Начну с письма от человека, которого беспокоит отчуждение между работниками и хозяевами. Работникам в лучшем случае «до лампочки» заботы и трудности хозяев. «И это понятно, - пишет он. - Когда работа дает средства к жизни, кого волнует, кто тебе её дал? Они наверху - ты внизу. А те, кто наверху, мало всё-таки думают о вечном».
Я ожидал, что будет написано: «мало думают о тех, кто внизу», а этого слушателя, оказывается, огорчает другое: о вечном они мало думают. Может быть, автор имеет в виду, что когда задумаешься о вечном, то от этого, в конце концов, будет какая-то польза и тем, кто вокруг тебя, кто от тебя зависит? Не ожидал я и дальнейшего:
«Для тех, кто наверху, я прошу вас, Анатолий Иванович, прочитать следующий отрывок из русского писателя Юрия Казакова. Да поможет он всем». Речь идёт о рассказе «Плачу и рыдаю». После удачной охоты в весеннем лесу, влюблённый в природу московский филолог, с кружкой водки в одной руке и кружкой воды - в другой, ходит по сторожке и, пока готовится похлёбка из вальдшнепов, рассуждает перед своими сельскими приятелями. Читаю: "Говорил он о смерти, о том, что придет эта железная сволочь, сядет на грудь и начнет душить, что прощай тогда вся радость и все. Что мучительно это сознание неминуемой смерти и что аз есмь земля и пепел, и паки рассмотрех во гробех и видех кости, кости обнаженны, и рек убо кто есть царь, или воин, или праведник, или грешник? Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть и вижду во гробех лежащую по образу божию созданную нашу красоту безобразих бесславну, не имущу вида!"
Редкое и приятное совпадение: я как раз перечитывал этот рассказ, когда пришло письмо. Меня затронуло другое - то, как охотники пьют водку. Мучительно, шарят, как слепые, руками по столу… Меня прямо пилой провело по сердцу. Это ведь значит, что они пили плохую водку, страшный советский «сучок». Когда пьёшь, бывало, хорошую водку, то даже первая рюмка не становится колом, а влетает в тебя соколом. А «плачу и рыдаю» - это, между прочим, выражение Тараса Шевченко. Герой Казакова, университетский человек, да ещё филолог, не мог не знать этого выражения. Правда, в рассказе оно сокращено. У Шевченко читаем: «Молюся, плачу и рыдаю». Но казаковское время было временем свирепого казённого безбожия, писателям приходилось это учитывать.

Одна женщина вспоминает свои, как она выражается, проказы молодости: «Ох, и любила я пошутить! Помню, один надоевший мне парень выдавил из меня обещание писать ему через день в колхоз, куда отправили студентов на уборку сахарной свеклы. Я слово свое сдержала. За два месяца отправила около тридцати писем. Из Большой советской энциклопедии я выписывала статьи о сортах сахарной свеклы, способах ее выращивания, способах уборки, географии распространения, способах переработки, о статистике ее потребления. Письма были толстые, с большим количеством дополнительных марок. С тех пор этого парня больше не видела».

«Уважаемый Анатолий Иванович, однажды вы огласили письмо какой-то слушательницы, которая возмущалась голыми задами на российских телевизионных экранах. Она, конечно, требовала немедленно запретить показ голых задов. Это нам давно знакомо. Держать! Не пущать! Не потерплю! Р-р-разорю! С совковых времён она зомбирована мнением, что голое тело - это самое плохое, что есть на свете сём и том. А ведь в действительности голые задницы - не самое плохое на наших экранах. Интересно, почему эту моралистку не возмущает ложь на телевидении, науськивание народа на народ, восхваление диктатора? Если бы в России была демократия, то официальные и неофициальные лица из таких стран, как Эстония, Грузия, Украина, на которых нас науськивает наша пропаганда, имели бы возможность выступать у нас со своими объяснениями. Беда в том, что большинству у нас это не нужно. Оно с удовольствием усваивает всю эту имперскую наркоту. «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман». Поэтому никого не возмущает холуизм на экранах. Давно не включаю телевизор: тошно смотреть и слушать. Предпочёл бы смотреть зады. Николай Иванович».
Я бы к вам присоединился, Николай Иванович, если бы было время. Не с совковых времён, а из гораздо большей глубины времён идёт мнение, которым, как вы говорите, зомбирована эта слушательница. Если верить писанию, это мнение сложилось ещё в том саду, по которому гуляли, не ведая, что они голые, Адам и Ева. А желание что-то запрещать - неважно что, лишь бы запрещать, оно тоже вошло в плоть и кровь человека в те времена.

