Александр Касаткин: Прокуратура Республики Ингушетия в конце марта вынесла предостережение руководителю ингушского информационного агентства «Максимум» Вахе Чапанову о недопустимости нарушения законодательства о противодействии экстремизму. В 2004 году ингушская прокуратура уже пыталась через суд признать признать экстремистскими некоторые материалы опубликованные на сайте «Чеченского комитета национального спасения», но дело в суде проиграла. Рассказывает руководитель ингушского отделения Правозащитного центра «Мемориал» Тимур Акиев.
Тимур Акиев: Прокуратура Республики Ингушетия в конце марта вынесла предостережение руководителю ингушского информационного агентства «Максимум» Вахи Чапанову о недопустимости нарушения законодательства о противодействии экстремизму. В 2004 году ингушская прокуратура уже пыталась через суд признать признать экстремистскими некоторые материалы опубликованные на сайте «Чеченского комитета национального спасения», но дело в суде проиграла.
Внимание прокуратуры привлекла статья Вахи Чапанова «Обстановка продолжает оставаться напряжённой», которая была размещена на сайте информационного агентства «Максимум» 17 марта текущего года. По мнению прокуратуры в статье содержались необоснованные обвинения в адрес сотрудников силовых структур Республики Ингушетия в совершение ими грубых нарушений уголовно-процессуального законодательства РФ.
Для того чтобы было понятно, что это за обвинения, процитирую часть статьи Чапанова: «Правозащитники Ингушетии выражают обеспокоенность грубейшим нарушением уголовно-процессуального законодательства и требуют власть и силовые структуры действовать в рамках законодательства РФ даже по отношению к потенциальным преступникам, так как суду дано право, устанавливать вину наших граждан». Ещё одна цитата: «не стало меньше случаев нарушения закона со стороны сотрудников силовых структур. И это обстоятельство негативно сказывается на общей ситуации».
Правозащитники действительно выражают обеспокоенность нарушением прав человека со стороны сотрудников силовых структур. И не только правозащитники, но и глава республик Евкуров неоднократно делал акцент именно на этом вопросе. В ноябре 2009 года на совещании с руководителями силовых структур республики, Евкуров отметил: «Считаю необходимым обратить внимание на недостаточный уровень контроля со стороны руководителей силовых ведомств за соблюдением законности при проведении спецопераций».
В январе уже текущего года глава республики проводил очередное рабочее совещание с руководителями правоохранительных органов, где так же говорил о недопустимости со стороны сотрудников силовых структур применения незаконных действий к задержанным. Репортаж о встречи был показан по местному телевидению. На этой встречи обсуждался конкретный случай, который произошёл в конце 2010 года в сельском поселении Орджоникидзевская.
Из частного дома сотрудниками неустановленного силового ведомства были увезены братья Плиевы и их гость Адам Хамхоев. Плиевых отпустили избитыми на следующий день, а Хамхоева, так же сильно избитого, отпустили только 3 января. В своём выступлении перед представителями силовых структур, Евкуров подчеркнул, что такими действиями, когда задержанных бьют и пытают, они готовят новых террористов. Он также поручил заместителю прокурора РИ провести проверку по факту незаконного задержания Плиевых и Хамхоева, а так же по факту применения к ним незаконных методов дознания. О результатах проверки прокуратуры пока ничего неизвестно.
Закон «О ПРОТИВОДЕЙСТВИИ ЭКСТРЕМИСТСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ» был принят в июле 2002 года. В июле 2007 года Госдума внесла поправки в данный закон . Международная журналистская организация "Репортеры без границ" , с учётом этих поправок, считает что данное законодательство ущемляет свободу прессы и содержит слишком жесткие санкции. По их мнению в законе дается 13-ать весьма расплывчатых определений экстремизма, которыми легко можно злоупотребят.
Член Общественной палаты России, директор Московского бюро по правам человека Александр Брод в марте 2010 года в интервью «Радио Свобода» сказал, что : «...антиэкстремистское законодательство зачастую используется для ограничения прав независимых журналистов, правозащитников, оппозиционных политиков....»
Александр Касаткин: Мало кто обратил внимание на утверждение парламентом Чечни Рамзана Кадырова в должности главы республики и на последовавшую инаугурация. Для большинства обывателей, Кадыров – бессменный властитель Чечни, назначенный Кремлем руководить республикой неопределенно долгое время. Пока тому же Кремлю не надоест. Пока ему не надоело. В феномене несменяемости писатель Герман Садулаев видит отражение экзистенциального одиночества властителя.
Герман Садулаев: 5 апреля сего года в городе Грозном Рамзан Кадыров повторно вступил в должность руководителя республики. На следующие пять лет. По этому поводу были проведены масштабные торжества. Ранее, 28 февраля, президент Медведев предложил Рамзана Кадырова на должность главы региона, и 5 марта парламент Чечни утвердил кандидатуру, предложенную президентом.
Собственно, эта новость – ни для кого не новость. Никто ничего другого и не ждал. Никто и не думал, что президент России может предложить иную кандидатуру. И наверное не осталось ни одного сумасшедшего, который полагал бы, что парламент Чечни может этого кандидата отклонить.
Альтернативы Кадырову в качестве руководителя Чеченской республики нет. Как нет и альтернативы Путину в качестве реального главы российского государства. Действительно, нет никаких альтернатив. Для нынешнего режима, что в Чечне, что в России, характерно то, что после него остается только выжженная пустыня. И лидеры не имеют ни соратников, ни соперников. Одни в целом мире, они висят словно бы в сияющей пустоте. И с каждым годом пространство пустоты вокруг них растет и ширится.
В самом деле, не считать же соратниками Кадырова, товарищами равными ему, чеченских министров и прочих администраторов, которых Рамзан, как говорят в народе, сажает в собачью конуру, заставляет носить за собой пиджаки и галстуки, называет женщинами и по матушке. Кстати, этих вот администраторов совершенно не жаль. Они знали, на что идут. Совершенно очевидно, что работая в ближайшем окружении Кадырова, никто не может быть уверен, что сумеет сохранить свое человеческое и мужское достоинство. Эти люди сознательно отказались от своей чести ради материального благополучия и кусочка власти. Поэтому, получают, что заслужили.
А в глазах народа Рамзан, скорее, прав. Потому что как иначе заставить людей такого типа работать и отучить их воровать все, на что ни посмотрят? Другое дело, что к власти должны допускаться люди совсем иного свойства. Но это надо менять всю систему, сверху донизу, и не только в Чечне, но и во всей России.
Режим Кадырова, безусловно, авторитарный. Но назвать его власть диктатурой было бы ошибкой. Потому что большинство населения республики действительно поддерживает своего лидера. Если это и диктатура – то диктатура большинства, то есть, тоже своеобразная форма демократии. Да, люди над чем-то смеются, что-то осуждают – не открыто, конечно, а приватно. Но в целом – все скорее за, чем против.
Потому что альтернативы нет. Модные европейские философы говорили, что современная цивилизация ставит человека в ситуацию ложного выбора: например, между кока-колой и пепси-колой. На самом-то деле их выпускает одна компания, да и напиток по сути один. В России и Чечне покончили с этим обманом, с постмодернизмом и обществом спектакля.
Никакого ложного выбора у нас отныне нет. Только один – истинный. И единственно правильный. Путин и Кадыров навсегда. Спектакль окончен, занавес.
Александр Касаткин: В дагестанском Хасавюрте создан Муслиат - традиционный третейский суд для разрешения споров. Насколько этот институт способен встроится в существующую систему светского права. На эту тему – наш корреспондент из Черкесска Мурат Гукемухов.
Мурат Гукемухов: Муслиат – это самобытный, третейский (или посреднический) способ урегулирования и разрешения конфликтов, например, между сторонами, оспаривающими имущественные права, или даже кровниками. В рамках Муслиата справедливость вершили мужчины, снискавшие в обществе авторитет как люди мудрые, справедливые, знатоки шариата и местных традиций.
Потребность в традиционных институтах примирения возникла неслучайно, считает дагестанский историк Сулейман Сулейманов. Государственные институты, правоохранительная и судебная системы поражены клановостью и коррупцией. Искать в них справедливость не имеет смысла. Люди все чаще прибегают к мести как единственному способу восстановить свои права.
Сулейман Сулейманов: Примечательно, что он создан в Хасавюрте, потому что это такой регион, где представлены в основном все национальности, и конфликты особенно остро ощущаются именно там. Люди, которые имеют авторитет в обществе, входят в эту комиссию.
Мурат Гукемухов: В то же время настораживает, что в хасавюртовский Муслиат под председательством главы администрации Хасавюрта вошли работники городской администрации, руководители правоохранительных органов. То есть те же люди, которые зачастую и являются генераторами протестных настроений в обществе.
Сулейман Сулейманов считает это решение неудачным, противоречащим самому духу Муслиата.
Подобные институты существовали и на заре советской власти, в 20-х годах прошлого века. В Дагестане тогда действовали шариатский суд и специальная комиссия по примирению кровников. Но в отличие от хасавюртовского Муслиата они вершили правосудие даже по таким тяжким преступлениям, как убийства. Теперь получается странная вещь: убийства будут откупаться в коррумпированном суде, а традиционная комиссия по шариатским законам будет примирять потерпевшую сторону с родственниками убийцы, благополучно ушедшего от наказания. И все же это лучше, чем ничего, считает правозащитница из Дагестана Гюльнара Рустамова:
Гюльнара Рустамова: Люди уже устали от этой жестокости. Мы еще больше в крови утопаем, и лучше не становится: одних убивают, этим мстят, другим и так далее. Сколько лет это продолжается? И законы ужесточаем, и войска вводим, сейчас вон еще четыре тысячи в Дагестан едут, не знаю для чего, и так хватает на каждого жителя, еще чуть ли не по одному приставили. Лучшего варианта, чем Муслиат, нет, по-моему.
