Ирина Лагунина: Канцлер Германии Ангела Меркель наложила запрет на трехстороннюю нефтяную сделку между Индией, Ираном и одним из немецких банков. Возникли подозрения, что с иранской стороны в ней могли участвовать компании, замешанные в иранской ядерной программе. Трагедия в Японии заставила посмотреть на эту программу несколько с иной точки зрения – с точки зрения безопасности ядерных объектов. Дискуссия на эту тему – довольно редкое явление. Тем не менее, иранские диссиденты уже не раз поднимали вопрос о том, как, кто и по каким критериям строит иранские ядерные объекты. Я беседовала об этом с Амиром Тахери, видным иранским журналистом, живущим сейчас во Франции.
Амир Тахери: АЭС в Хелии, на полуострове Бушер на берегу Персидского залива, расположен в чрезвычайно опасном месте – это зона землетрясений. Этот факт не очень широко известен, но в Иране происходит до 4000 землетрясений в год. В начале декабря прошлого года было, например, зафиксировано землетрясение в 5,4 балла по шкале Рихтера. Причем эпицентр находился неподалеку от атомной станции. Более того, деревня, где находится эта станция, была полностью уничтожена в ходе землетрясения 1969 года. Это было одно из первых моих журналистских заданий – освещать то землетрясение. Решение строить АЭС именно в этом месте обусловлено тем, что оно в удалении от основных населенных пунктов Ирана, а также возможностью сливать воды со станции в Персидский залив. Но станция в результате находится в непосредственной близости от крупных населенных центров арабского мира, включая столицу Кувейта и Доху, столицу Катара. Конечно, сильные землетрясения происходит в Иране редко. Но это только на основании тех данных, которые у нас есть на сегодняшний день. Сбор данных о землетрясениях в этой стране начался только в 1956 году. И если что-то случится в этом районе, если произойдет землетрясение свыше семи с половиной баллов по шкале Рихтера, то вы можете себе представить масштаб катастрофы. Ведь Персидский залив – это очень узкий и очень мелкий водный бассейн. Его средняя глубина не превышает 90 метров. Это почти пруд. И если радиоактивные вещества попадут в этот почти закрытый водный резервуар, это будет экологической трагедией похлеще чернобыльской. И та же самая компания, которая строила АЭС в Чернобыле, создавала потом и атомную станцию в Бушере.
Ирина Лагунина: Насколько арабские страны региона обеспокоены такими вот возможными экологическими и гуманитарными последствиями? И даже не только возможностью землетрясения, но и чистотой сливаемых в залив отработанных вод?
Амир Тахери: Думаю, разговор на эту тему еще только начинается. Несколько месяцев назад я говорил с кувейтским министром иностранных дел. Я спросил его, не беспокоит ли кувейтское правительство существование этой станции – ведь она всего в 130 километрах от столицы страны. И он сказал, что да, весьма беспокоит, и они поднимали этот вопрос в разговорах с президентом Ирана Ахмадинежадом. В общественной дискуссии я пока этой темы не вижу. Есть несколько научных центров, несколько исследователей и целых ряд интеллектуалов, которые поднимают вопрос о том, пытался ли кто-нибудь оценить масштаб катастрофы, если что-то произойдет в Бушере. И многие при этом ссылаются на исследование, сделанное учеными геофизического факультета тегеранского университета еще во времена шаха, когда шах в 70-е годы начал развивать ядерную программу. Они предупреждали, что атомные станции представляют опасность для Ирана, поскольку практически вся страна расположена в сейсмоопасной зоне.
Ирина Лагунина: Амир Тахери, иранский публицист. В начале марта Международный институт стратегических исследований в Лондоне опубликовал ежегодный доклад об иранской ядерной программе. У института теперь есть филиал в столице Катара Дохе. Любопытно, что вопрос о безопасности иранских ядерных объектов поступил именно из Дохи. Вот как ответил на него директор программы нераспространения ядерного оружия Марк Фицпатрик.