Следующее письмо: «С 1991 года пытаюсь стать свободным фермером, но вынужден бороться с властями Камчатки за физическое выживание моей семьи. После моего отказа платить милицейским за "крышу", 22 июня 2000 года случился разбойный налёт. Пятеро, в числе которых были три милиционера, отняли у меня трактор. Самый рьяный до осечки расстрелял обойму своего табельного пистолета, пока остальные заковывали меня в наручники. Отключили электроэнергию. Не стало воды, добываемой электронасосом из глубинной скважины. Через месяц нашу приватизированную квартиру в райцентре занял местный жилкомхоз. Тут начались хождения по судам. Я превратился в сутягу. Через год тяжбы удалось отсудить подачу электроэнергии, как оказалось - на некоторое время. Пока судился, родились два моих ребёнка и двести судебных постановлений государства. Вопиющее беззаконие убивает во мне уверенность прожить ещё около 150 лет. Это сильно печалит. С уважением ещё не вылупившийся фермер Гасанов Яшар Якуб оглы».
Вот и думаешь, что могло бы быть, если бы все предприниматели или хотя бы один из десяти готовы были идти на сокращение своей жизни с желательных 150 лет, скажем, до 75-ти, лишь бы не платить бандитам в погонах и без. Правда, тогда они должны были бы платить в казну, а это намного больше - настолько больше, что невозможно было бы хозяйствовать. Так что вот он, выбор, перед которым стоит предприниматель в России. Или всё делать по закону - или ничего не делать, не хозяйствовать. Но человек не может не хозяйствовать, если есть хоть какая-то возможность хозяйствовать. Такова его природа. Пока существует человек, как учил нас Карл Маркс, будет существовать и материальное производство. Этим и пользуются хищники.

«Анатолий Иванович, добрый день, пишу вам в день Светлого Воскресения Христова по западному обряду. Ваша нынешняя передача прошла для меня весьма романтично, с федингом (замираниями), как в добрые старые времена, уходом частоты из-за нагрева и охлаждения приемника на солнце и под тучей - он висел на заборе, а я колол дрова у тёщи, так что только глушилки не хватало для антуража под старину».
Затем автор переходит, будь она неладна, к политике. Он считает, в частности, что России «не со всеми соседями стоит лобызаться», с чем можно согласиться, но хотелось бы спросить его, с кем она лобызается. Может быть, с Белоруссией? С Украиной? Со странами Прибалтики? С Грузией? Не хочется острить, но ведь не моя вина, что эти вопросы звучат, как у остряка-самоучки. Автор этого письма не исключает, что «когда-нибудь, в непроглядном будущем» (его слова), отношения России с её соседями дойдут до упразднения границ между ними, как в Европейском союзе, «но, наверное, так долго не живут» (это уже его острота), да и ЕС ещё не устоялся в "безграничности", похужеют дела - и начнут воздвигаться заборы».
Трудно мне удержать себя от подозрения, что в этих словах нашего слушателя есть кое-что от вечной русской надежды, что у басурманина не всегда и не всё будет хорошо. Как и в словах «не со всеми соседями стоит лобызаться» - ну, разве не улавливается тоже вечная и бездонная уверенность русского человека (и господина, и раба), что всё дело не в России, а в её соседях: мы для них то и это, а они твари неблагодарные, мы к ним с открытой душой, а они к нам - с камнем за пазухой. С другой стороны, можно ли вообразить народ, который считал бы себя плохим - в частности, плохим соседом: своекорыстным, мнительным, задиристым? Мы плохими соседями не бываем. Плохие только наши соседи.