Мурат Гукемухов: В Дагестане практически на нет сошла комиссия по адаптации боевиков к мирной жизни, созданная указом президента Магомедова в прошлом году. Одной из причин ее фиаско послужило то, что в нее вошли в основном представители силовых структур и чиновники, не имеющие ни авторитета, ни доверия в обществе. Очень странная ситуация, когда власти осознают степень недоверия и враждебного к ним отношения со стороны общества и создают альтернативные институты, призванные дать людям ощущение справедливости. Но при этом власти не могут себе отказать в том, чтобы не заполнить эти вновь созданные институты собой.
Андрей Бабицкий: И в развитие темы, я побеседовал с главой Национальной организации русских мусульман Вадимом Сидоровым на тему «Возможен ли диалог между традиционным и обновленческим исламом?»
Вадим, сегодня на Кавказе то, что называется традиционным исламом и его обновленческие версии находятся в состоянии непримиримого конфликта. С одной стороны, протестантский ислам считает ислам традиционный зараженным вирусом язычества, с другой стороны, традиционный ислам усматривает в обновленчестве серьезную угрозу своим позициям в борьбе за души и умы рядовых мусульман. Этот конфликт будет углубляться, на ваш взгляд, или есть возможность какого-то диалога?
Вадим Сидоров: Я думаю, здесь критически важно прежде всего определить корректно, что такое традиционный ислам. Употребление этого понятия как его сторонниками, так и его противниками в России зачастую существенно отличается от классического исламского понимания и понимания в исламском пространстве. Потому что традиционный ислам очень часто преподносится как народный ислам, или как ислам, который лояльно относится к государству, в том числе и его сторонниками. И естественно, противники такого традиционного ислама говорят, что это исключительно какое-то российское, советское изобретение, или вообще лубянский бренд, и поэтому, собственно говоря, он не имеет легитимных оснований в исламском пространстве, понятийном. Но на самом деле, понятие «традиционный ислам» широко распространено во всем исламском мире. На Западе много раз общаясь с мусульманами, и американскими, и европейскими, и австралийскими, и южноафриканскими, я встречал использование этого понятия. Классическое понимание традиционного ислама крайне отлично от того, что пытаются навязать в России, на постсоветском пространстве. Это ислам, представленный классическими школами теологии, то есть ашаритской, или матуридитской, школами вероубеждения, четырьмя мазхабами в юриспруденции, и суфийскими тарикатами, которые придерживаются шариата. Вот эти три параметра, их признание, отличают традиционный ислам от так называемого обновленческого, или протестантского, который противостоит им, отрицая эти три позиции. Наверное, очень важно в разговоре о конфликте определить его стороны. Если мы говорим об искоренении того, что называют язычеством или невежеством – более правильно это назвать так: джахилия, которая рядится в одежды традиционного ислама, – то здесь все строгие школы мусульманского вероубеждения, юриспруденции сходятся в необходимости это сделать.
Андрей Бабицкий: Давайте тогда попробуем ввести классификацию, которую условно назовем официальным исламом – государственным, это то, что представлено духовными управлениями мусульман. Этот ислам не признает обновленчества ни в каких формах. Скажем так, народный суфизм готов, как мне кажется, к какому-то диалогу и пытается его вести. Есть ли возможность развести таким образом эти разные группы и посмотреть, как может быть в будущем устроен диалог?
Вадим Сидоров: Я придерживаюсь того мнения, которое основано на собственном опыте, потому что я сам как новообращенный мусульманин начинал в так называемом обновленческом исламе, потом, по мере роста знаний, роста какой-то осведомленности пришел к традиционному исламу, но в классическом исламском понимании... Имея такой опыт, я считаю, что потенциал диалога есть со стороны именно классического, традиционного ислама, не народного, не официального, а классического, традиционного, который, конечно, никак невозможно выкинуть из исламской истории, из исламского пространства. Подавляющее большинство исламских ученых были ашаритами, или матуридитами, многие суфиями, представителями мазхабов, к которым, в том числе, апеллируют сами салафиты, где-то стыдливо, или умалчивая, или признаваясь, что они были ашаритами. Но при условии, что произойдет такое разотождествление традиционного ислама с официозным, с одной стороны, и с народным, с другой стороны. Но я думаю, что здесь даже официозный большая проблема, чем народный - не в том плане, что надо непримиримо к нему относиться, а в том, что надо презентовать собственно теологическую позицию и себя как носителя истинной исламской теологической позиции, а не в качестве проводников и защитников интереса государства, который очень часто, мягко скажем, не совпадает с интересами ислама в России.
Андрей Бабицкий: Я хотел на примере «братьев-мусульман», которые прошли в Египте сложную, длительную эволюцию, заявить о ресурсах диалога и с той стороны, со стороны обновленческого ислама. Мы знаем, что нынешние «братья-мусульмане» очень отличаются от тех, которые были 20-30 лет назад, и что сегодня они способны вести разговор и с братьями по вере, и с государством. Может ли произойти нечто подобное на Северном Кавказе, или все-таки нынешняя война, нынешний конфликт, необходимость действовать в условиях вооруженного подполья, исключают возможность какого бы то ни было формирования политического крыла, скажем, кавказского салафитского движения?
Вадим Сидоров: Вопрос сложный, потому что все-таки условия отличаются. В одном случае мы имеем дело с диалогом внутримусульманского общества, и, несмотря на наличие жесткого давления со стороны авторитарных режимов, как показывает практика, мусульмане, предоставленные сами себе, быстро договариваются, и именно через возврат к аутентичным теологическим позициям, к первоисточникам шариата, Корана и Сунны. Поэтому я думаю, что это целиком, по крайней мере во многом, зависит от позиции российского государства, российского руководства. Если будут созданы условия для того, чтобы мусульмане были предоставлены сами себе, а российское государство здесь займет гибкую позицию геополитического контроля и не будет пытаться поломать мусульманское общество, подстроить его под себя, то думаю, эта проблема решится внутри мусульманского общества.
Александр Касаткин: По инициативе властей республики 6 апреля состоялась встреча президента Ингушетии, совета тейпов и родственников боевиков погибших в районе села Алкун 28 марта. Чем так важна эта встреча? По мнению Магомеда Ториева, она свидетельствует о новой стратегии, которую президент Евкуров использует в отношениях с родственниками членов вооруженного подполья.
Магомед Ториев: Это не первая встреча власти с членами семей участников НВФ, такие встречи в течение последнего года проводятся регулярно. Секретаря Совета безопасности Республики Ингушетия Бекхан Атигов сказал мне, что эта стратегия выбрана не случайно. Все жители Ингушетии так или иначе связаны между собой дальними или близкими родственными отношениями, власть учитывает это, и старается повлиять на семью, род (тейп), чтобы они помогли вернуть ушедшего в лес человека и сохранить ему жизнь.
Республиканские власти, возможно, с большим опозданием, но все-таки пришли к выводу, что победить вооруженное подполье одними силовыми способами невозможно. Нельзя сказать, что общение представителей власти и родственников проходит в легкой и непринужденной обстановке. В Ингушетии счет погибшим с обеих сторон идет на сотни: люди озлоблены, и власть серьезно опасается раскола внутри общества на два непримиримых лагеря.
На этих встречах не звучат угрозы в адрес семей боевиков, как это происходит в соседних регионах. Власть пытается демонстрировать готовность помочь во всем - начиная от трудоустройства бывших комбатантов и до решения вопросов социально-бытового плана. Взамен она требует лояльности и готовности поддержать ее в борьбе с вооруженным подпольем.
Президент Юнус-Бек Евкуров очень рассчитывает на поддержку общества, но пока не считает, что она у него есть. На одной из предыдущих встреч он рассказал, как люди на похоронах, говорят о погибшем боевике, как о шахиде, павшем за веру, предоставляют боевикам помощь и укрывают их в собственных домах, как это случилось в селе Алкун c семьей Цечоевых.
На последней встрече родственники погибших возле Алкуна боевиков просили президента вернуть им тела убитых для погребения согласно мусульманским обычаям. Президент пообещал сделать все, от него зависящее, чтобы трупы были переданы семьям. В Кабардино-Балкарии родственники боевиков годами не могут добиться этого, в Чечне просьба о выдаче тела граничит с суицидом.
Но даже попытка наладить диалог с родителями, а не запугать их, какой бы новаторской она не казалась, не решит проблемы ухода молодежи в лес. Власть утверждает, что все дело в вербовщиках, больших деньгах пропаганде, которой оболванивают неокрепшие умы.
При этом, она не желает видеть причины куда более очевидные – так называемые «эскадроны смерти», продолжающие свою кровавую охоту на людей, и произвол федеральных силовиков. Проблема похищения людей неизвестными сотрудниками силовых структур остаётся не менее острой, чем во времена предшественника Евкурова. Республику опять начинает лихорадить - родственники похищенных вновь выходят на митинги, и как прежде их разгоняет полиция.
Да, количество похищенных и жертв бессудных казней уменьшилось в разы. Евкуров в начале своего президентства обещал решить именно эту проблему в кратчайшие сроки, но пока, судя по всему, он не в состоянии найти управу на федералов. Будем надеяться, что он, действительно, этого добивается.
Есть еще один немаловажный фактор. Немало молодых парней уходят воевать после пыток и унижений во время следствия в Ингушетии и Северной Осетии, куда вывозят большинство подозреваемых членов НВФ или тех, кого подозревают в поддержке боевиков. Власти предпочитают умалчивать об этом. Понятно, что республиканская власть ограничена в возможности открыто критиковать федералов, но точно также очевидно, что Евкуров ищет какой-то баланс в обеспечении интересов населения и поддержке действий силовых структур. Пока правда, не совсем ясно, какая из сторон ему ближе.