Марк Фицпатрик: Риск, исходящий от иранской ядерной программы, редко был в заголовках новостей. Всех намного больше волнует иранская военная ядерная программа. Но я знаю, что в регионе вопрос о безопасности иранских ядерных объектов вызывает беспокойство. Чаще всего речь идет об атомной станции в Бушере. Я лично не исследовал вопросы безопасности именно этой станции, но мы с коллегами посмотрели на систему безопасности более старых иранских реакторов, а также тех, которые он разрабатывает или проектирует. Например, мы заметили, что в реакторе в Араке (это реактор на тяжелой воде – прим. И.Л.) Иран не смог произвести необходимые большие металлические конструкции, необходимые для закрытия стержня реактора. Они также не могли их купить на рынке. Так что в данном случае есть угроза безопасности. Реактор в Араке может быть небезопасным. Производство Ираном топлива для исследовательского реактора в Тегеране также небезопасно. Потому что они не могут получить сертификат на это топливо. И если Иран решит производить топливо для ядерного реактора в Дакуине, то это будет самое опасное производство, с моей точки зрения, потому что Иран никогда не создавал самостоятельно реактора для производства атомной энергии. Учитывая те факторы, которые я уже упомянул – невозможность сертифицировать топливо и неспособность создать необходимой величины металлические конструкции. И Иран даже не предоставил на данный момент никакой информации об этом реакторе в МАГАТЭ, они просто заявили, что они его строят. А это место – в самом верху Персидского залива. Так что есть много причин беспокоиться о безопасности в связи с иранской ядерной программой.
Ирина Лагунина: С этим связаны и подозрения международного сообщества, что процесс обогащения урана до 20 процентов вряд ли создан для того, чтобы производить топливо. Вот как это объясняет Марк Фицпатрик:
Марк Фицпатрик: Что оправдать обогащение урана до 20 процентов, иранские власти заявили, что намереваются производить топливо для старого исследовательского реактора в Тегеране. Около 8 лет назад эксперты говорили о том, что жизненный цикл этого реактора приближается к завершению – он подошел к критической черте с точки зрения безопасности, которая была заложена в его дизайне. Даже если Иран будет в состоянии произвести ядерное топливо, то он должен получить стандартное подтверждение безопасности этого топлива. А это включает в себя испытание топлива в течение довольно длительного времени непосредственно в реакторе. К тому времени, когда будет произведено это топливо, в тегеранском реакторе может не остаться мощности, чтобы провести это испытание. Так что так или иначе Ирану придется обратиться к внешнему миру для того, чтобы провести испытание топлива, или он будет использовать его в режиме, представляющем опасность.
Ирина Лагунина: Заявил Марк Фицпатрик на представлении ежегодного доклада Международного института стратегических исследований в Лондоне. Недавно один из влиятельных представителей иранского духовенства Хассан Юсефи Эшкевари опубликовал призыв к иранскому духовенству и интеллектуалам начать дискуссию о ядерной безопасности в стране. Моя коллега Гольназ Эсфандиари беседовала с Хассаном Эшкевари.
Хассан Эшкевари: К сожалению, в последние годы для мировых правительств и для политических активистов иранская ядерная политика представляла проблему и тему для обсуждения только с одной стороны – с точки зрения атомной бомбы и угрозы миру. Человеческому аспекту, проблемам ядерной безопасности и негативным последствиям, к которым могут привести эти ядерные станции и объекты для здоровья людей и окружающей среды придавалось очень мало внимания. Я думаю, что если среди интеллектуалов начнется такая дискуссия, то мы сможем сделать важный прорыв в том, чтобы объяснить людям существо проблемы и оказать влияние на ее решение.
Гольназ Эсфандиари: На данный момент правительство, политические группы и даже оппозиция внутри Ирана занимают одинаковую позицию по отношению к иранской ядерной программе. Могут ли из-за кризиса в Японии возникнуть разногласия внутри страны? Ведь пока вопросы ядерной безопасности поднимались только оппозиционными группами и диссидентами, живущими за границей, типа вас.