Госпожа Афанасьева прислала на радио «Свобода» свой крик души: «Не пора ли народам мира становиться на защиту мира и обуздание американских агрессоров против человечества? Неужели ядерные арсеналы, размещаемые в Европе, никого не тревожат?».
Вы вряд ли мне поверите, госпожа Афанасьева, но никто в Европе ядерного оружия не размещает. Командование НАТО считает, что того оружия, которое там давно размещено, достаточно. Собираются разместить приспособления для обнаружения ракет, летящих на Европу, то есть имеются в виду оборонительные задачи. Кремль недоволен, он считает, что это угрожает России. Как радар, засекающий ракеты в полёте, может угрожать кому бы то ни было, обычным умом не понять. Он может помешать ракете достигнуть цели. Ну, так так и говорите: ваш радар может помешать нашей ракете упасть на ваши головы, поэтому вы негодяи, а мы все в белом. А вообще, Москва уже сбавила тон. Похоже, она согласилась с тем, что знала с самого начала: радары в Чехии и перехватчики в Польше будут размещены, и следить они будут таки за иранскими ракетами, не за российскими. Всё дело в том, госпожа Афанасьева, что в России уже прошли президентские выборы, и нужда пугать вас «американским агрессором» отпала. До следующего раза. Тут, правда, возникает вопрос: почему бы не продолжать? Почему бы не держать вас вечно в состоянии воинственного испуга? Потому что это очень накладно. Пришлось бы посадить вас на хлеб и воду, а уверенности, что вам это очень понравится, и вы не взбунтуетесь, у Путина с Медведевым нет.

«Историю нам преподавал безногий бывший фронтовик, - вспоминает господин Исаев, - ходил с клюшкой, мог этой клюшкой и по горбу пройтись, мы его боялись, но где-то в седьмом классе осмелели, да и погода стала меняться, полетели первые космонавты, и однажды мы спросили нашего учителя: «Почему у нас светлое будущее строят заключённые?». А жили мы на Севере, вокруг - царство под названием Гулаг. Учитель ответил так: «У нас тёмное прошлое, рабство, так что на первом этапе без принуждения не обойтись, рабу лишь бы день до вечера, а если к вечеру напьётся, то совсем хорошо. Рассказал, что в истории бывали случаи, когда рабы побеждали своих владельцев и создавали государства, но получались у них рабские государства. Привёл в пример Либерию, что значит Свободия. Её основали рабы из Америки, знавшие о рабстве всё. У них была идея создать свободное государство, но это не помешало им превратить местное население в своих рабов. Так и у нас с нашим прошлым. Я вот лично ещё каких-то тридцать лет назад не знал ни о демократии, ни о свободе, о правах человека слыхом не слыхал, свято верил, что пока сознание у нас низкое, без принуждения, без единоначалия, как говорил учитель, не обойтись. Но пожил, поработал и убедился, что этот принцип для тупых и ленивых, а какой спрос с дурака и какой от дурака может быть технический прогресс? В свободных странах понятие прав человека впитывается с молоком матери, а мы к этому понятию приходим каждый сам по себе в зависимости от жизненных обстоятельств. Но динамика такая. В 60-е годы – единицы прозревших, в 80-е – сотни тысяч, в 2000-е годы – миллионы».
Спасибо за письмо, господин Исаев. Меня смущает ваше слово «миллионы». Как раз в двухтысячные годы миллионы поступились своими правами, и поступились так легко, охотно, то ли бездумно, то ли цинично, словно позади не было ни горбачёвских, ни ельцинских лет, словно Путин явился непосредственным преемником не Ельцина, а Андропова. С другой стороны… С другой стороны, есть, например, Страсбургский суд, и завален он жалобами из России. Гора жалоб из России там самая большая, не Монблан, а Эверест жутких рассказов о нарушении прав человека в Российской Федерации, и эта гора не уменьшается, а растёт. О чём это свидетельствует? О том, что беззаконие не идёт на убыль - это самое малое, что можно сказать. Но также и о том, что растёт количество людей, которые сознают свои человеческие права и готовы за них бороться. Так что, может быть, вы и не преувеличиваете, употребляя слово «миллионы» о прозревших.