Александр Касаткин: 7 апреля стартовал четырехдневный визит абхазского президента Сергея Багапша в Турцию. Его предшественник Владислав Ардзинба посещал Турецкую республику 20 лет назад. Нынешний же абхазский лидер прибывает туда впервые, после многочисленных переносов и срывов намечавшихся визитов. Не будучи главой государства - члена ООН, Сергей Багапш наносит неофициальный визит в страну, его приглашают представители диаспоры. Однако политический подтекст этой поездки очевиден. Политолог Сергей Маркедонов рассматривает возможные последствия турецкого вояжа абхазского лидера для самой непризнанной республики, Грузии, Турции, России.
Сергей Маркедонов: Визит Сергея Багапша по определению не может рассматриваться, как рядовое событие и банальный визит вежливости к соотечественникам. Слишком много интересов и спорных проблем он прямо или косвенно затрагивает. Во-первых, посещение Турции является важным сигналом Абхазии во внешний мир. Багапш пытается дать понять не только Анкаре (турецкие дипломаты, как раз таки неплохо знают матчасть), но и Европе, и США, что его республика - это не просто сателлит или марионетка Кремля. Она стремится к расширению если не юридического пространства признания, то, как минимум, международных контактов. Со всеми, кто готов слушать, принимать и транслировать абхазские аргументы. Правильные они или нет в данном случае - вопрос второстепенный. И турецкий визит дает возможность лучше оценить фразу, брошенную однажды Сергеем Багапшем о том, что его республика хотела бы получать признания не только от Папуа Новой Гвинеи. Может быть, дискуссии о пограничных спорах между Россией и Абхазией чисто случайно совпали по времени с данным визитом. Однако такое совпадение придает внешнеполитической активности частично признанной республики дополнительный импульс. Тем паче, что накануне турецкого визита в СМИ стала обсуждаться тема контактов между Абхазией и Израилем. Вся эта информация требует, конечно же, серьезной проверки, но очевидно одно: интерес внешнего мира к тому, что реально (а не в рамках пропагандистского дискурса) происходит в Абхазии, велик.
Но что дает такой визит Турции? Означает ли он поворот во внешней политике Анкары, которая заявляет об «обнулении проблем» с соседями, как о своем стратегическом приоритете? А Грузия самый что ни на есть сосед. Тем паче, Турция традиционно заявляет о поддержке территориальной целостности этой страны, является одним из самых важных инвесторов в грузинскую экономику, активно сотрудничает с Грузией в сфере обороны и безопасности. С одной стороны, формально к визиту Багапша турецкие дипломаты никакого отношения не имеют. Это - частный визит, организованный общественными объединениями, а не МИД республики. Но с другой, было бы наивным предполагать, что опытные дипломаты, чиновники правительственного аппарата и спецслужбы вдруг в одночасье проспали приезд президента Абхазии. Скорее всего, такие поездки на неформальном уровне если не напрямую согласовывались, то обсуждались. И не раз. Какая здесь выгода у Анкары? Самая прямая. Турецкое правительство не может не учитывать общественное мнение внутри страны. А абхазская и черкесская диаспора, чьи представители не просто изучают фольклор и занимаются славным прошлым своих предков, но занимают посты в армии, полиции, администрации - сила, с которой нужно считаться. Во-вторых, претендуя на лидерство в Черноморском регионе, Турция не может не иметь диверсифицированных контактов со всеми игроками в нем. А Абхазия - это игрок, хочет того кто-то или нет.
Много ли теряет от поездки Багапша в Турцию Тбилиси? С одной стороны, практически ничего. Турция в обозримой перспективе не признает независимость Абхазии. Причин тому много. Здесь и членство в НАТО, и сближение с ЕС, и банальное нежелание конкуренции с новым курортным регионом. Но с другой стороны, визит абхазского лидера куда-то кроме Москвы разбивает грузинскую философию, в которой оккупация и марионетки Кремля являются главными категориями. Черно-белая картинка, в которой есть большая агрессивная империя и маленькое свободолюбивое грузинское государство рушится. Если абхазский президент едет в Турцию, то уже не скажешь, что он поехал к оккупантам за инструкциями или не будешь ерничать по поводу дружбы с Науру или Венесуэлой. По крайней мере, в англоязычной турецкой прессе (которую с интересом читают в Европе, и в США) проблемы Абхазии описываются, скорее, в благожелательном тоне.
И последняя по порядку (но не по важности) Москва. Тут мы видим смешанную гамму чувств. Конечно же, присутствует сдерживаемая (моментами плохо) ревность. Есть и немало фобий (то же возвращение потомков махаджиров в Абхазию вряд ли будет радостным известием для Кремля). Но постепенно приходит осознание, что турецкое окно для Абхазии может сыграть и положительную роль. Налаживание контактов Багапша с диаспорами (абхазской и черкесской) вряд ли можно записать в пассив. Это, скорее, актив, так как накануне сочинского «праздника спорта» черкесский вопрос будет подниматься так же, как тибетский накануне Олимпиады в Пекине. Впрочем, правда и то, что после 2014 года, его, скорее всего, столь же быстро снимут с повестки дня, как это уже было в 2008 году с Тибетом. Но до этого времени улучшение отношений с этими влиятельными диаспорами может иметь тройное значение. Это - улучшение контекста российско-турецких отношений, возможность для дополнительного канала влияния на северокавказскую динамику, а также продвижение Абхазии в мир для усложнения восприятия российской политики на Южном Кавказе в целом.
Александр Касаткин: Программа «Кавказский перекресток» готовится совместно азербайджанской, армянский, грузинской редакциями Радио Свобода и радио «Эхо Кавказа». Сокращенный ее выпуск посвящен оппозиционным силам стран Южного Кавказа.
Дэмис Поландов: Нашими экспертами сегодня будут из Еревана Арман Мусинян, пресс-секретарь оппозиционного альянса Армянский национальный конгресс, из Баку Хикмет Хаджи-заде, президент аналитического центра ФАР и из Тбилиси Владимир Папава, независимый эксперт. Со мной в студии главный редактор "Эха Кавказа" Андрей Бабицкий. Тема нашей сегодняшней программы – политическая оппозиция в странах Южного Кавказа. И я предлагаю начать с некоей общей картины, которую каждый из экспертов нарисует для своей страны. Давайте постараемся сгруппировать партии в какие-то блоки по идеологическому принципу или по степени радикальности, чтобы мы просто не утонули в одних названиях. Владимир Папава, предлагаю начать с Грузии.
Владимир Папава: В Грузии такая ситуация, у нас оппозиционный спектр можно разделить на две большие группы. Одна группа – это более радикальная, которая требует революционных перемен, и они все время настаивают на том, что смена власти в Грузии должна произойти именно революционным путем. Что касается второго направления, то это более конструктивная оппозиция, которая работает с правящей партией в сфере улучшения избирательного законодательства для того, чтобы к будущим выборам, парламентским выборам 2012 года Грузия подошла бы более подготовленной, чтобы была демократическая система выборов, чтобы люди могли свободно проголосовать, и чтобы эти голоса не терялись. То есть сформировались эти две группы.
Андрей Бабицкий: Владимир, у меня уточняющий вопрос. Оппозицию грузинскую очень часто обвиняют в том, что она криклива, скандальна, неумна, конфликтна, что она не представляет из себя серьезной интеллектуальной силы.
Владимир Папава: Именно правящая партия заинтересована, чтобы вся оппозиция выглядела агрессивной, кричащей, что она не способна конструктивное выдавать, что в реальности действительности не соответствует. Ибо есть и такая оппозиция, которая только и занимается тем, что активно кричит, выступает против правящей партии, хотя ничего конкретного, кроме революций, не предлагает. Последняя тенденция в оппозиционном движении Грузии показала, что 8 партий, притом очень даже авторитетных партий, которые имеют значительную поддержку, они объединились вместе, они разной идеологии, но все они работают в конструктивном режиме для того, чтобы изменить избирательную среду. Она вовсе не крикливая.
Дэмис Поландов: Спасибо, Владимир. Давайте переместимся в Ереван. Арман Мусинян, расскажите нам о политическом пространстве Армении.
Арман Мусинян: У нас в Армении, в отличие от Грузии, политическая ситуация немножко сложилась по-другому. После возвращения в большую политику первого президента Левона Тер-Петросяна политическое пространство стало более черно-белым. Если перед этим властям удавалось через подставные оппозиционные силы затуманить рассудок общества, то после возвращения Левона Тер-Петросяна произошла беспрецедентная для Армении консолидация оппозиционных сил и властям потребовались боевые пули, чтобы как-то остановить эту оппозицию, чтобы она не пришла к власти. Сейчас еще одна беспрецедентная ситуация: после трех лет после президентских выборов 18 партий остаются объединенными в Армянский национальный конгресс, который борется за восстановление конституционного порядка. Почему я сказал в отличие от Грузии, потому что у нас улучшать избирательный кодекс - просто заниматься пустыми делами. По той простой причине, что уже 10 лет каждый раз улучшается избирательное законодательство, и каждый раз выборы становятся хуже и хуже. Вопрос в том, что в армянском политическом пространстве конструктивной оппозиции в классическом смысле то, что мы понимаем под этим – это и есть радикальная оппозиция. То есть или ты оппозиция или ты конструктивная оппозиция, что значит ты подконтрольна властям.
