Виталий Портников: Что произошло в Минском метрополитене в тот трагический день, когда десятки людей стали жертвами взрыва на станции метро
«Кастрычніцкая», прямо в центре белорусской столицы? Можно ли сравнить взрывы на «Кастрычніцкой» с теми взрывами, которые москвичи неоднократно уже, к сожалению, наблюдали в собственном метрополитене? Кто может быть причастен к организации взрывов? Кому они выгодны? Об этом мы и поговорим сегодня с нашими гостями.
В Московской студии Радио Свобода – заместитель главного редактора интернет-издания «К2Капитал» Сергей Мулин. А из Минска с нами на связи заместитель главного редактора «Белгазеты» Виктор Мартинович.
Виктор, какая сейчас обстановка в белорусской столице? Когда я позвонил вам на следующий день после взрыва и спросил, как ваши дела, вы сказали: «Я жив». Москвичи после взрыва в московском метро так друг другу не отвечают. Они, как правило, это событие оставляют как бы за скобками своего сознания, и может быть, за скобками собственной жизни. Взрыв в московском метро – это как взрыв почти в другой стране, хотя это может произойти на соседней станции. И мне кажется, что это вопрос разницы в психологии. Для вас еще очень непривычна такая трагедия, а для нас здесь это почти обыденность, наверное.
Виктор Мартинович: Действительно, для белорусов это большой шок. Мы не привыкли, к счастью, и надеюсь, никогда не привыкнем к тому, что произошло.
Мне кажется, что обстановку в Минске очень хорошо характеризует вчерашний эпизод с тем, как начали в районе 10-11 часов распространяться слухи о новом теракте. Которые были связаны, насколько я сейчас понимаю, с тем, что один из пользователей Интернета выложил у себя в блоге фотографию сгоревшего в прошлом году автобуса в районе одного из автовокзалов. Люди начали панически воспроизводить эту ситуацию, как будто это случилось только что. И дошло до того, что Генпрокуратура сделала специальное заявление о недопустимости распространения слухов. Милиция была парализована тем, что она была вынуждена направлять людей на проверку, действительно ли произошел теракт. КГБ, следственная группа заявила о задержании нескольких человек, которые специально якобы занимались распространением этих слухов. То есть слухи воспринимаются как угроза национальной безопасности. Они просто не понимают, что людям страшно, что люди не привыкли к мысли о том, что метро взрывают. И всякий раз подходя к метро, к автобусу, к переполненной остановке, каждый спрашивает себя: не опасно ли это? Я думаю, что нечто подобное было в Москве во время первых взрывов давным-давно, и Москва эту стадию состояния общественного сознания уже прошла. А мы – нет. Для нас это шок.
Виталий Портников: Сергей, было так, когда были первые московские взрывы?
Сергей Мулин: Да. Когда в Москве произошли первые взрывы в метро, Москва просто цепенела, метро пустело, люди старались выбирать какие-то обходные маневры. А последний теракт, который произошел год назад, - это, конечно, большая трагедия – поражен был самый демократический вид транспорта и самая массовая «красная ветка». Люди попытались от нее абстрагироваться. Действительно, люди по-прежнему старались не спускаться в метро в этот день, но уже на следующий день метро опять наполнилось - и все зажило собственной жизнью.
Виталий Портников: Виктор, я видел ряд репортажей из Минска, и там люди говорят все время одно и то же: кому-то не нравится власть, но зачем же взрывать людей? Это расхожая реакция или телевизионная?
Виктор Мартинович: Она телевизионная. Вчера было несколько программ, в которых эта реакция прививалась. Ведь вырабатывается своего рода рефлекс восприятия. Каждый интернет-пользователь, соучастник, переживавший трагедию, вырабатывал свое собственное восприятие этого. А они предлагают шаблон: конечно, сделал тот, кто против власти. О версиях, которые «гуляют» сейчас в городе, я говорить не буду, потому что те люди, которые озвучивали эти версии, вчера были предупреждены Генпрокуратурой о недопустимости распространения информации и комментариев на тему причастности возможной или выгод, которые получит от этого, например, власть.