Леонид Степанович, автор следующего письма, требует, как он пишет, «открытого диалога с тобой, - (то есть, со мной), - в прямом эфире по всем жизненным вопросам и без ограничения времени, поскольку слушателям будет интересно и полезно. Если же ты откажешься, то я обращусь в Конгресс, а оттуда придёт команда на право высказать свою позицию о положении дел в России и Беларуси, где я, житель России, тоже проживаю в летнее время в сельской местности». Об этой местности в его письме есть некоторые сведения. Читаю: «За десять лет произошли большие изменения. Провели телефон, газ, построили два современных моста через реку, заасфальтировали плохой участок дороги. В деревне работает начальная школа, в ней занимается 10-15 учеников. В здании школы ежегодно проходит косметический ремонт, детьми собирается металлолом. В республике сохранились, в отличие от России, ПТУ. Медленно, но обновляется пассажирский транспорт. На жизнь жалуются только лодыри. Что плохо? В деревне много пьяни, процветает воровство, милиция только составляет протоколы, действий к поиску и задержанию воришек не принимает. Девки-вонючки такие же, как в Москве: курят, матерятся, пьют самогонку. И нет в стране полемики, нет другого мнения».
Итак, Леонид Степанович, ты в своём письме на «Свободу» привел свои мнения по трём вопросам, и я огласил их все. На жизнь в Беларуси жалуются только лодыри - раз, плохо работает милиция - два, девки-вонючки - три. Есть и четвёртый вопрос, по которому ты заявил своё мнение - ума не приложу, как я упустил его, хотя это самый главный, по-моему, вопрос, и уж по нему-то у нас с тобой полемики не получится, потому что я полностью с тобой согласен: плохо, когда в стране не слышно другого мнения. Этим высказыванием ты проявляешь своё сугубое недовольство положением в Беларуси, такое недовольство, за которое там можно угодить в тюрьму, а говоришь, что на жизнь там жалуются только лодыри. А твоя жалоба в Конгресс останется без последствий, это тебе не я гарантирую, а Конституция Соединённых Штатов Америки. Ни Конгресс, ни, ни президент не могут дать нам такую команду, на которую ты надеешься.

Письмо из Израиля: «Ранее, при выезде из СССР на постоянное жительство в другие страны, требовалось отказаться от советского гражданства и заплатить немалые деньги. Без этого выехать было невозможно. Вместе с гражданством у людей отобрали заработанные ими пенсии. По существующим диким пенсионным законам России, для получения утраченной при выезде пенсии нужно вступить в российское гражданство. Нигде в демократическом мире получение пенсии не связывается с наличием гражданства страны, в которой вы эту пенсию заработали. Значение имеет трудовой стаж. Никакими путями не удаётся добиться от российских властей прекращения несправедливости. В особенности это несправедливо в отношении ветеранов войны. Снимая перед ними шляпу и выступая правопреемницей СССР, Россия лишает их элементарного права. С уважением Илья Лазаревич Марьясин, ветеран войны и труда, жертва сталинских репрессий. Моему отцу, бывшему начальнику строительства Уральского вагоностроительного завода, расстрелянному Сталиным, установлен памятник в Нижнем Тагиле».
Я, Илья Лазаревич, будучи как-то в Москве, заглянул, ради любопытства, в здание Пенсионного фонда России. Шёл мимо. Огромное здание возле Савёловского вокзала. Как входишь, слева окошко. Естественно, затворённое. Всякие объявления. Одно из них сообщает, что приём иностранных граждан производится в количестве столько-то человек - кажется, не больше десятка, - по таким-то дням. Запись - даже не на месяцы, а на годы вперёд. Как и вы, я тогда подумал, что ничего более издевательского в послесоветской России не было, нет и не будет, и как раз потому мне там вспомнились ветераны войны, инвалиды. Интересно было бы провести опрос жителей России. Советский патриотизм, как известно, требует, чтобы человек, покинувший советскую родину, был лишён не только пенсии, а, в идеале, и живота. Интересно, какая часть жителей нынешней России страдает этим патриотизмом. Он, сей патриотизм, правда, был со всячинкой. Говорилось так: уехал, гад, теперь ему хорошо, обойдётся и без пенсии. Такого патриотизма не знала история - искренняя ненависть к «изменникам родины», к «отщепенцам», «перебежчикам» сочеталось со жгучей завистью… Если я что и знаю, как самого себя, так это Россию, и всё же не решусь предсказать результаты такого опроса. Зависть - завистью, а всё-таки, как я замечаю, есть в людях понятие, что заработанное должно быть человеку отдано. Заработанная пенсия - это всё-таки святое в сознании подавляющего большинства, если не всех. По-моему, я не ошибаюсь. Думцы с их дикими, поистине старо-либерийскими законами и порядками - особая статья. Это, если верить самокритичному Сыну Юриста (а почему, собственно, не верить?) - уроды. Обычных же людей ничто так не обижает, как волокита и рогатки при назначении пенсий. А вот насколько это своё чувство законности, справедливости народ распространяет сегодня на тех, кто поменял гражданство, не знаю и не берусь гадать.