Андрей Бабицкий: Арман, я хочу вас прервать и задать уточняющий вопрос. Совсем недавно Площадь свободы снова удалось вернуть как площадку для митингов протеста, это удалось сделать оппозиции, и насколько я понимаю, оппозиция все время утверждает, что она против революционных изменений, против насилия, что все должно происходить путем законной передачи власти, путем выборов. Это, по-моему, очень конструктивный подход к делу.
Арман Мусинян: Мы всегда говорили, что мы всегда были и остаемся против насилия. Скажем так, "бархатная революция" – это и есть конституционная законная смена власти в Армении, мы этого и добиваемся. И наша основная цель – это проведение внеочередных президентских и парламентских выборов.
Дэмис Поландов: Хикмет Хаджи-заде, Баку расскажите нам о том, как выглядит азербайджанская политическое пространство.
Хикмет Хаджи-заде: Я порадовать ничем не могу ни вас, ни наших слушателей. У нас как бы наступил брежневский Советский Союз в стране. Наш политических ландшафт немножко похож на российский может быть, то есть призраки партий, вроде как "Яблоко" было когда-то большое, имело людей в парламенте и так далее, теперь они вроде клуба диссидентов остались. Вот в таком же положении находится азербайджанская оппозиция. Это такие мужественные люди, которые только моральными призывами могут как-то пытаться влиять на общество.
Андрей Бабицкий: Только ли моральными призывами? У вас последние три недели так оживилась уличная жизнь, выходят по призыву организаторов в интернете представители молодежи протестовать на улицы.
Хикмет Хаджи-заде: Вы, конечно, правильно подмечаете, но это всплески героизма, я бы сказал, я очень уважаю этих людей. Все это делается при ожидании, что я выйду, и меня арестуют. Что и происходит.
Андрей Бабицкий: То есть толку большого нет, и общество не готово поддерживать эти протесты?
Хикмет Хаджи-заде: Примерно так. То есть это моральный шаг, то же самое, что люди приковывали себя к ограде Кремля, сжигали себя во Вьетнаме. Когда говорится о программе оппозиционных партий в странах, которые снова превратились в бывший Советский Союз, надо иметь в виду, что здесь никакие программы не имеют смысла. Мы хотим быть равноправными гражданами. В стране есть два или три класса людей – голубая кровь, красная и коричневая. Те, у кого коричневая кровь, хотят равных прав, хотят честного суда, не хотят коррупции, свобода, равенство, братство и так далее.
Дэмис Поландов: Хикмет, я заметил такую вещь, что ни один из наших экспертов не разделил партии по политическим платформам. Есть ли левые, правые, есть социал-демократы?
Владимир Папава: Социал-демократы, да, есть в Грузии, но понимаете, в чем дело здесь, не имеет значения, кто правые, кто левые. Более того, они так называются, у нас есть новая правая партия, и само национальное движение как правящая партия, она правая или левая? Иногда проводит такие реформы, которые более относятся к правым идеологиям. Но в то же время они проводят много большевистских шагов, которые большевизмом пахнут.
Андрей Бабицкий: А можно подвести резюме тому, что вы сказали и наш азербайджанский коллега, что вообще еще пока государства не функционируют нормально, как государство, пока оно не обеспечивает права и свободы гражданина, время идеологии не пришло?
Владимир Папава: Конечно, это так и есть. Сейчас мы на пороге путинизации в Грузии. Потому что у нас конституцию поменяли, и все готово для того, чтобы Саакашвили занял пост премьер-министра. Грузия стоит перед существенном выбором, и в этом плане говорить об демократических институтах, говорить о том, что в Грузии есть определенные структуры, государственные институты, которые могли способствовать демократизации, где политические партии имели бы свое место, об этом пока говорить, к сожалению, не приходится.
Дэмис Поландов: Арман Мусинян, когда вы сказали, что в Армянский национальный конгресс входит 18 партий, сразу возникает вопрос: а чем они друг от друга отличаются?
Арман Мусиян: 18 партий, среди них есть либералы, и социалисты, и социал-демократы, и центристы, и консерваторы. Когда в стране как таковой избирательной системы нет, идеология политических партий попадает на второй план. Выборы будут честными и справедливыми, и народ будет решать, кто будет править страной, тогда идеологии политических партий станут основным фактором в их борьбе за власть.
Андрей Бабицкий: У меня вопрос в Баку. Хикмет, давайте вспомним брежневский Советский Союз, тогда время остановилось, люди не ожидали, что что-то вообще может поменяться в течение ближайших 10-20 лет. И поэтому действительно действие сопротивления казалось пустым и бессмысленным. Что, на ваш взгляд, сегодня протестовать против действий властей в Азербайджане смысла не имеет?
Хикмет Хаджи-заде: Нет, я такого не говорил. Смысл имеет, конечно. Но я не хочу обманывать вас скорым результатом.
Андрей Бабицкий: 70 лет советской власти - это примерно такой срок, когда можно будет.
Хикмет Хаджи-заде: Нет, не 70 лет, очень может быть, что завтра что-то произойдет. И в Тунисе ничего не предвещало, но произошло.
Андрей Бабицкий: Мне кажется, что постсоветские системы очень хрупкие на самом деле.
Хикмет Хаджи-заде: Я не сказал, что они будут вечно, я сказал, сегодня положение такое - все может произойти. Больше диктатура неприемлема в мире. Возможности диктатур в мире сужаются, поэтому надо протестовать, надо продолжать. Что касается Советского Союза, надо помнить, что валить ее начали сами коммунисты – Горбачев, Яковлев. Внизу суперинтеллектуальные люди были, как Сахаров, диссиденты, но это было человек сто, пятьсот, тысяча пусть будет на 250 миллионов. Началось сверху, изменилось что-то в умах. Я пока не вижу, чтобы в элите Азербайджана появились кто-нибудь вроде Горбачева или Яковлева.
Дэмис Поландов: Хикмет, а если взять госчиновников высокого уровня?
Хикмет Хаджи-заде: Они отличаются от советских чиновников тем, что они все тотально коррумпированы, и они участвуют в этой системе и там круговая порука. Та коррупция, которая сейчас у нас есть, несопоставима с советской. Там, конечно, чиновник мог быть недоволен, у него какие-то преференции, но того, что нынешний чиновник имеет, он зубами за это грызется. Если ему начать вместо взяток выплачивать нормальную зарплату, он уже не сможет сыну оплачивать учебу в Англии или садовника на даче не может держать. Разделились люди на честных и нечестных. Вот это идеология сейчас главная – жить честно.
Александр Касаткин: 3 апреля в Государственном Кремлевском Дворце, состоялась церемония вручения всеармянской национальной премии «ТАШИР-2011». Роскошные подарки победителям вызвали массу споров в обществе. Рассказывает Эллина Чилингарян.
Эллина Чилингарян: Мероприятие длилось более 3 часов, на его проведение по предварительным подсчетам телевизионщиков и специалистов, было потрачено 5 млн долларов. На премии выступили не только армянские звезды, но и звезды международного уровня,такие как Лара Фабиан, Тото Кутуньо. Были вручены призы в номинации “Лучшая певица”, “Лучший певец”, “Открытие года”, номинация за вклад “В популяризации армянской музыки в Европе” и т.д. Однако эта премия не вызвала бы такого общественного интереса, если не призы, которые получили звезды армянского шоу-бузнеса. Ташир 2011 спонсирует российский бизнесмен армянского происхождения Самвел Карапетян, который вручил роскошные подарки в виде квартир и машин певцам и певицам, выступившим на церемонии. Этот факт вручения звездам шоу-бизнеса роскошных подарков на состоявшейся на днях в Москве церемонии стал поводом для разного рода критики.
В то время как многочисленные поп-звезды были награждены квартирами и автомобилями, в Армении жители зоны бедствия вот уже 22 года живут в вагонах, в самодельных домиках. Многие деятели искусства считают, что все это еще больше усугубляет существующую в Армении социальную несправедливость. Кинорежиссер Тигран Хзмалян в беседе с радио “Свобода” отметил, что его больше удивила реакция людей, которые присутствовали на церемонии в качестве зрителя.
Тигран Хзмалян: Вспоминаются самые простые вещи: от выражения "пир во время чумы" до более простых и в то же время многозначительных стихотворных строк, которые придумал Маяковский накануне революции: "Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй". Те певцы, певицы, артисты, музыканты, которые сознательно обслуживают богачей, это всего лишь прислуга на пиру, и требовать у прислуги большего нельзя. Они, в общем-то, сами себя поставили в состояние рабов.
Эллина Чилингарян: Розданные на церемонии призы вызвали общественное недовольство. В социальной сети Фейсбук даже создали группу, где более 4 тыс. юзеров призывали звезд шоу –бизнеса отказаться от квартир и пожертвовать их малоимущим семьям. Однако никто пока не отказался от щедрого подарка, некоторые даже обиделись, что, цитирую: “их труд не оценивается народом и никто не вправе указувать,как им распоряжаться полученными подарками”.
Бывшая замминистр культуры, драматург Карине Ходикян говорит, что сама не знает другой премии, где, кроме приза-статуэтки вручались бы еще и машины и квартиры:
Карине Ходикян: Ты диктуешь какие-то свои законы, порядки, и это ты диктуешь обществу. Тогда будь добр - послушай реакцию общества.
Эллина Чилингарян: Активный участник фейсбуковской группы Ваагн Адамян, который также является представителем армянской Диаспоры, аргументирует недовольство своих “одногруппников” так:
Ваагн Адамян: Все это похоже на пир во время чумы. В то время когда народу очень плохо живется и существуют острые социальные проблемы, когда многие семьи в зонах бедствия лишены жилья, дарить такие подарки, особенно людям, которые не нуждаются в них, просто аморально.