Хассан Эшкевари: Да, разговор на эту тему был начат за рубежом, и это новый взгляд на проблему. И до Японии эти разговоры всерьез не воспринимались. Теперь же они могут повлиять на политику и настроения людей. Иранская ядерная политика – очень серьезная проблема. Ираном правит группа людей, не испытывающая чувство ответственности, гражданского контроля над их политикой нет, а это может привести к масштабной катастрофе. Именно поэтому сначала нужно достичь консенсуса между учеными и интеллектуалами, чтобы правительство, в конце концов, обратило внимание на проблему. Эта дискуссия не о том, есть ли у Ирана право на атомную энергетику. Вы знаете, что лозунг "у нас есть абсолютное право на атомную энергетику" используется в Иране в пропагандистских целях и для того, чтобы скрыть другие проблемы. Эта дискуссия – о безопасности ядерных объектов, о том, насколько правильна или неправильна политика государства, о том, а нужна ли нам на самом деле атомная энергетика. Это обсуждалось в Иране 6-7 лет назад, когда дискуссия в стране еще была возможна. И ответы на эти вопросы должны дать эксперты. А мы со своей стороны можем поднимать вопрос о ядерной безопасности, будировать эту тему, чтобы в один ужасный день люди не столкнулись с еще одним Чернобылем или с еще одной Фукусимой.
Гольназ Эсфандиари: По вашему мнению, обычные граждане в Иране задумались над проблемой ядерной безопасности – той же станции в Бушере или завода по обогащению урана в Натанце – после того, что произошло в Японии?
Хассан Эшкевари: Если бы в стране была площадка для дискуссии, то общественное настроение было бы намного более чутким к этой проблеме. Ведь это вопрос жизни людей, это не вопрос для пары-тройки интеллектуалов или лидеров оппозиции. Если ядерные объекты в Иране не отвечают стандартам безопасности, если мы знаем, насколько безответственным может быть руководство Исламской Республики, то вы можете себе представить, что будет в случае такой катастрофы, как в Чернобыле? Все будет намного хуже. Япония – это развитое общество. Можно было ожидать, что ее атомные станции будут отвечать самым высоким стандартам безопасности, и все-таки столь мощное землетрясение и потом цунами оказались неожиданными. Такого рода катастрофа может случиться где угодно, но особенно в Иране, который расположен в сейсмоопасной зоне. В Иране при исламском руководстве угроза хуже, чем где бы то ни было в мире. Эта дискуссия понемногу дойдет до иранского общества. Сегодня многие люди в стране, особенно городская молодежь, получают информацию из зарубежных источников, через интернет. Если возникнет движение, если будет критический взгляд, то он повлияет на политический истэблишмент.
Ирина Лагунина: С Хассаном Эшкевари беседовала моя коллега Гольназ Эсфандиари.
Дополнительную информацию об иранской ядерной программе вы можете прочитать здесь
Амир Тахери: АЭС в Хелии, на полуострове Бушер на берегу Персидского залива, расположен в чрезвычайно опасном месте – это зона землетрясений. Этот факт не очень широко известен, но в Иране происходит до 4000 землетрясений в год. В начале декабря прошлого года было, например, зафиксировано землетрясение в 5,4 балла по шкале Рихтера. Причем эпицентр находился неподалеку от атомной станции. Более того, деревня, где находится эта станция, была полностью уничтожена в ходе землетрясения 1969 года. Это было одно из первых моих журналистских заданий – освещать то землетрясение. Решение строить АЭС именно в этом месте обусловлено тем, что оно в удалении от основных населенных пунктов Ирана, а также возможностью сливать воды со станции в Персидский залив. Но станция в результате находится в непосредственной близости от крупных населенных центров арабского мира, включая столицу Кувейта и Доху, столицу Катара. Конечно, сильные землетрясения происходит в Иране редко. Но это только на основании тех данных, которые у нас есть на сегодняшний день. Сбор данных о землетрясениях в этой стране начался только в 1956 году. И если что-то случится в этом районе, если произойдет землетрясение свыше семи с половиной баллов по шкале Рихтера, то вы можете себе представить масштаб катастрофы. Ведь Персидский залив – это очень узкий и очень мелкий водный бассейн. Его средняя глубина не превышает 90 метров. Это почти пруд. И если радиоактивные вещества попадут в этот почти закрытый водный резервуар, это будет экологической трагедией похлеще чернобыльской. И та же самая компания, которая строила АЭС в Чернобыле, создавала потом и атомную станцию в Бушере.
Ирина Лагунина: Насколько арабские страны региона обеспокоены такими вот возможными экологическими и гуманитарными последствиями? И даже не только возможностью землетрясения, но и чистотой сливаемых в залив отработанных вод?