Вот любопытный отрывок из одного письма: «Анатолий Иванович, как вы думаете, можно ли сделать четыре ошибки в слове из двух букв? Я имею в виду слово «ёж». В Подмосковье увидела объявление, в котором было написано: «йошъ» (й, о, ша, твёрдый знак)».
В высшей степени любопытное письмишко, в высшей степени! Самое интересное в этом слове для филолога - твёрдый знак в конце. Он ставился во многих словах в досоветское время. Получается, что в том, старинном, громоздком, правописании был таки определённый смысл, какая-то правда жизни, если можно так выразиться. Твёрдый знак существовал не только на бумаге, но и в произношении людей, в их умах, откуда он, собственно, и перешёл на бумагу. В Подмосковье, таким образом, в наше время был поставлен эксперимент. Он показал, что было бы, если бы люди вдруг забыли все русские правописания - и прежние, и нынешнее, - и вынуждены были бы создавать новое, с чистого листа. Оказывается, они восстановили бы твёрдый знак!

Ещё одно письмо о работе радиостанции «Свобода». Прислано из Белоруссии. «Есть у меня мечта, чтобы пришёл влиятельный человек на радио «Свобода» и сказал: «Написано: дом Мой домом молитвы наречётся; а вы сделали его вертепом разбойников». А потом взял что-либо тяжёлое в руки и турнул бы тех, кто примазался к этой радиостанции за последние годы. Кто превратил эту радиостанцию, кстати, финансируемую Конгрессом США, в заурядную московскую…».
Просит сообщить ему, куда он может направить свой проект реформирования «Свободы», чтобы это возымело действие. Честно говоря, не верю я в проект человека, который спрашивает, куда с этим добром обратиться. Не могу сказать ему ничего утешительного. В природе нет такой власти, которая могла бы сказать нам: перестройте свою деятельность в соответствии с пожеланиями господина такого-то из Белоруссии. Этого не может сделать даже президент Соединённых Штатов Америки. Такая страна Америка. Поэтому американцы и живут, а не мучаются. Этого не в состоянии понять настоящий советский человек. Этого искренне не понимает Путин. «Он серьезно считает, что вся антироссийская кампания проплачена, куплена и продана», - так о нём говорит человек, который с ним общается. Итак, чьё бы то ни было отрицательное мнение о «Свободе» весит не больше и не меньше, чем положительное. И те, и другие мнения действуют. Они ложатся камушками на чашу весов, и постепенно что-то меняется. Но представьте себе, что было бы, если бы мы шли навстречу каждому пожеланию. Один бы написал: делайте то-то, мы бы взяли под козырёк и стали бы делать, а завтра - другой: это, мол, никуда не годится, делайте по-моему, иначе пожалуюсь конгрессу США, и мы бы опять взяли под козырёк… В конце концов оба сказали бы, что это не работа, а чёрт знает что.

Молодой слушатель «Свободы» из Кинешмы мне написал, что Пушкин пока его не убедил, что он, Пушкин, является великим поэтом. Так не помогу ли, мол, я Пушкину. По-моему, Александр Сергеевич Пушкин сделал для него всё, что мог. Не думаю, что кто-нибудь в состоянии сделать больше. Вот если бы я работал в школе, а этот молодой человек учился у меня с первого по десятый класс, то не исключено, что сейчас бы он упивался Пушкиным, а не, например, гэкачепистом Лукьяновым, издающим свои стихи под не помню каким псевдонимом.