Эллина Чилингарян: На церемонии Ташир 2011 кроме звезд армянского шоу-бизнеса, квартиру в Ереване получила также российская телеведущая Ксения Собчак. Известный юморист Гарик Мартиросян был единственный, кому подарили квартиру в Москве.
Многие аналитики Армении охарактеризовали призы как плату звездам за участие в предстоящих президентский выборах .
Тимур Акиев: Прокуратура Республики Ингушетия в конце марта вынесла предостережение руководителю ингушского информационного агентства «Максимум» Вахи Чапанову о недопустимости нарушения законодательства о противодействии экстремизму. В 2004 году ингушская прокуратура уже пыталась через суд признать признать экстремистскими некоторые материалы опубликованные на сайте «Чеченского комитета национального спасения», но дело в суде проиграла.
Внимание прокуратуры привлекла статья Вахи Чапанова «Обстановка продолжает оставаться напряжённой», которая была размещена на сайте информационного агентства «Максимум» 17 марта текущего года. По мнению прокуратуры в статье содержались необоснованные обвинения в адрес сотрудников силовых структур Республики Ингушетия в совершение ими грубых нарушений уголовно-процессуального законодательства РФ.
Для того чтобы было понятно, что это за обвинения, процитирую часть статьи Чапанова: «Правозащитники Ингушетии выражают обеспокоенность грубейшим нарушением уголовно-процессуального законодательства и требуют власть и силовые структуры действовать в рамках законодательства РФ даже по отношению к потенциальным преступникам, так как суду дано право, устанавливать вину наших граждан». Ещё одна цитата: «не стало меньше случаев нарушения закона со стороны сотрудников силовых структур. И это обстоятельство негативно сказывается на общей ситуации».
Правозащитники действительно выражают обеспокоенность нарушением прав человека со стороны сотрудников силовых структур. И не только правозащитники, но и глава республик Евкуров неоднократно делал акцент именно на этом вопросе. В ноябре 2009 года на совещании с руководителями силовых структур республики, Евкуров отметил: «Считаю необходимым обратить внимание на недостаточный уровень контроля со стороны руководителей силовых ведомств за соблюдением законности при проведении спецопераций».
В январе уже текущего года глава республики проводил очередное рабочее совещание с руководителями правоохранительных органов, где так же говорил о недопустимости со стороны сотрудников силовых структур применения незаконных действий к задержанным. Репортаж о встречи был показан по местному телевидению. На этой встречи обсуждался конкретный случай, который произошёл в конце 2010 года в сельском поселении Орджоникидзевская.
Из частного дома сотрудниками неустановленного силового ведомства были увезены братья Плиевы и их гость Адам Хамхоев. Плиевых отпустили избитыми на следующий день, а Хамхоева, так же сильно избитого, отпустили только 3 января. В своём выступлении перед представителями силовых структур, Евкуров подчеркнул, что такими действиями, когда задержанных бьют и пытают, они готовят новых террористов. Он также поручил заместителю прокурора РИ провести проверку по факту незаконного задержания Плиевых и Хамхоева, а так же по факту применения к ним незаконных методов дознания. О результатах проверки прокуратуры пока ничего неизвестно.
Закон «О ПРОТИВОДЕЙСТВИИ ЭКСТРЕМИСТСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ» был принят в июле 2002 года. В июле 2007 года Госдума внесла поправки в данный закон . Международная журналистская организация "Репортеры без границ" , с учётом этих поправок, считает что данное законодательство ущемляет свободу прессы и содержит слишком жесткие санкции. По их мнению в законе дается 13-ать весьма расплывчатых определений экстремизма, которыми легко можно злоупотребят.
Член Общественной палаты России, директор Московского бюро по правам человека Александр Брод в марте 2010 года в интервью «Радио Свобода» сказал, что : «...антиэкстремистское законодательство зачастую используется для ограничения прав независимых журналистов, правозащитников, оппозиционных политиков....»
Александр Касаткин: Мало кто обратил внимание на утверждение парламентом Чечни Рамзана Кадырова в должности главы республики и на последовавшую инаугурация. Для большинства обывателей, Кадыров – бессменный властитель Чечни, назначенный Кремлем руководить республикой неопределенно долгое время. Пока тому же Кремлю не надоест. Пока ему не надоело. В феномене несменяемости писатель Герман Садулаев видит отражение экзистенциального одиночества властителя.
Герман Садулаев: 5 апреля сего года в городе Грозном Рамзан Кадыров повторно вступил в должность руководителя республики. На следующие пять лет. По этому поводу были проведены масштабные торжества. Ранее, 28 февраля, президент Медведев предложил Рамзана Кадырова на должность главы региона, и 5 марта парламент Чечни утвердил кандидатуру, предложенную президентом.
Собственно, эта новость – ни для кого не новость. Никто ничего другого и не ждал. Никто и не думал, что президент России может предложить иную кандидатуру. И наверное не осталось ни одного сумасшедшего, который полагал бы, что парламент Чечни может этого кандидата отклонить.
Альтернативы Кадырову в качестве руководителя Чеченской республики нет. Как нет и альтернативы Путину в качестве реального главы российского государства. Действительно, нет никаких альтернатив. Для нынешнего режима, что в Чечне, что в России, характерно то, что после него остается только выжженная пустыня. И лидеры не имеют ни соратников, ни соперников. Одни в целом мире, они висят словно бы в сияющей пустоте. И с каждым годом пространство пустоты вокруг них растет и ширится.
В самом деле, не считать же соратниками Кадырова, товарищами равными ему, чеченских министров и прочих администраторов, которых Рамзан, как говорят в народе, сажает в собачью конуру, заставляет носить за собой пиджаки и галстуки, называет женщинами и по матушке. Кстати, этих вот администраторов совершенно не жаль. Они знали, на что идут. Совершенно очевидно, что работая в ближайшем окружении Кадырова, никто не может быть уверен, что сумеет сохранить свое человеческое и мужское достоинство. Эти люди сознательно отказались от своей чести ради материального благополучия и кусочка власти. Поэтому, получают, что заслужили.
А в глазах народа Рамзан, скорее, прав. Потому что как иначе заставить людей такого типа работать и отучить их воровать все, на что ни посмотрят? Другое дело, что к власти должны допускаться люди совсем иного свойства. Но это надо менять всю систему, сверху донизу, и не только в Чечне, но и во всей России.
Режим Кадырова, безусловно, авторитарный. Но назвать его власть диктатурой было бы ошибкой. Потому что большинство населения республики действительно поддерживает своего лидера. Если это и диктатура – то диктатура большинства, то есть, тоже своеобразная форма демократии. Да, люди над чем-то смеются, что-то осуждают – не открыто, конечно, а приватно. Но в целом – все скорее за, чем против.
Потому что альтернативы нет. Модные европейские философы говорили, что современная цивилизация ставит человека в ситуацию ложного выбора: например, между кока-колой и пепси-колой. На самом-то деле их выпускает одна компания, да и напиток по сути один. В России и Чечне покончили с этим обманом, с постмодернизмом и обществом спектакля.
Никакого ложного выбора у нас отныне нет. Только один – истинный. И единственно правильный. Путин и Кадыров навсегда. Спектакль окончен, занавес.
Александр Касаткин: В дагестанском Хасавюрте создан Муслиат - традиционный третейский суд для разрешения споров. Насколько этот институт способен встроится в существующую систему светского права. На эту тему – наш корреспондент из Черкесска Мурат Гукемухов.
Мурат Гукемухов: Муслиат – это самобытный, третейский (или посреднический) способ урегулирования и разрешения конфликтов, например, между сторонами, оспаривающими имущественные права, или даже кровниками. В рамках Муслиата справедливость вершили мужчины, снискавшие в обществе авторитет как люди мудрые, справедливые, знатоки шариата и местных традиций.
Потребность в традиционных институтах примирения возникла неслучайно, считает дагестанский историк Сулейман Сулейманов. Государственные институты, правоохранительная и судебная системы поражены клановостью и коррупцией. Искать в них справедливость не имеет смысла. Люди все чаще прибегают к мести как единственному способу восстановить свои права.
Сулейман Сулейманов: Примечательно, что он создан в Хасавюрте, потому что это такой регион, где представлены в основном все национальности, и конфликты особенно остро ощущаются именно там. Люди, которые имеют авторитет в обществе, входят в эту комиссию.
Мурат Гукемухов: В то же время настораживает, что в хасавюртовский Муслиат под председательством главы администрации Хасавюрта вошли работники городской администрации, руководители правоохранительных органов. То есть те же люди, которые зачастую и являются генераторами протестных настроений в обществе.
Сулейман Сулейманов считает это решение неудачным, противоречащим самому духу Муслиата.
Подобные институты существовали и на заре советской власти, в 20-х годах прошлого века. В Дагестане тогда действовали шариатский суд и специальная комиссия по примирению кровников. Но в отличие от хасавюртовского Муслиата они вершили правосудие даже по таким тяжким преступлениям, как убийства. Теперь получается странная вещь: убийства будут откупаться в коррумпированном суде, а традиционная комиссия по шариатским законам будет примирять потерпевшую сторону с родственниками убийцы, благополучно ушедшего от наказания. И все же это лучше, чем ничего, считает правозащитница из Дагестана Гюльнара Рустамова:
Гюльнара Рустамова: Люди уже устали от этой жестокости. Мы еще больше в крови утопаем, и лучше не становится: одних убивают, этим мстят, другим и так далее. Сколько лет это продолжается? И законы ужесточаем, и войска вводим, сейчас вон еще четыре тысячи в Дагестан едут, не знаю для чего, и так хватает на каждого жителя, еще чуть ли не по одному приставили. Лучшего варианта, чем Муслиат, нет, по-моему.