Хотел бы обратить внимание, что единственный приход массовый, который к настоящему моменту состоялся, по поводу взрыва вчера был в независимое издание – газету «Наша нива». Туда пришло сразу 9 сотрудников КГБ, которые имели претензии, связанные с тем, что «Наша нива» выложила видеосъемку у себя на сайте. Кстати, после продолжительной беседы девяти сотрудников КГБ с редакцией газеты «Наша нива» с ее сайта был убран комментарий, в котором говорилось о том, что интернет-пользователи комментируют произошедшее как то, что люди из-за этого стали меньше задумываться о тяжелой экономической ситуации. Это пример социального инжиниринга – выстраивание предзаданностей в восприятии этой трагедии, трагического в массовом сознании.
Сергей Мулин: Виктор, а в белорусском обществе есть образ «внутреннего врага»? Как только в Москве что-то случается, сразу думают на «кавказцев». Потом уже некоторые думают на власть. Но в первую очередь есть некий образ «внутреннего врага». На кого в первую очередь подумали люди?
Виктор Мартинович: В том-то и дело, что на месте «внутреннего врага» зияет пустота. Цельного, законченного образа «внутреннего врага» - этнической, религиозной группировки, которая могла бы противостоять всему святому и живому, что есть в Беларуси, не существует. Устами провластных политологов уже озвучены версии, связанные с тем, что якобы нашла какой-то выход политическая напряженность, которая есть в стране. Но допустить, что это сделала оппозиция, ни один здравомыслящий человек не может. Власть 15 лет все делала для того, чтобы образ оппозиционера нивелировался, чтобы он превращался в ноль, не человека с «коктейлем Молотова» в руке, перевязанного красной лентой, бородатого и в папахе, а это ничто. С этим и связано то замешательство, в котором сегодня все пребывают, потому что не понятно, кто это совершил. Врагов нет у Беларуси.
Скажем, в 12 часов ночи того вечера, когда это произошло, на форумах и в «Twitter» трое начали распространять информацию о том, что это якобы какая-то польская террористическая организация борцов за независимость и свободу. То есть какие-то больные интернет-комментаторы попытались разыграть «польскую карту». Связано это с тем, что в Беларуси польское сообщество может восприниматься как ущемляемое. Но эта версия не нашла развития даже в официальной риторике. Она была моментально свернута. И я не слышал официальных комментариев о том, что поляки как-то к этому причастны. Ну, это смешно. Все конфликты вокруг польской диаспоры в Гродно никаким образом не могут находить выход в терактах. Так что врага нет, враг непонятен.
Виталий Портников: Сергей, Виктор дал исчерпывающий, по-моему, ответ на ваш вопрос об отсутствии «внутреннего врага». Но тут возникает следующий вопрос. А может быть, мы просто идем по российскому пути? Мы привыкли, что любой террористический акт в России так или иначе связан с пониманием этого «внутреннего врага». И даже если этот «внутренний враг» за ним не стоит, даже если стоят бизнес-разборки, как не раз было... Вспомним взрыв в подземном переходе на Пушкинской площади, когда оказалось, что это был бизнес-конфликт. Но никто не сомневался в момент взрыва, что это террористический акт. И никто не сомневался в том, кто его совершил. И до сих пор, мне кажется, в массовом сознании это террористический акт, какими бы ни были результаты следствия.
Сергей Мулин: Там стоит доска, возлагают цветы президенты, как заезжие, так и наши собственные. Для всех это место теракта.
