В московскую программу, посвященную 375-летию вхождения Якутии в состав Российского государства, был включен спектакль Саха Академического театра имени П.А. Ойунского «По велению Чингисхана» в режиссуре Андрея Борисова. Автор декораций — недавно ушедший от нас замечательный художник Геннадий Сотников. В основе — исторический роман Николая Лугинова.
Не так давно я рецензировал монографию «Империя Чингис-хана» , и хотел бы сразу оговорить: я не принадлежу к поклонникам Тэмуджина. Из вышеупомянутой рецензии это более или менее ясно. Традиционная оценка его роли в мировой истории, могу процитировать прямо по энциклопедии: «завоевательные походы сопровождались опустошениями, гибелью целых народов…» — я не вижу оснований эту оценку пересматривать. Более того, не хотел бы, чтобы Чингисхан вторгался в современную политику. То же могу сказать и про некоторых персонажей русской истории, как то: Иван Грозный, Николай II, Сталин. Слишком неконструктивно то, что за ними тянется в Третье тысячелетие.
Тем не менее, спектакль Андрея Борисова, который представил нам эпического и романтического Чингисхана, мне, в общем, понравился.
Видимо, парадокс связан с фундаментальными различиями между наукой — рациональным познанием — и искусством как художественно-образным отражением действительности.
Мы же понимаем, что Петр I из романа Алексея Толстого — не совсем исторический (а роман-то превосходный), и Александр Невский у Эйзенштейна далек от реального прототипа, не говоря уже про «Песнь о Роланде» или «Илиаду». Спектакль Борисова можно поставить в этот ряд, прежде всего, потому что создатели грамотно установили рамки повествования. Как у Эйзенштейна: из неоднозначной, скажем прямо, биографии Александра Невского выбрана сюжетная линия, в которой князь, безусловно, прав, и потому его героический образ убедителен. А в спектакле Саха театра? Что взяли из истории «Потрясателя Вселенной»? Легенда о любви его родителей — как они пошли против обычая, за что пришлось, как в греческой трагедии, расплачиваться сыну. Дальше сам герой в юности, никакой еще не хан, а нищий степной скиталец Тэмуджин. Его отношения с матерью, с друзьями детства. Политика присутствует в той мере, в какой герой, взрослея, пытается навести порядок в собственной стране, подчинить единому закону стихию хаотичного насилия «все против всех». Эту стихию как раз олицетворяет его друг-побратим и главный противник Джамуха, «предводитель племени джаджират» (см.: Крадин Н.Н., Скрынникова Т.Д. Империя Чингис –хана. М, Восточная литература, 2006, с. 174 и далее).
Завоевательные походы в чужие страны вынесены за скобки. А в том конфликте, который разыгрывается на сцене, главный герой прав. Понятно, почему он вызывает сочувствие. Особенно сегодня. Вообще стремление к порядку свойственно любому народу в любую эпоху, поэтому славянские и финские племена и призывали на княжение Рюрика (вряд ли этот викинг был много «толерантнее» Чингисхана), а европейские города поддерживали абсолютную монархию. Со всеми ее издержками. Если в социальном организме этот инстинкт не срабатывает, он просто вымирает, сходит с исторической сцены.
Тут еще момент этнокультурной специфики. Чингисхан — один из немногих деятелей, представленных одновременно и в учебнике истории, и в энциклопедии «Мифы народов мира», через запятую с олимпийскими богами. В ламаизме он стал одним из божеств — хранителей закона, а в более широкой фольклорной традиции он так называемый культурный герой, ему приписывается изобретение водки, кумыса и табака, он даже покровитель кузнецов, но, в принципе, культурный герой — прежде всего, мироустроитель. Традиция, конечно, монгольская, но нужно знать, что история и культура монгольских и тюркских народов, к каковым относятся якуты, теснейшим образом переплетены (см., например: Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем Средневековье, М., Знак, 2004, с. 184).
Так что к Чингисхану в сценической версии Андрея Борисова у меня претензий нет. Некоторые опасения связаны с одноименным кинофильмом, но он еще не вышел, так что не будем ставить телегу своих комментариев перед лошадью творчества.
Скажем о другом. Хватает в столице репертуарных театров, у которых сегодня в репертуаре Антон Палыч, а завтра подзаборная похабщина. В отличие от них, театр имени Платона Ойунского имеет собственное лицо. То есть, это настоящий театр, а не банкетный зал напрокат. Я видел их работы по Шекспиру, по национальному эпосу Олонхо, по Чингизу Айтматову, сейчас четвертый спектакль, и в каждом — интереснейшее сочетание русской театральной школы с традиционным восточным театром, эпического величия с точностью бытовых деталей. Эстетика здесь неотделима от этики. Достаточно один раз увидеть, как якутские артисты после спектакля благодарят со сцены своих московских учителей. Говорят, что спектакль про Чингисхана можно показывать детям. По-моему, это наивысшая похвала. Мне тоже нравится «детский» театр — величественный, красивый, в котором есть действие, то есть захватывающая история, и в ней — подлинные герои.
Может быть, и кроется какая-то опасность в том, что средствами высокого искусства превозносятся феодалы. Но, простите, никто не мешает ставить такие же красивые спектакли про героев, олицетворявших идеалы свободы и демократии. Про Джона Лильборна, например. Но что-то у английского театра другие интересы. А современный, с позволения сказать, «культурный герой» — ничтожество, которое бесконечно ублажает себя любимого и расчесывает собственные сексуальные комплексы — извините, Чингисхану не конкурент.