Мурат Гукемухов: В Дагестане практически на нет сошла комиссия по адаптации боевиков к мирной жизни, созданная указом президента Магомедова в прошлом году. Одной из причин ее фиаско послужило то, что в нее вошли в основном представители силовых структур и чиновники, не имеющие ни авторитета, ни доверия в обществе. Очень странная ситуация, когда власти осознают степень недоверия и враждебного к ним отношения со стороны общества и создают альтернативные институты, призванные дать людям ощущение справедливости. Но при этом власти не могут себе отказать в том, чтобы не заполнить эти вновь созданные институты собой.
Андрей Бабицкий: И в развитие темы, я побеседовал с главой Национальной организации русских мусульман Вадимом Сидоровым на тему «Возможен ли диалог между традиционным и обновленческим исламом?»
Вадим, сегодня на Кавказе то, что называется традиционным исламом и его обновленческие версии находятся в состоянии непримиримого конфликта. С одной стороны, протестантский ислам считает ислам традиционный зараженным вирусом язычества, с другой стороны, традиционный ислам усматривает в обновленчестве серьезную угрозу своим позициям в борьбе за души и умы рядовых мусульман. Этот конфликт будет углубляться, на ваш взгляд, или есть возможность какого-то диалога?
Вадим Сидоров: Я думаю, здесь критически важно прежде всего определить корректно, что такое традиционный ислам. Употребление этого понятия как его сторонниками, так и его противниками в России зачастую существенно отличается от классического исламского понимания и понимания в исламском пространстве. Потому что традиционный ислам очень часто преподносится как народный ислам, или как ислам, который лояльно относится к государству, в том числе и его сторонниками. И естественно, противники такого традиционного ислама говорят, что это исключительно какое-то российское, советское изобретение, или вообще лубянский бренд, и поэтому, собственно говоря, он не имеет легитимных оснований в исламском пространстве, понятийном. Но на самом деле, понятие «традиционный ислам» широко распространено во всем исламском мире. На Западе много раз общаясь с мусульманами, и американскими, и европейскими, и австралийскими, и южноафриканскими, я встречал использование этого понятия. Классическое понимание традиционного ислама крайне отлично от того, что пытаются навязать в России, на постсоветском пространстве. Это ислам, представленный классическими школами теологии, то есть ашаритской, или матуридитской, школами вероубеждения, четырьмя мазхабами в юриспруденции, и суфийскими тарикатами, которые придерживаются шариата. Вот эти три параметра, их признание, отличают традиционный ислам от так называемого обновленческого, или протестантского, который противостоит им, отрицая эти три позиции. Наверное, очень важно в разговоре о конфликте определить его стороны. Если мы говорим об искоренении того, что называют язычеством или невежеством – более правильно это назвать так: джахилия, которая рядится в одежды традиционного ислама, – то здесь все строгие школы мусульманского вероубеждения, юриспруденции сходятся в необходимости это сделать.
Андрей Бабицкий: Давайте тогда попробуем ввести классификацию, которую условно назовем официальным исламом – государственным, это то, что представлено духовными управлениями мусульман. Этот ислам не признает обновленчества ни в каких формах. Скажем так, народный суфизм готов, как мне кажется, к какому-то диалогу и пытается его вести. Есть ли возможность развести таким образом эти разные группы и посмотреть, как может быть в будущем устроен диалог?
Вадим Сидоров: Я придерживаюсь того мнения, которое основано на собственном опыте, потому что я сам как новообращенный мусульманин начинал в так называемом обновленческом исламе, потом, по мере роста знаний, роста какой-то осведомленности пришел к традиционному исламу, но в классическом исламском понимании... Имея такой опыт, я считаю, что потенциал диалога есть со стороны именно классического, традиционного ислама, не народного, не официального, а классического, традиционного, который, конечно, никак невозможно выкинуть из исламской истории, из исламского пространства. Подавляющее большинство исламских ученых были ашаритами, или матуридитами, многие суфиями, представителями мазхабов, к которым, в том числе, апеллируют сами салафиты, где-то стыдливо, или умалчивая, или признаваясь, что они были ашаритами. Но при условии, что произойдет такое разотождествление традиционного ислама с официозным, с одной стороны, и с народным, с другой стороны. Но я думаю, что здесь даже официозный большая проблема, чем народный - не в том плане, что надо непримиримо к нему относиться, а в том, что надо презентовать собственно теологическую позицию и себя как носителя истинной исламской теологической позиции, а не в качестве проводников и защитников интереса государства, который очень часто, мягко скажем, не совпадает с интересами ислама в России.
Андрей Бабицкий: Я хотел на примере «братьев-мусульман», которые прошли в Египте сложную, длительную эволюцию, заявить о ресурсах диалога и с той стороны, со стороны обновленческого ислама. Мы знаем, что нынешние «братья-мусульмане» очень отличаются от тех, которые были 20-30 лет назад, и что сегодня они способны вести разговор и с братьями по вере, и с государством. Может ли произойти нечто подобное на Северном Кавказе, или все-таки нынешняя война, нынешний конфликт, необходимость действовать в условиях вооруженного подполья, исключают возможность какого бы то ни было формирования политического крыла, скажем, кавказского салафитского движения?
Вадим Сидоров: Вопрос сложный, потому что все-таки условия отличаются. В одном случае мы имеем дело с диалогом внутримусульманского общества, и, несмотря на наличие жесткого давления со стороны авторитарных режимов, как показывает практика, мусульмане, предоставленные сами себе, быстро договариваются, и именно через возврат к аутентичным теологическим позициям, к первоисточникам шариата, Корана и Сунны. Поэтому я думаю, что это целиком, по крайней мере во многом, зависит от позиции российского государства, российского руководства. Если будут созданы условия для того, чтобы мусульмане были предоставлены сами себе, а российское государство здесь займет гибкую позицию геополитического контроля и не будет пытаться поломать мусульманское общество, подстроить его под себя, то думаю, эта проблема решится внутри мусульманского общества.
Александр Касаткин: По инициативе властей республики 6 апреля состоялась встреча президента Ингушетии, совета тейпов и родственников боевиков погибших в районе села Алкун 28 марта. Чем так важна эта встреча? По мнению Магомеда Ториева, она свидетельствует о новой стратегии, которую президент Евкуров использует в отношениях с родственниками членов вооруженного подполья.
Магомед Ториев: Это не первая встреча власти с членами семей участников НВФ, такие встречи в течение последнего года проводятся регулярно. Секретаря Совета безопасности Республики Ингушетия Бекхан Атигов сказал мне, что эта стратегия выбрана не случайно. Все жители Ингушетии так или иначе связаны между собой дальними или близкими родственными отношениями, власть учитывает это, и старается повлиять на семью, род (тейп), чтобы они помогли вернуть ушедшего в лес человека и сохранить ему жизнь.
Республиканские власти, возможно, с большим опозданием, но все-таки пришли к выводу, что победить вооруженное подполье одними силовыми способами невозможно. Нельзя сказать, что общение представителей власти и родственников проходит в легкой и непринужденной обстановке. В Ингушетии счет погибшим с обеих сторон идет на сотни: люди озлоблены, и власть серьезно опасается раскола внутри общества на два непримиримых лагеря.
На этих встречах не звучат угрозы в адрес семей боевиков, как это происходит в соседних регионах. Власть пытается демонстрировать готовность помочь во всем - начиная от трудоустройства бывших комбатантов и до решения вопросов социально-бытового плана. Взамен она требует лояльности и готовности поддержать ее в борьбе с вооруженным подпольем.
Президент Юнус-Бек Евкуров очень рассчитывает на поддержку общества, но пока не считает, что она у него есть. На одной из предыдущих встреч он рассказал, как люди на похоронах, говорят о погибшем боевике, как о шахиде, павшем за веру, предоставляют боевикам помощь и укрывают их в собственных домах, как это случилось в селе Алкун c семьей Цечоевых.
На последней встрече родственники погибших возле Алкуна боевиков просили президента вернуть им тела убитых для погребения согласно мусульманским обычаям. Президент пообещал сделать все, от него зависящее, чтобы трупы были переданы семьям. В Кабардино-Балкарии родственники боевиков годами не могут добиться этого, в Чечне просьба о выдаче тела граничит с суицидом.
Но даже попытка наладить диалог с родителями, а не запугать их, какой бы новаторской она не казалась, не решит проблемы ухода молодежи в лес. Власть утверждает, что все дело в вербовщиках, больших деньгах пропаганде, которой оболванивают неокрепшие умы.
При этом, она не желает видеть причины куда более очевидные – так называемые «эскадроны смерти», продолжающие свою кровавую охоту на людей, и произвол федеральных силовиков. Проблема похищения людей неизвестными сотрудниками силовых структур остаётся не менее острой, чем во времена предшественника Евкурова. Республику опять начинает лихорадить - родственники похищенных вновь выходят на митинги, и как прежде их разгоняет полиция.
Да, количество похищенных и жертв бессудных казней уменьшилось в разы. Евкуров в начале своего президентства обещал решить именно эту проблему в кратчайшие сроки, но пока, судя по всему, он не в состоянии найти управу на федералов. Будем надеяться, что он, действительно, этого добивается.
Есть еще один немаловажный фактор. Немало молодых парней уходят воевать после пыток и унижений во время следствия в Ингушетии и Северной Осетии, куда вывозят большинство подозреваемых членов НВФ или тех, кого подозревают в поддержке боевиков. Власти предпочитают умалчивать об этом. Понятно, что республиканская власть ограничена в возможности открыто критиковать федералов, но точно также очевидно, что Евкуров ищет какой-то баланс в обеспечении интересов населения и поддержке действий силовых структур. Пока правда, не совсем ясно, какая из сторон ему ближе.
