперирован в госпитале Божон в Клиши. Через три недели он поселился в отеле «Рафаэль»; обслуге было запрещено приближаться к певцу с любыми алкогольными напитками, он начал писать сценарий фильма «Stan The Flasher».
За несколько месяцев до кончины он улетел с дочкой, Шарлоттой, на Антильские острова, но в гостинице ему стало плохо и вызванный врач, обнаружив на затылке вздутие, пришел к выводу, что рак проснулся и пустил свои метастазы по всем направлениям.
Он успел со всеми помириться и со всеми попрощаться.
2 марта 1991 года Бамбу (Каролина фон Паулс), его последняя любовь, и мать Люлю, его любимого сына, вызвала пожарников, чтобы взломать ворота его особняка улице Вернёй – ключей ей Серж не давал.
Его нашли мертвым, голым, в кровати, с баночкой транквилизатора в ногах. Вызванный эскулап констатировал инфаркт миокарда.
Бриджид Бардо говорила Сержу, что он не прав, что он красив, что в мужчине важнее всего талант. Джейн Бёркин, Катрин Денев, Жанна Моро уверяли его в том же. Сотни красавиц любили его, и десяткам он посвятил песни. Но он так и не поверил в то, что случайно избежавшего не-рождения, можно любить.
На Монпарнасском кладбище в тот далекий день звучала вот эта песня Сержа и Джейн.