Как правило, в любом обществе есть внутренний ответ – кто. Когда произошло 11 сентября в Америке, все подумали на Бин Ладена, потому что он возглавлял список разыскиваемых США террористов. Когда взорвали электрички в Мадриде, люди подумали на басков, потому что был образ врага – баски. В России в образе врага стали «кавказцы», потому что Россия ведет колониальную войну на Кавказе. Кстати, российское общество отчуждается от этой войны, оно не воспринимает ее как свою. Я могу говорить по своим провинциальным корреспондентам. Когда в Москве происходит очередной теракт, они мне звонят и говорят: «У вас опять теракт?». Я говорю: «А у вас – нет?». Они говорят: «Но мы же в Москву не ездим». Они воспринимают Москву как столицу той империи, которая ведет войну.
Виталий Портников: А разве москвичи так не воспринимают теракты в провинции? Они тоже говорят, что «там у них». Это особенность российского политического сознания.
Сергей Мулин: Может быть. Но провинция не воспринимает Москву как что-то, связанное с собой.
Белоруссия не вела ни одной колониальной войны, во всяком случае, ее не видно. Поэтому российское общество первое, что подумало, - это устроил сам Лукашенко для того, чтобы еще раз «закрутить гайки» у себя в обществе. И даже если это не так, по результатам мы видим, что именно это и произойдет: Лукашенко найдет врага, он его назначит, враг будет примерно наказан, и все вокруг него опять консолидируются. Разве не так?
Виталий Портников: Это вопрос к Виктору. Президент Лукашенко попытался минимизировать хоть как-то последствия разгона демонстрации оппозиционной в Минске после президентских выборов. Насколько ему сейчас выгодно опять «закручивать гайки»?
Виктор Мартинович: Эта версия является кощунственной по своей природе. И я не хотел бы на эту тему рассуждать не только потому, что я в этом случае, положив трубку, буду ожидать вызова в Генпрокуратуру для предупреждения, но и потому, что я не хочу кощунствовать. 12 человек погибли рядом с нашей редакцией. Я не хотел бы заниматься такими рассуждениями. Давайте исходить из того, что любая политика является моральной, давайте отрицать подходы Макиавелли к политике, при которых любые средства хороши. Мне кажется, что нет никакой выгоды. Ведь «закручивали гайки» здесь с декабря по апрель без всяких терактов. И такого фактора, как общественное мнение, которое якобы к чему-то надо готовить, в Беларуси не существует. Белорусских кандидатов в президенты, которые якобы были ответственны за несколько разбитых стекол, наказывали, содержали в тюрьмах, кстати, и содержат в тюрьмах, допрашивали так, как если бы они действительно готовили какой-то теракт. И заметьте, никто не пикнул, никакого общественного подъема протестного на эту тему не произошло. Это первое.
Второе. В России говорят о том, что это повод для репрессий. Но и без всякого повода, повторюсь, репрессии здесь можно развернуть, и никто не пикнет. А в долгосрочной перспективе есть очень сильные потери имиджевые для власти, потому что Беларусь всегда была «островком спокойствия в море бушующих проблем», как они любили говорить. Ну и что это за «островок спокойствия», когда рвутся в самом центре города взрывные устройства радиоуправляемые, и не понятно, кто это сделал, не задержаны через двое суток, не предъявлены те силы, которые за этим стоят.
Третье. Возникает вопрос, и этот вопрос уже много кем озвучен, например, Светланой Калинкиной, редактором газеты «Народная воля»: чем же, черт побери, занимаются силовые структуры, почему Комитет государственной безопасности занимается де-факто политическим сыском, работая с теми, кто бил стекла, и на фоне этого происходят такие страшные теракты? Ведь такое вопросы тоже работают против власти. Так о каких выгодах для власти можно говорить?.. Ни краткосрочных, ни долгосрочных выгод мною не просматривается.
Сергей Мулин: Если я правильно помню, после 19 января у вас арестована практически вся активная часть оппозиции, может быть, за исключением Александра Милинкевича.
Виталий Портников: Но он сейчас тоже получил предупреждение.