Александр Касаткин: 7 апреля стартовал четырехдневный визит абхазского президента Сергея Багапша в Турцию. Его предшественник Владислав Ардзинба посещал Турецкую республику 20 лет назад. Нынешний же абхазский лидер прибывает туда впервые, после многочисленных переносов и срывов намечавшихся визитов. Не будучи главой государства - члена ООН, Сергей Багапш наносит неофициальный визит в страну, его приглашают представители диаспоры. Однако политический подтекст этой поездки очевиден. Политолог Сергей Маркедонов рассматривает возможные последствия турецкого вояжа абхазского лидера для самой непризнанной республики, Грузии, Турции, России.
Сергей Маркедонов: Визит Сергея Багапша по определению не может рассматриваться, как рядовое событие и банальный визит вежливости к соотечественникам. Слишком много интересов и спорных проблем он прямо или косвенно затрагивает. Во-первых, посещение Турции является важным сигналом Абхазии во внешний мир. Багапш пытается дать понять не только Анкаре (турецкие дипломаты, как раз таки неплохо знают матчасть), но и Европе, и США, что его республика - это не просто сателлит или марионетка Кремля. Она стремится к расширению если не юридического пространства признания, то, как минимум, международных контактов. Со всеми, кто готов слушать, принимать и транслировать абхазские аргументы. Правильные они или нет в данном случае - вопрос второстепенный. И турецкий визит дает возможность лучше оценить фразу, брошенную однажды Сергеем Багапшем о том, что его республика хотела бы получать признания не только от Папуа Новой Гвинеи. Может быть, дискуссии о пограничных спорах между Россией и Абхазией чисто случайно совпали по времени с данным визитом. Однако такое совпадение придает внешнеполитической активности частично признанной республики дополнительный импульс. Тем паче, что накануне турецкого визита в СМИ стала обсуждаться тема контактов между Абхазией и Израилем. Вся эта информация требует, конечно же, серьезной проверки, но очевидно одно: интерес внешнего мира к тому, что реально (а не в рамках пропагандистского дискурса) происходит в Абхазии, велик.
Но что дает такой визит Турции? Означает ли он поворот во внешней политике Анкары, которая заявляет об «обнулении проблем» с соседями, как о своем стратегическом приоритете? А Грузия самый что ни на есть сосед. Тем паче, Турция традиционно заявляет о поддержке территориальной целостности этой страны, является одним из самых важных инвесторов в грузинскую экономику, активно сотрудничает с Грузией в сфере обороны и безопасности. С одной стороны, формально к визиту Багапша турецкие дипломаты никакого отношения не имеют. Это - частный визит, организованный общественными объединениями, а не МИД республики. Но с другой, было бы наивным предполагать, что опытные дипломаты, чиновники правительственного аппарата и спецслужбы вдруг в одночасье проспали приезд президента Абхазии. Скорее всего, такие поездки на неформальном уровне если не напрямую согласовывались, то обсуждались. И не раз. Какая здесь выгода у Анкары? Самая прямая. Турецкое правительство не может не учитывать общественное мнение внутри страны. А абхазская и черкесская диаспора, чьи представители не просто изучают фольклор и занимаются славным прошлым своих предков, но занимают посты в армии, полиции, администрации - сила, с которой нужно считаться. Во-вторых, претендуя на лидерство в Черноморском регионе, Турция не может не иметь диверсифицированных контактов со всеми игроками в нем. А Абхазия - это игрок, хочет того кто-то или нет.
Много ли теряет от поездки Багапша в Турцию Тбилиси? С одной стороны, практически ничего. Турция в обозримой перспективе не признает независимость Абхазии. Причин тому много. Здесь и членство в НАТО, и сближение с ЕС, и банальное нежелание конкуренции с новым курортным регионом. Но с другой стороны, визит абхазского лидера куда-то кроме Москвы разбивает грузинскую философию, в которой оккупация и марионетки Кремля являются главными категориями. Черно-белая картинка, в которой есть большая агрессивная империя и маленькое свободолюбивое грузинское государство рушится. Если абхазский президент едет в Турцию, то уже не скажешь, что он поехал к оккупантам за инструкциями или не будешь ерничать по поводу дружбы с Науру или Венесуэлой. По крайней мере, в англоязычной турецкой прессе (которую с интересом читают в Европе, и в США) проблемы Абхазии описываются, скорее, в благожелательном тоне.
И последняя по порядку (но не по важности) Москва. Тут мы видим смешанную гамму чувств. Конечно же, присутствует сдерживаемая (моментами плохо) ревность. Есть и немало фобий (то же возвращение потомков махаджиров в Абхазию вряд ли будет радостным известием для Кремля). Но постепенно приходит осознание, что турецкое окно для Абхазии может сыграть и положительную роль. Налаживание контактов Багапша с диаспорами (абхазской и черкесской) вряд ли можно записать в пассив. Это, скорее, актив, так как накануне сочинского «праздника спорта» черкесский вопрос будет подниматься так же, как тибетский накануне Олимпиады в Пекине. Впрочем, правда и то, что после 2014 года, его, скорее всего, столь же быстро снимут с повестки дня, как это уже было в 2008 году с Тибетом. Но до этого времени улучшение отношений с этими влиятельными диаспорами может иметь тройное значение. Это - улучшение контекста российско-турецких отношений, возможность для дополнительного канала влияния на северокавказскую динамику, а также продвижение Абхазии в мир для усложнения восприятия российской политики на Южном Кавказе в целом.
Александр Касаткин: Программа «Кавказский перекресток» готовится совместно азербайджанской, армянский, грузинской редакциями Радио Свобода и радио «Эхо Кавказа». Сокращенный ее выпуск посвящен оппозиционным силам стран Южного Кавказа.
Дэмис Поландов: Нашими экспертами сегодня будут из Еревана Арман Мусинян, пресс-секретарь оппозиционного альянса Армянский национальный конгресс, из Баку Хикмет Хаджи-заде, президент аналитического центра ФАР и из Тбилиси Владимир Папава, независимый эксперт. Со мной в студии главный редактор "Эха Кавказа" Андрей Бабицкий. Тема нашей сегодняшней программы – политическая оппозиция в странах Южного Кавказа. И я предлагаю начать с некоей общей картины, которую каждый из экспертов нарисует для своей страны. Давайте постараемся сгруппировать партии в какие-то блоки по идеологическому принципу или по степени радикальности, чтобы мы просто не утонули в одних названиях. Владимир Папава, предлагаю начать с Грузии.
Владимир Папава: В Грузии такая ситуация, у нас оппозиционный спектр можно разделить на две большие группы. Одна группа – это более радикальная, которая требует революционных перемен, и они все время настаивают на том, что смена власти в Грузии должна произойти именно революционным путем. Что касается второго направления, то это более конструктивная оппозиция, которая работает с правящей партией в сфере улучшения избирательного законодательства для того, чтобы к будущим выборам, парламентским выборам 2012 года Грузия подошла бы более подготовленной, чтобы была демократическая система выборов, чтобы люди могли свободно проголосовать, и чтобы эти голоса не терялись. То есть сформировались эти две группы.
Андрей Бабицкий: Владимир, у меня уточняющий вопрос. Оппозицию грузинскую очень часто обвиняют в том, что она криклива, скандальна, неумна, конфликтна, что она не представляет из себя серьезной интеллектуальной силы.
Владимир Папава: Именно правящая партия заинтересована, чтобы вся оппозиция выглядела агрессивной, кричащей, что она не способна конструктивное выдавать, что в реальности действительности не соответствует. Ибо есть и такая оппозиция, которая только и занимается тем, что активно кричит, выступает против правящей партии, хотя ничего конкретного, кроме революций, не предлагает. Последняя тенденция в оппозиционном движении Грузии показала, что 8 партий, притом очень даже авторитетных партий, которые имеют значительную поддержку, они объединились вместе, они разной идеологии, но все они работают в конструктивном режиме для того, чтобы изменить избирательную среду. Она вовсе не крикливая.
Дэмис Поландов: Спасибо, Владимир. Давайте переместимся в Ереван. Арман Мусинян, расскажите нам о политическом пространстве Армении.
Арман Мусинян: У нас в Армении, в отличие от Грузии, политическая ситуация немножко сложилась по-другому. После возвращения в большую политику первого президента Левона Тер-Петросяна политическое пространство стало более черно-белым. Если перед этим властям удавалось через подставные оппозиционные силы затуманить рассудок общества, то после возвращения Левона Тер-Петросяна произошла беспрецедентная для Армении консолидация оппозиционных сил и властям потребовались боевые пули, чтобы как-то остановить эту оппозицию, чтобы она не пришла к власти. Сейчас еще одна беспрецедентная ситуация: после трех лет после президентских выборов 18 партий остаются объединенными в Армянский национальный конгресс, который борется за восстановление конституционного порядка. Почему я сказал в отличие от Грузии, потому что у нас улучшать избирательный кодекс - просто заниматься пустыми делами. По той простой причине, что уже 10 лет каждый раз улучшается избирательное законодательство, и каждый раз выборы становятся хуже и хуже. Вопрос в том, что в армянском политическом пространстве конструктивной оппозиции в классическом смысле то, что мы понимаем под этим – это и есть радикальная оппозиция. То есть или ты оппозиция или ты конструктивная оппозиция, что значит ты подконтрольна властям.
Андрей Бабицкий: Арман, я хочу вас прервать и задать уточняющий вопрос. Совсем недавно Площадь свободы снова удалось вернуть как площадку для митингов протеста, это удалось сделать оппозиции, и насколько я понимаю, оппозиция все время утверждает, что она против революционных изменений, против насилия, что все должно происходить путем законной передачи власти, путем выборов. Это, по-моему, очень конструктивный подход к делу.
