Тамара Ляленкова: Как известно, идеалы красоты с течением времени претерпевают существенные изменения. И сегодня могут вызывать недоумение те параметры, на которые ориентировались модники и модницы еще полвека назад. Причем те или иные пристрастия с точки зрения здравого смысла бывает очень трудно объяснить. Например, задержавшуюся на пару лет моду на обнаженный женский живот, независимо от времени года.
Вообще, в культуре образ живота занимает весьма важное место. Недаром архаический образ чрева, которое питает будущее и настоящее, до сих пор пользуется популярностью у художников, писателей и кинематографистов.
О том, какие зримые метаморфозы претерпевал этот образ в области искусства, я попросила рассказать искусствоведа Алексея Карпуна.
Алексей Карпун: Прежде чем говорить о физической красоте, нужно вспомнить античность, которая и вырабатывает этот канон красоты. В ментальности древних греков существовало два начала – аполлоническое и дионисийское, соответствующее богу Дионису – больше чувства, больше эмоций, большей экстаза, то есть все реально существующее в жизни людей, переносимое, соответственно, на красоту. Эти два типа мировоззренческих древних греков легли в основу двух типов красоты – идеального и реального. Если мы обратимся к периодам истории искусства, то в античности увидим изображения Афродиты, Венеры, богини красоты, именно те идеальные пропорции, о которых постоянно, независимо от времени, все время говорят. Если перевести это на язык формул, то, наверное, это и будет 90-60-90. То есть, это достаточно упитанные формы. И если возможно это перевести на более понятный современный язык, то это будет, наверное, Элизабет Тейлор в фильме «Клеопатра».
И в римский период, и до этого, в древнегреческий период, на протяжении всех периодов жизни человечества в обычной, реальной жизни как раз преобладает совершенно иной, не классический тип красоты. Потому что женщина – это животворящее начало, которое дает жизнь детям, это член семьи, на котором работа по дому.
Обнаженного тела в средневековом искусстве нет, а если оно встречается, то только изображение Адама и Евы. И поэтому по фигуре Евы можно судить, что из себя представляет физический тип красоты. Это высокий, большой лоб, это удлиненные, спиритулизированные фигуры. А в обнаженном виде мы видим очень важные особенности, которые становятся почти основополагающими для средневековья, - это большой, отвислый живот. Потому что женщины постоянно рожают, они постоянно работают. И вот многие несведущие люди думают, что женщина беременна, но это состояние перманентной беременности. Мужчины носят латы, поэтому они должны быть доблестные, сильные, мужественные, но эта сила выражается в их действиях, а не в фигуре.
Если говорить о следующем периоде, это будет Эпоха Возрождения, XIV , XV, XVI век, - Италия обращается, конечно, к своей истории, и опять ценятся женщины достаточно внушительных размеров. Мужчины тоже становятся не такими субтильными. Идеальный тип человеческого лица, прямой римский нос… И пышнотелость, здоровье опять входят в норму.
С XVII века – индивидуальный подход художника к выработке какого-то канона. Конечно, гипертрофированные, витальные формы – у Рубенса. Не потому что все это больные женщины с гипертрофированными формами. Нет, это радость жизни.
Мужчины тоже, уже в Возрождении есть такой намек: чем старше мужчина становится, его солидность выражается в определенных формах. Он должен становиться круглым, у него должен появиться живот. И в испанском костюме XVI века такие вещи есть, потому что появляется специально спланированный на мужском костюме животик, брюхо, специально подложенное. И поэтому по сегодняшний день очень многие субтильные люди сталкиваются, когда они достигают определенного возраста с тем, что они должны выглядеть упитанно, и их воспринимают адекватно тому месту, которое они занимают в жизни, только по упитанности. Это общая тенденция такой пышнотелости.
Тамара Ляленкова: Если наличие объемного мужского живота свидетельствует о солидности его обладателя, то обнажение женского несет совсем иной смысл. Какой именно – я попросила рассказать Викторию Ларионову, танцовщицу и преподавателя танца живота.
Виктория Ларионова: В традиционном танце, конечно же, небольшой миленький живот приветствуется, потому что он более выразителен в танце. Если животик достаточно внушительный, ну, животики, они очень милые и симпатичные, и он может подпрыгнуть, то есть его подбрасывают для движения бедер вперед – и, соответственно, он потом как бы самостоятельно падает вниз. И, естественно, чем пышнее у женщины формы, тем у нее более выразительные движения. Она может делать легкое движение бедром, а ощущение будет полноценное, полнокровное, всеобъемлющее.
Тамара Ляленкова: Традиционно танец живота – это танец-развлечение или танец-соблазнение?
Виктория Ларионова: Смысл, на самом деле, очень глубокий. Если исторически, женщина танцевала этот танец для своего мужчины, и этот танец очень интимный, глубокий, как раскрытие мира женского. И через себя, через свое тело, через свой танец она давала возможность мужчине почувствовать другое восприятие мира. Потому что у мужчины более суженное, линейной восприятие жизни, а у женщины – всеохватывающее, глубокое. Естественно, что этот танец подразумевал собой момент соблазнения, то есть демонстрации своих достоинств. Но вообще, танец очень энергетический, а энергетический центр женщины – это ее матка.
Тамара Ляленкова: Почему этот танец сейчас так популярен среди женщин, учитывая, что это танец для одиночек?