Сергей Мулин: После того, как арестована основная сила оппозиции, могут быть либо террористы-одиночки, а такая версия была озвучена в Минске, либо завезено извне. А откуда завозить? И почему это надо завозить в Белоруссию? Этот вопрос повисает в воздухе и не находится никаких вариантов ответа.
Вчера в «Московских новостях» напечатали про некий «грузинский след» - над ним смеялись все московские журналисты.
Виталий Портников: Между Белоруссией и Грузией были неплохие отношения в последнее время. Михаил Саакашвили получил трибуну именно на Белорусском государственном телевидении.
Сергей Мулин: Если бы Белоруссия признала Абхазию и Южную Осетию, это бы имело хоть какую-то почву. Но никаких рациональных доводов в пользу этого не приведено. Что думают сами белорусы?
Виктор Мартинович: Версия про сумасшедшего одиночку, которая вчера была озвучена Комитетом государственной безопасности, мне тоже представляется сомнительной. Эта версия базируется на тезисе о том, что взрывное устройство было сделано дилетантом. Но насколько я знаю из разговоров со специалистами по взрывотехнике и чтения материалов на эту тему, такого рода устройство смастерить довольно сложно. Это не устройство, приведенное в действие смертником, а это устройство, которое было приведено в действие с помощью радиоуправляемого детонатора. А это значит, что кто-то знал, как это сделать, он знал, как пронести, установить, чтобы его не засекли камеры, как уйти с места происшествия, чтобы его не идентифицировали и не задержали в ближайшие 12 часов. Версия о сумасшедшем одиночке довольно странная. Тогда получается, что этот сумасшедший одиночка был экспертом по взрывотехнике.
А что касается внешней силы, то вчера по белорусскому телевидению то и дело, кстати, с привлечением российских экспертов и политологов озвучивалась версия о Западе, что кто-то с Запада приехал и взорвал. Но это не методы работы Европейского союза. Я с трудом себе представляю европейских чиновников, которые решают с помощью террористических актов дестабилизировать ситуацию в Беларуси и подорвать доверие к Лукашенко. Европа так не работает. А «российский след», если бы такие подозрения и возникали, - если что-то и пошатнулось бы на электоральном уровне, так это вера населения в то, что с Россией следует и дальше теснее сближаться. Поскольку все это может восприниматься как экспорт терроризма через открытую границу.
Сергей Мулин: То есть это заразная болезнь, которая пришла с Востока?
Виктор Мартинович: На простецком уровне это может восприниматься так. Но тут следует отметить очень эффектные действия российской стороны. Моментально подключился Медведев, который сказал, что вышлет взрывотехников. И этот вектор был блокирован. То есть население не думает, что это сделали какие-то террористические группы из России или кто-то в интересах России это совершил для того, чтобы обрубить вектор развития белорусских отношений с Западом и поставить Лукашенко с репрессиями, которые сейчас, конечно, начнутся, в еще большую зависимость от России. Такие версии озвучивались, но эти версии блокированы поведением Медведева, Путина, активным присутствием в белорусском эфире российских экспертов, которые дают трактовки и интерпретации произошедшего.
Внешняя сила – это инопланетяне из космоса? Кто тогда, если Запад – это глупость, Россия – это глупость? Чеченцы? Какие-то «кавказцы»? У нас не было конфликтов с этими силами, которые когда-то могли быть причастными к дестабилизации ситуации в России. У нас нет территориальных конфликтов ни с кем.
Сергей Мулин: В России Белоруссию часто называют «полицейским государством», возможно, потому, что у вас на улицах очень много милиции. А метро в Минске хорошо охраняется?
Виктор Мартинович: Метро охраняется очень хорошо. Каждый его метр просматривается видеокамерами. Центр города патрулируется огромным количеством милиции и бойцами полка специального назначения, фактически ОМОНа. Концентрация милиции в центре невероятная. Говорится о том, что на душу населения количество милиционеров и сотрудников силовых структур различных, потому что у нас есть милиция, КГБ, Служба безопасности с очень широкими функциями... В общем, спецподразделений много. И на душу населения их концентрация или соотношение в Беларуси во много раз превосходит соотношение в соседних республиках. И действительно, выходит так, что как будто бы при такой численности милиция не справилась с задачей предотвращения теракта. Возможно, потому, что вызовов таких у нас до сих пор не было.