Арман Мусинян: Мы всегда говорили, что мы всегда были и остаемся против насилия. Скажем так, "бархатная революция" – это и есть конституционная законная смена власти в Армении, мы этого и добиваемся. И наша основная цель – это проведение внеочередных президентских и парламентских выборов.
Дэмис Поландов: Хикмет Хаджи-заде, Баку расскажите нам о том, как выглядит азербайджанская политическое пространство.
Хикмет Хаджи-заде: Я порадовать ничем не могу ни вас, ни наших слушателей. У нас как бы наступил брежневский Советский Союз в стране. Наш политических ландшафт немножко похож на российский может быть, то есть призраки партий, вроде как "Яблоко" было когда-то большое, имело людей в парламенте и так далее, теперь они вроде клуба диссидентов остались. Вот в таком же положении находится азербайджанская оппозиция. Это такие мужественные люди, которые только моральными призывами могут как-то пытаться влиять на общество.
Андрей Бабицкий: Только ли моральными призывами? У вас последние три недели так оживилась уличная жизнь, выходят по призыву организаторов в интернете представители молодежи протестовать на улицы.
Хикмет Хаджи-заде: Вы, конечно, правильно подмечаете, но это всплески героизма, я бы сказал, я очень уважаю этих людей. Все это делается при ожидании, что я выйду, и меня арестуют. Что и происходит.
Андрей Бабицкий: То есть толку большого нет, и общество не готово поддерживать эти протесты?
Хикмет Хаджи-заде: Примерно так. То есть это моральный шаг, то же самое, что люди приковывали себя к ограде Кремля, сжигали себя во Вьетнаме. Когда говорится о программе оппозиционных партий в странах, которые снова превратились в бывший Советский Союз, надо иметь в виду, что здесь никакие программы не имеют смысла. Мы хотим быть равноправными гражданами. В стране есть два или три класса людей – голубая кровь, красная и коричневая. Те, у кого коричневая кровь, хотят равных прав, хотят честного суда, не хотят коррупции, свобода, равенство, братство и так далее.
Дэмис Поландов: Хикмет, я заметил такую вещь, что ни один из наших экспертов не разделил партии по политическим платформам. Есть ли левые, правые, есть социал-демократы?
Владимир Папава: Социал-демократы, да, есть в Грузии, но понимаете, в чем дело здесь, не имеет значения, кто правые, кто левые. Более того, они так называются, у нас есть новая правая партия, и само национальное движение как правящая партия, она правая или левая? Иногда проводит такие реформы, которые более относятся к правым идеологиям. Но в то же время они проводят много большевистских шагов, которые большевизмом пахнут.
Андрей Бабицкий: А можно подвести резюме тому, что вы сказали и наш азербайджанский коллега, что вообще еще пока государства не функционируют нормально, как государство, пока оно не обеспечивает права и свободы гражданина, время идеологии не пришло?
Владимир Папава: Конечно, это так и есть. Сейчас мы на пороге путинизации в Грузии. Потому что у нас конституцию поменяли, и все готово для того, чтобы Саакашвили занял пост премьер-министра. Грузия стоит перед существенном выбором, и в этом плане говорить об демократических институтах, говорить о том, что в Грузии есть определенные структуры, государственные институты, которые могли способствовать демократизации, где политические партии имели бы свое место, об этом пока говорить, к сожалению, не приходится.
Дэмис Поландов: Арман Мусинян, когда вы сказали, что в Армянский национальный конгресс входит 18 партий, сразу возникает вопрос: а чем они друг от друга отличаются?
Арман Мусиян: 18 партий, среди них есть либералы, и социалисты, и социал-демократы, и центристы, и консерваторы. Когда в стране как таковой избирательной системы нет, идеология политических партий попадает на второй план. Выборы будут честными и справедливыми, и народ будет решать, кто будет править страной, тогда идеологии политических партий станут основным фактором в их борьбе за власть.
Андрей Бабицкий: У меня вопрос в Баку. Хикмет, давайте вспомним брежневский Советский Союз, тогда время остановилось, люди не ожидали, что что-то вообще может поменяться в течение ближайших 10-20 лет. И поэтому действительно действие сопротивления казалось пустым и бессмысленным. Что, на ваш взгляд, сегодня протестовать против действий властей в Азербайджане смысла не имеет?
Хикмет Хаджи-заде: Нет, я такого не говорил. Смысл имеет, конечно. Но я не хочу обманывать вас скорым результатом.
Андрей Бабицкий: 70 лет советской власти - это примерно такой срок, когда можно будет.
Хикмет Хаджи-заде: Нет, не 70 лет, очень может быть, что завтра что-то произойдет. И в Тунисе ничего не предвещало, но произошло.
Андрей Бабицкий: Мне кажется, что постсоветские системы очень хрупкие на самом деле.
Хикмет Хаджи-заде: Я не сказал, что они будут вечно, я сказал, сегодня положение такое - все может произойти. Больше диктатура неприемлема в мире. Возможности диктатур в мире сужаются, поэтому надо протестовать, надо продолжать. Что касается Советского Союза, надо помнить, что валить ее начали сами коммунисты – Горбачев, Яковлев. Внизу суперинтеллектуальные люди были, как Сахаров, диссиденты, но это было человек сто, пятьсот, тысяча пусть будет на 250 миллионов. Началось сверху, изменилось что-то в умах. Я пока не вижу, чтобы в элите Азербайджана появились кто-нибудь вроде Горбачева или Яковлева.
Дэмис Поландов: Хикмет, а если взять госчиновников высокого уровня?
Хикмет Хаджи-заде: Они отличаются от советских чиновников тем, что они все тотально коррумпированы, и они участвуют в этой системе и там круговая порука. Та коррупция, которая сейчас у нас есть, несопоставима с советской. Там, конечно, чиновник мог быть недоволен, у него какие-то преференции, но того, что нынешний чиновник имеет, он зубами за это грызется. Если ему начать вместо взяток выплачивать нормальную зарплату, он уже не сможет сыну оплачивать учебу в Англии или садовника на даче не может держать. Разделились люди на честных и нечестных. Вот это идеология сейчас главная – жить честно.
Александр Касаткин: 3 апреля в Государственном Кремлевском Дворце, состоялась церемония вручения всеармянской национальной премии «ТАШИР-2011». Роскошные подарки победителям вызвали массу споров в обществе. Рассказывает Эллина Чилингарян.
Эллина Чилингарян: Мероприятие длилось более 3 часов, на его проведение по предварительным подсчетам телевизионщиков и специалистов, было потрачено 5 млн долларов. На премии выступили не только армянские звезды, но и звезды международного уровня,такие как Лара Фабиан, Тото Кутуньо. Были вручены призы в номинации “Лучшая певица”, “Лучший певец”, “Открытие года”, номинация за вклад “В популяризации армянской музыки в Европе” и т.д. Однако эта премия не вызвала бы такого общественного интереса, если не призы, которые получили звезды армянского шоу-бузнеса. Ташир 2011 спонсирует российский бизнесмен армянского происхождения Самвел Карапетян, который вручил роскошные подарки в виде квартир и машин певцам и певицам, выступившим на церемонии. Этот факт вручения звездам шоу-бизнеса роскошных подарков на состоявшейся на днях в Москве церемонии стал поводом для разного рода критики.
В то время как многочисленные поп-звезды были награждены квартирами и автомобилями, в Армении жители зоны бедствия вот уже 22 года живут в вагонах, в самодельных домиках. Многие деятели искусства считают, что все это еще больше усугубляет существующую в Армении социальную несправедливость. Кинорежиссер Тигран Хзмалян в беседе с радио “Свобода” отметил, что его больше удивила реакция людей, которые присутствовали на церемонии в качестве зрителя.
Тигран Хзмалян: Вспоминаются самые простые вещи: от выражения "пир во время чумы" до более простых и в то же время многозначительных стихотворных строк, которые придумал Маяковский накануне революции: "Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй". Те певцы, певицы, артисты, музыканты, которые сознательно обслуживают богачей, это всего лишь прислуга на пиру, и требовать у прислуги большего нельзя. Они, в общем-то, сами себя поставили в состояние рабов.
Эллина Чилингарян: Розданные на церемонии призы вызвали общественное недовольство. В социальной сети Фейсбук даже создали группу, где более 4 тыс. юзеров призывали звезд шоу –бизнеса отказаться от квартир и пожертвовать их малоимущим семьям. Однако никто пока не отказался от щедрого подарка, некоторые даже обиделись, что, цитирую: “их труд не оценивается народом и никто не вправе указувать,как им распоряжаться полученными подарками”.
Бывшая замминистр культуры, драматург Карине Ходикян говорит, что сама не знает другой премии, где, кроме приза-статуэтки вручались бы еще и машины и квартиры:
Карине Ходикян: Ты диктуешь какие-то свои законы, порядки, и это ты диктуешь обществу. Тогда будь добр - послушай реакцию общества.
Эллина Чилингарян: Активный участник фейсбуковской группы Ваагн Адамян, который также является представителем армянской Диаспоры, аргументирует недовольство своих “одногруппников” так:
Ваагн Адамян: Все это похоже на пир во время чумы. В то время когда народу очень плохо живется и существуют острые социальные проблемы, когда многие семьи в зонах бедствия лишены жилья, дарить такие подарки, особенно людям, которые не нуждаются в них, просто аморально.
Эллина Чилингарян: На церемонии Ташир 2011 кроме звезд армянского шоу-бизнеса, квартиру в Ереване получила также российская телеведущая Ксения Собчак. Известный юморист Гарик Мартиросян был единственный, кому подарили квартиру в Москве.
Многие аналитики Армении охарактеризовали призы как плату звездам за участие в предстоящих президентский выборах .