Амир Тахери: Думаю, разговор на эту тему еще только начинается. Несколько месяцев назад я говорил с кувейтским министром иностранных дел. Я спросил его, не беспокоит ли кувейтское правительство существование этой станции – ведь она всего в 130 километрах от столицы страны. И он сказал, что да, весьма беспокоит, и они поднимали этот вопрос в разговорах с президентом Ирана Ахмадинежадом. В общественной дискуссии я пока этой темы не вижу. Есть несколько научных центров, несколько исследователей и целых ряд интеллектуалов, которые поднимают вопрос о том, пытался ли кто-нибудь оценить масштаб катастрофы, если что-то произойдет в Бушере. И многие при этом ссылаются на исследование, сделанное учеными геофизического факультета тегеранского университета еще во времена шаха, когда шах в 70-е годы начал развивать ядерную программу. Они предупреждали, что атомные станции представляют опасность для Ирана, поскольку практически вся страна расположена в сейсмоопасной зоне.
Ирина Лагунина: Амир Тахери, иранский публицист. В начале марта Международный институт стратегических исследований в Лондоне опубликовал ежегодный доклад об иранской ядерной программе. У института теперь есть филиал в столице Катара Дохе. Любопытно, что вопрос о безопасности иранских ядерных объектов поступил именно из Дохи. Вот как ответил на него директор программы нераспространения ядерного оружия Марк Фицпатрик.
Марк Фицпатрик: Риск, исходящий от иранской ядерной программы, редко был в заголовках новостей. Всех намного больше волнует иранская военная ядерная программа. Но я знаю, что в регионе вопрос о безопасности иранских ядерных объектов вызывает беспокойство. Чаще всего речь идет об атомной станции в Бушере. Я лично не исследовал вопросы безопасности именно этой станции, но мы с коллегами посмотрели на систему безопасности более старых иранских реакторов, а также тех, которые он разрабатывает или проектирует. Например, мы заметили, что в реакторе в Араке (это реактор на тяжелой воде – прим. И.Л.) Иран не смог произвести необходимые большие металлические конструкции, необходимые для закрытия стержня реактора. Они также не могли их купить на рынке. Так что в данном случае есть угроза безопасности. Реактор в Араке может быть небезопасным. Производство Ираном топлива для исследовательского реактора в Тегеране также небезопасно. Потому что они не могут получить сертификат на это топливо. И если Иран решит производить топливо для ядерного реактора в Дакуине, то это будет самое опасное производство, с моей точки зрения, потому что Иран никогда не создавал самостоятельно реактора для производства атомной энергии. Учитывая те факторы, которые я уже упомянул – невозможность сертифицировать топливо и неспособность создать необходимой величины металлические конструкции. И Иран даже не предоставил на данный момент никакой информации об этом реакторе в МАГАТЭ, они просто заявили, что они его строят. А это место – в самом верху Персидского залива. Так что есть много причин беспокоиться о безопасности в связи с иранской ядерной программой.
Ирина Лагунина: С этим связаны и подозрения международного сообщества, что процесс обогащения урана до 20 процентов вряд ли создан для того, чтобы производить топливо. Вот как это объясняет Марк Фицпатрик:
Марк Фицпатрик: Что оправдать обогащение урана до 20 процентов, иранские власти заявили, что намереваются производить топливо для старого исследовательского реактора в Тегеране. Около 8 лет назад эксперты говорили о том, что жизненный цикл этого реактора приближается к завершению – он подошел к критической черте с точки зрения безопасности, которая была заложена в его дизайне. Даже если Иран будет в состоянии произвести ядерное топливо, то он должен получить стандартное подтверждение безопасности этого топлива. А это включает в себя испытание топлива в течение довольно длительного времени непосредственно в реакторе. К тому времени, когда будет произведено это топливо, в тегеранском реакторе может не остаться мощности, чтобы провести это испытание. Так что так или иначе Ирану придется обратиться к внешнему миру для того, чтобы провести испытание топлива, или он будет использовать его в режиме, представляющем опасность.