Виталий Портников: Виктор, я мог бы объяснить, почему в России стали говорить о возможной причастности белорусской власти к произошедшему. Это связано не с оппозиционными арестами, даже не с президентскими выборами, а потому что к этим вещам в России давно уже привыкли, и это касается не только Белоруссии. Как раз незадолго до происшедшего в российских средствах массовой информации появилось немало сообщений об экономической ситуации в Белоруссии: о девальвации белорусского рубля, о начавшемся дефиците товаров. Очень многие стали говорить о том, что под вопросом сама белорусская социальная стабильность – главное детище правления Александра Лукашенко. И в связи с этим стали возникать вопросы, и это было до взрыва в метро: что же будет Лукашенко делать сейчас, сможет ли он сохранить стабильность в стране, если будет ухудшаться социальная ситуация, не придется ли ему поделиться властью хотя бы с умеренной частью оппозиции? Много разных дискуссий было на эту тему, которых раньше никогда не было.
Виктор Мартинович: Действительно, экономическая ситуация в Беларуси очень сильно ухудшается. Но произошедшее добавляет к социально-экономической ситуации еще и силовую дестабилизацию. Люди, помимо невозможности и неспособности купить доллары в «обменнике», теперь будут бояться заходить в метро. Какие вопросы это решает? Самое страшное в словах очевидцев этой трагедии – описание того, что перрон и вагон на «Октябрьской» были засыпаны сахаром. У нас все боятся сахарного дефицита. Люди ехали с пакетами с сахаром. Вчера по белорусскому телевидению показывали кадры, и было видно, что на полу вагона валялись разорванные пакеты с сахаром. Это та мрачная реальность, которую мы имеем. Но я не понимаю, каким образом насилие может поспособствовать сохранению стабильности. Насилие – это всегда дестабилизация. Кровь, жертвы, похороны – это тот антураж, которого мы никогда не знали. И я лично не чувствую никакого сплочения вокруг кого-либо. Сказать о том, что эта трагедия кого-то вокруг кого-то сплотила, я не могу. Люди перепуганы. И слухи, которые тут распространяются со скоростью молнии, как раз и демонстрируют испуг и растерянность общества.
Сергей Мулин: Но это же элементарно: страх смерти страшнее, чем страх голода. Осенью 99-го года москвичи ничего не боялись, они презирали тогдашнюю федеральную власть, были уверены, что ее пора менять, потому что она не может наладить нормальную экономическую жизнь. Но как только взорвали дома в Москве – атмосфера в обществе тут же переменилась. Люди начали искать «сильную руку», и они ее нашли во Владимире Путине.
Виктор Мартинович: В случае с Москвой был ясен враг, которому вы противостояли. А в случае с Беларусью – как будто бы воюет с народом пустота. И перед лицом пустоты сплотиться невозможно. Я не чувствую готовности помогать или как-то сплачиваться вокруг власти, потому что я не понимаю, кто этой власти сейчас противостоит. Если это вообще противостояние власти. А в случае с Путиным было все очень просто: против нас терроризм с исламскими корнями, нам нужно всем дружно взяться за руки, чтобы этот терроризм нас не уничтожил. А кто нас уничтожает? Я не понимаю.
Сергей Мулин: Даже если это инопланетяне, все равно, как правило, люди сплачиваются вокруг вождя.
Виктор Мартинович: Но они должны быть названы и предъявлены. Прошло уже двое суток с момента происшествия, но до сих пор не ясна сила, которая это совершила, ее мотивы и так далее. Ведь всегда теракт совершается для того, чтобы привлечь внимание общественности к какой-то проблеме.