Виктория Ларионова: Танец этот можно назвать, в принципе, танцем освобождения, танцем раскрытия женской сути, женской души и вот именно освобождения, возможности быть самой собой. Потому что любое состояние, любое чувство может быть выражено посредством танца. Грудь, живот и, соответственно, вагина – это как глазки, носик и ротик. И когда женщина идет, если она ощущает так свое тело, если она его чувствует от мизинца на своей ноге, заканчивая своей макушкой, если она чувствует и грудь, и попочку свою, животик, это говорит о том, что она принимает все свое тело. Она закончена, она ощущает себя в своих границах. И, соответственно, за счет этого у нее правильная система координат.
Тамара Ляленкова: Как вы думаете, современная мода на обнаженный живот – это дань ориентальному увлечению или нечто большее?
Виктория Ларионова: Я думаю, что здесь есть элемент, который к нам пришел с Востока - обнаженный живот. Но если так вот вглубь смотреть, то вполне вероятно, что эта обнаженность – доверие к людям, доверие к миру. Например, кошки, собаки, щеночки – они ложатся на спинку и начинают, соответственно, подставлять свой животик. Когда животное доверяет, оно свой живот подставляет – и можешь щекотать его, целовать, как у ребеночка. То есть здесь есть естественный элемент беззащитности полной, но именно в этой открытости и проявляется доверие к миру. Мне кажется, плюс ко всему здесь момент сексуальности.
В принципе, человек таким образом избавляется от собственных комплексов. Если, например, ты смотришь на человека и видишь внушительный, висящий живот, который колышется, живет своей жизнью, - о чем это говорит? Мне кажется, это говорит о том, что человек себя полностью принимает, свое тело. Вот в Америке, там совершенно невообразимых объемов женщины ходят в коротких шортах, коротких майках. Человек идет – и эта масса сама по себе тоже идет, может догнать, например, человека, перегнать его (смеется). Поэтому мне кажется, что это момент раскрепощения. Человек достиг внутреннего какого-то баланса. Хотя, может быть, он по поводу своей попы комплексует, но, во всяком случае, в смысле живота он своей комплекс преодолел. Потому что я, например, знаю женщин, которые, садясь (естественно, когда человек садится, у него животик слегка выкатывается), принимали какие-то неестественные позы, забрасывали очень высоко свои ноги или прикрывали животы руками, надевали свободные туники, для того чтобы прикрыть свои складочки. Но складочки – это же очень эротично. Вот, например, в Индии «стадия трех бугров» - очень красиво считается, на Востоке. А сейчас у нас все восточное модно.
Тамара Ляленкова: Какой живот, на ваш взгляд, должен иметь мужчина?
Виктория Ларионова: Все-таки плоский и достаточно жесткий. У мужчины на 30 процентов мышцы занимают больше площади. Соответственно, восприятие мужчины как полноценной особи – с хорошо развитой мускулатурой. Животик трепещущий у мужчины как признак какой-то лености, праздности, определенной слабости.
Тамара Ляленкова: Как ни странно, в отношении мужчин эстетические предпочтения Виктории соответствуют современному канону. И это связано со смешением культур, пресловутой глобализацией. Потому что в традиционном восточном обществе живот мужчину только украшает. Об этом мне рассказал писатель и кулинар Сталик Ханкешиев.
Сталик Ханкешиев: По традиции считается, что у мужчины живот – это красиво. Наверняка многие мужчины слышат от своих женщин фразу: «И не смей худеть ни в коем случае, не смей портить красоту».
Тамара Ляленкова: Он подчеркивается как-то в одежде?
Сталик Ханкешиев: Вы видели узбекский национальный костюм летний? Это белая рубашка навыпуск и поясной платок, который живот слегка поддерживает. И этот платок очень яркого тона, он этот живот демонстрирует. Я вам хочу сказать, что среднеазиатская кулинария, если она и приводит к тому, что человек полнеет, полнеет он иначе, чем от кулинарии, скажем, «джанк-фудовской». То есть у них, как правило, весь этот жир спускается куда-то в область таза, в область ног, такие вот грушеподобные фигуры, живот, которые висит чуть ли не до колен. Это некрасиво.
Тамара Ляленкова: А такой округлый, туго набитый живот…
Сталик Ханкешиев: Тугой – то есть не потерян пресс. Видно, что человек пишет здоровьем. Здоровая полнота, она приветствуется. И если женщина имеет округлые формы, это тоже считается красивым. Если у нее кругленькое лицо, пухленькие губки, если у нее на руках такие перевязки, как у трехлетнего младенца, это считается красиво. В узбекской традиции женщины рожают едва ли не каждые два года. Хорошая мать – это та, которая окружена детьми, с определенным возрастом и внуками. И, разумеется, женщина, которая постоянно рожает, постоянно кормит грудью, не может обойтись без живота. И это считается вполне органичным. Но национальный женский костюм скроен таким образом, что это свободный покрой, там нет цели, задачи показать фигуру. Все-таки это мусульманский костюм. И там, если что и красиво в женщине, это ее стан, то, насколько она прямая, настолько она ровная. Вот это вот гораздо важнее.
Тамара Ляленкова: Итак, даже в быстротечной моде существуют вещи незыблемые, сохраняющие первоначальный, архаический смысл. И обилие обнаженных женских животов на городских улицах свидетельствует вовсе не о сексуальной распущенности, а о доверии к этому миру, о безопасности проживания в нем. Образ живота в сегодняшней программе рассматривали искусствовед Алексей Карпун, танцовщица Виктория Ларионова и кулинар Сталик Ханкешиев.