Ирина Лагунина: Заявил Марк Фицпатрик на представлении ежегодного доклада Международного института стратегических исследований в Лондоне. Недавно один из влиятельных представителей иранского духовенства Хассан Юсефи Эшкевари опубликовал призыв к иранскому духовенству и интеллектуалам начать дискуссию о ядерной безопасности в стране. Моя коллега Гольназ Эсфандиари беседовала с Хассаном Эшкевари.
Хассан Эшкевари: К сожалению, в последние годы для мировых правительств и для политических активистов иранская ядерная политика представляла проблему и тему для обсуждения только с одной стороны – с точки зрения атомной бомбы и угрозы миру. Человеческому аспекту, проблемам ядерной безопасности и негативным последствиям, к которым могут привести эти ядерные станции и объекты для здоровья людей и окружающей среды придавалось очень мало внимания. Я думаю, что если среди интеллектуалов начнется такая дискуссия, то мы сможем сделать важный прорыв в том, чтобы объяснить людям существо проблемы и оказать влияние на ее решение.
Гольназ Эсфандиари: На данный момент правительство, политические группы и даже оппозиция внутри Ирана занимают одинаковую позицию по отношению к иранской ядерной программе. Могут ли из-за кризиса в Японии возникнуть разногласия внутри страны? Ведь пока вопросы ядерной безопасности поднимались только оппозиционными группами и диссидентами, живущими за границей, типа вас.
Хассан Эшкевари: Да, разговор на эту тему был начат за рубежом, и это новый взгляд на проблему. И до Японии эти разговоры всерьез не воспринимались. Теперь же они могут повлиять на политику и настроения людей. Иранская ядерная политика – очень серьезная проблема. Ираном правит группа людей, не испытывающая чувство ответственности, гражданского контроля над их политикой нет, а это может привести к масштабной катастрофе. Именно поэтому сначала нужно достичь консенсуса между учеными и интеллектуалами, чтобы правительство, в конце концов, обратило внимание на проблему. Эта дискуссия не о том, есть ли у Ирана право на атомную энергетику. Вы знаете, что лозунг "у нас есть абсолютное право на атомную энергетику" используется в Иране в пропагандистских целях и для того, чтобы скрыть другие проблемы. Эта дискуссия – о безопасности ядерных объектов, о том, насколько правильна или неправильна политика государства, о том, а нужна ли нам на самом деле атомная энергетика. Это обсуждалось в Иране 6-7 лет назад, когда дискуссия в стране еще была возможна. И ответы на эти вопросы должны дать эксперты. А мы со своей стороны можем поднимать вопрос о ядерной безопасности, будировать эту тему, чтобы в один ужасный день люди не столкнулись с еще одним Чернобылем или с еще одной Фукусимой.
Гольназ Эсфандиари: По вашему мнению, обычные граждане в Иране задумались над проблемой ядерной безопасности – той же станции в Бушере или завода по обогащению урана в Натанце – после того, что произошло в Японии?
Хассан Эшкевари: Если бы в стране была площадка для дискуссии, то общественное настроение было бы намного более чутким к этой проблеме. Ведь это вопрос жизни людей, это не вопрос для пары-тройки интеллектуалов или лидеров оппозиции. Если ядерные объекты в Иране не отвечают стандартам безопасности, если мы знаем, насколько безответственным может быть руководство Исламской Республики, то вы можете себе представить, что будет в случае такой катастрофы, как в Чернобыле? Все будет намного хуже. Япония – это развитое общество. Можно было ожидать, что ее атомные станции будут отвечать самым высоким стандартам безопасности, и все-таки столь мощное землетрясение и потом цунами оказались неожиданными. Такого рода катастрофа может случиться где угодно, но особенно в Иране, который расположен в сейсмоопасной зоне. В Иране при исламском руководстве угроза хуже, чем где бы то ни было в мире. Эта дискуссия понемногу дойдет до иранского общества. Сегодня многие люди в стране, особенно городская молодежь, получают информацию из зарубежных источников, через интернет. Если возникнет движение, если будет критический взгляд, то он повлияет на политический истэблишмент.
Ирина Лагунина: С Хассаном Эшкевари беседовала моя коллега Гольназ Эсфандиари.
Дополнительную информацию об иранской ядерной программе вы можете прочитать здесь