Сергей Мулин: Или увести от этой проблемы.
Виктор Мартинович: Но не объявлена цель теракта, не сказано, против чего протестовали. Не получили мы никаких писем или звонков от террористов, которые выставили бы какие-то требования. И в этих условиях остается каждому заботиться о себе. Кстати, вчера на «Интерфаксе» висело сообщение о том, что очереди у обменных пунктов за валютой меньше не стали.
Виталий Портников: Но они должны быть даже больше в такой ситуации. Люди чувствуют большую нестабильность. Все логично.
Виталий Портников: Петр из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Добрый день. Я хочу сказать, что очень высок уровень политического экстремизма в Белоруссии, и прежде всего – в кругах оппозиции. За такие слова, которые говорил Шушкевич или Романчук, в Латвии сразу бы лишали гражданства, и Романчука не допускали бы к выборам. Градус экстремизма ползет довольно далеко. Когда Александр Григорьевич совершил ошибку – устроил у себя президентскую республику, то некие журналисты стали пролезать под колючей проволокой на границе с Литвой, говорят, что она плохо охраняется. Кто-то взрывал банки в Витебске, где милиции днем с огнем не сыщешь, кроме как на вокзале. Потом взрыв во время Дня независимости. И тут Александр Григорьевич сказал, что «это серьезное предупреждение, мужики, нам». Не белорусскому народу, а его ближайшему окружению. Беларусь не устраивает его режим, ни Литву, с ее атомными электростанциями, ни Польшу, ни российские оппозиционные круги, потому что это другой строй и он как бельмо на глазу. Если его убрать, то в России будет такой капитализм, что мало не покажется. В общем, политически он не устраивает. А отсюда этот экстремизм. Не то что кто-то заплатил, кого-то нашел. Добровольцы сами находятся. Экстремизм в воздухе разлит. И находятся люди, которые чувствуют, что надо делать.
Александр Лукашенко – честный человек. Возможно, за ним есть грехи. Возможно, это месть, в том числе, за тех оппозиционеров, которые исчезли. У него трудный период жизни. Но я думаю, что вхождение в какие-то экономические структуры, открытие границ приведет к росту экономики. Но белорусы сами должны трансформировать свое государство в парламентскую республику – тогда не будет издержек. Не надо держаться за власть зубами и руками.
Виталий Портников: Виктор, Петр уверен, что это все оппозиция. Удивительно, что до сих пор не было такого рода мысли со стороны власти. Но, наверное, они будут.
Виктор Мартинович: Будут, конечно. Я думаю, что эта мысль будет доминировать. Мой прогноз, что по телевидению покажут какого-нибудь человека с измененным голосом, который будет назван исполнителем, и этот человек заявит о том, что он был против власти. Если назовут какую-то конкретную политическую силу, то будет сразу смешно, потому что каждый гражданин представляет себе плачевное положение дел в белорусской оппозиции и неспособность не то что теракт организовать, а трех человек на митинг вывести. Вне закона будет объявлена не какая-то политическая структура или оппозиция, а все, кто против власти. Будет попытка сконструировать образ врага на идейном противостоянии белорусской стабильности. Но это попытка структурировать пустоту, какую-то инфраструктуру выстроить на пустом месте. По-моему, это очень неплодотворно.
Что касается оппозиции, то озвучивались и вчера по телевидению, и вчера в правительственных изданиях версии... Например, один из проправительственных политологов заявил о том, что теракт стал результатом либеральной политики властей по отношению к политической оппозиции, результатом того, что власти выпустили из СИЗО тех, кто проходил по делу о 19 декабря. Так что чем дальше, тем интереснее.
Сергей Мулин: Виктор, на уровне бытовых рефлексов люди доверяют сейчас тем мерам безопасности, которые принимает власть? Как только заявляли в Москве, что власть объявила план «Перехват», люди переставали пользоваться общественным транспортом и совершенно явно «голосовали ногами». Как себя ведут люди в Минске?
Виктор Мартинович: По бытовым рефлексам в отношении таких крупных политических событий, как президентские выборы, создать суммированный портрет поведения белорусских людей очень сложно.
Сергей Мулин: А перестали ли люди из провинции приезжать в Минск?
Виктор Мартинович: Пока рано об этом говорить. Например, на входах в метро появились люди, которые буквально прощупывают сумки, каждого входящего. Это выглядит серьезными мерами безопасности. И люди пользуются той веткой метро, которая осталась. Другое дело, что наземный транспорт переполнен, который дублирует ту ветку, которую не открыли. Люди пользуются и наземным, и подземным транспортом. То есть говорить о том, что они на уровне рефлексов...
Сергей Мулин: А закрыта только станция или вся ветка?
Виктор Мартинович: Закрыта вся ветка. У нас две ветки метро, и одна ветка закрыта, потому что в настоящий момент там работают эксперты-взрывотехники из Израиля, которые пытаются определить, что это было. А мерам обеспечения безопасности люди, как мне кажется, доверяют. Каким-то другим вещам, например, связанным с экономикой, не доверяют, потому что много раз уже было сказано, что девальвации не будет, но она происходила. Было сказано, что доллары будут, но они исчезли. Наверное, кредит доверия в области обеспечения безопасности еще очень большой, и обусловлено это тем, что у нас очень много милиции, и до сих пор милиция была довольно эффективной. Здесь нет разгула бандитизма и ситуация с преступностью, в общем-то, под контролем. Теперь появился новый вызов – терроризм. Посмотрим, как с этим вызовом будет власть справляться.
Виталий Портников: Виктор, то, к чему пришло российское общество за эти годы, - здесь о людях, а особенно после Дубровки, после Беслана, не вспоминают. Люди – это какие-то цифры в обозначении событий: 12 погибло, 167 ранены. Но за цифрой ничего не стоит для людей, которые обсуждают некие версии происшедшей трагедии. Это то, с чем белорусское общество сможет столкнуться, - с тотальным равнодушием к человеческой жизни, которое не раз проявлялось в этой стране и на уровне руководства, и на уровне, к сожалению, простых граждан.
Сергей Мулин: Привычка к кровопролитию очень вредная.
Виктор Мартинович: Самое поразительное, что я прочитал в свидетельствах очевидцев, - картинка о сотовых телефонах, которые беспрестанно звонили на телах, накрытых целлофаном, никто не решался взять его и сказать: «Извините, ваш абонент погиб», - ни милиция, ни прохожие. И такого рода картинки продолжают взрывать восприятие, и по ним видно, как рядовые граждане относятся к смерти и к трагедии. Все это очень болезненно воспринимается.
Сергей Мулин: Среди пострадавших есть, как минимум, трое россиян.
Виталий Портников: Они живы.
Сергей Мулин: Для москвичей Минск был, скорее, заповедником старой советской жизни, где нет пробок, нет рекламы, где можно спокойно гулять по улицам. Для многих людей старшего поколения это иллюстрация возможной России при левом президенте.
Виталий Портников: Которая могла бы быть.
Сергей Мулин: Теперь, видимо, эта икона рухнет.
Виталий Портников: Но сейчас пытаются найти виноватых именно в обрушении этой иконы, не виноватых в том, что погибли ни в чем не повинные люди, а виноватых в крушении иконы. И в этом есть различие в отношении к происшедшему, с одной стороны, российского общества, с другой стороны, белорусского, как это ни печально сегодня прозвучит.
Мы выражаем соболезнование родным и близким погибших. Пожелаем выздоровления тем, кто пострадал во время этого террористического акта. Мы все это знаем не понаслышке, видели все это, слышали, гибли и становились калеками наши знакомые во всем этом кошмаре, и не только в России.
Сергей Мулин: А главный урок – ни одна из икон не соответствует действительности, это всего лишь образ. А жизнь всегда конкретна.
