Мобилизация в России. "Спецоперация" Путина официально превращается в войну. В эфире социолог и публицист Игорь Эйдман, юрист Иван Павлов, политолог Константин Скоркин, военный эксперт Александр Коваленко.
Видеоверсия программы
Михаил Соколов: Событие – это мобилизация в России. В эфире у нас будут социолог и публицист Игорь Эйдман, юрист Иван Павлов и военный эксперт Александр Коваленко. Возможно, присоединится и политолог Константин Скоркин. 20-21 сентября произошли судьбоносные для России события – это ужесточение законов для периода военного времени и мобилизации, срочное объявление на занятой российскими войсками территории Украины референдумов о присоединении к ней и подписание Путиным указа о якобы частичной мобилизации 300 тысяч запасников в российскую армию.
Михаил Соколов: Добавлю, что были акции протеста, пикеты. Людей, героически протестовавших против мобилизации в городах Сибири и Дальнего Востока, разогнали. Игорь, как вы видите ситуацию, почему именно сейчас Кремль решил превращать спецоперацию в войну, которая все население затрагивает?
Игорь Эйдман: Конечно, голоса о том, что пора уже переходить к тотальной войне, давно звучат, звучат буквально с самого начала так называемой спецоперации, буквально с конца февраля этого года. Как мне кажется, Кремль в лице Путина долгое время пытался каким-то образом эти голоса заглушить, не слышать их и продолжать ту же стратегию, которая была изначально объявлена, что это некая спецоперация ограниченная, в которой участвуют профессионалы, участвуют контрактники, те люди, которые добровольно на нее идут. И эта спецоперация так называемая, или война, не должна была касаться основной массы населения, тех людей, которые следят за ней у телевизора.
Изначально концепция была такая: основное российское общество следит и болеет за наших у телевизора, только профессионалы, люди за деньги, зэки, маргиналы воюют. Главное, чтобы это не коснулось основной толщи, массы российского общества, прежде всего жителей крупных городов, той же Москвы. Путин очень долго держался за эту концепцию, потому что он явно боялся, что если эта война станет тотальной, коснется всех, то она быстро потеряет популярность и станет проблемой для него и для стабильности его власти, стабильности его режима.
С явно большой неохотой в силу просто конкретных военных обстоятельств на фронте, в силу прежде всего харьковского отступления российской армии, когда просто уже слепому стало понятно, что российская армия проигрывает эту войну, и в таком виде, в котором она ведет ее, она ее не то что не выиграет, а неизбежно довольно быстро проиграет. Только после этого он прислушался к голосам "ястребов", которые давно уже об этом говорили, и все-таки сделал серьезный шаг к переходу от ограниченной к тотальной войне. Причем я думаю, что сделал он это с большой неохотой, что называется, через силу, под воздействием объективных обстоятельств, большого давления со стороны части его окружения.
Михаил Соколов: Еще, наверное, сыграл свою роль не очень удачный визит на шанхайскую группу в Самарканд, где ему тоже предъявляли предложения как-то заканчивать с войной? Это тоже могло вызвать реакцию ускорить подобного типа решений.
Игорь Эйдман: Я с этим совершенно согласен. Мне кажется, что он в Самарканде просто понял, что его воспринимают уже как хромую утку, как проигравшего, как человека с исчерпанным ресурсом. Он видел отношение к себе изменившееся, что больше на него не смотрят как на какого-то лидера успешной сверхдержавы, как на какого-то нового гегемона мирового, а смотрят как на неудачника, который проигрывает войну. Я думаю, что это тоже могло сыграть роль, что это могло вызвать такое отношение лидеров азиатских к нему в Самарканде, такую реакцию истерическую совершенно, после которой, видимо, он решил продемонстрировать всем, что не все у него так плохо, что он еще свеж и бодр, что он идет вперед, что он пытается переломить ход неудачной для него войны.
Я думаю, тут еще играет роль то, что у него скоро день рождения, юбилей – 70 лет, он, конечно же, не хочет встречать свое 70-летие таким мировым лузером в глазах и жителей своей страны, и вообще всего мира, который проигрывает войну мировым неудачником. Он хочет встречать свое 70-летие в качестве такого императора, который пытается или, по крайней мере, может захватить какие-то чужие территории, присоединить к России чужие земли. Он много раз говорил, что именно так он оценивает успешность того или иного исторического деятеля в России, сумел ли он расширить границы России. Он пытается, несмотря на объективные обстоятельства, для него чрезвычайно невыгодные, тем не менее как-то преломить ситуацию и выйти из этой ситуации победителем, идти ва-банк. Я думаю, что все эти усилия абсолютно обречены и ни к какому результату позитивному для него они не приведут.
Михаил Соколов: Как вы видите ситуацию, какова сейчас обстановка на линии фронта? Пишут, что Путин после поражения под Харьковом испугался потерять и Луганскую область. Была ли подобная перспектива?
Александр Коваленко: Она не только была, она есть, она является в будущем достаточно серьезной угрозой для всего донбасского плацдарма, для подразделения российских оккупационных войск, которые размещены именно в этой локации, в том числе и для так называемых ЛНР и ДНР. Потому что именно административная граница между Харьковской и Луганской областью на сегодняшний день позволяет вооруженным силам Украины взять контроль как минимум в ближайшее время, огневой контроль над довольно важной логистической артерией, которая питает Луганскую область напрямую с территории Российской Федерации. По сути это является на сегодняшний день транзитным узлом, обеспечивающим сразу несколько направлений в зоне боевых действий средствами, перебрасываемыми с Российской Федерации на временно оккупированные территории Украины.
На левом берегу Оскола продолжаются контрнаступательные действия, которые направлены в первую очередь на создание огневого контроля над этой артерией. Во вторую очередь, безусловно, на ближайшее время деоккупация тех или иных населенных пунктов вдоль этой артерии, что полностью ее перережет. Таким образом, возникнет ситуация достаточно благоприятная для контрнаступательных действий в западной части Луганской области, а также в районе Лисичанска, по направлению к Северодонецку, тех самых населенных пунктах, за которые российские оккупационные войска бились несколько месяцев, направив туда колоссальный потенциал как в личном составе, так и в техническом.
В большинстве своем этот потенциал там нивелирован, что сказалось на темпе дальнейшего продвижения к выходам до границ с Луганской областью, продолжении наступательных действий в направлении Северска. Напомню, что когда 3 июля Сергей Шойгу докладывал Владимиру Путину о том, что Луганская область освобождена, то он нагло соврал, потому что на тот момент в районе Белогоровки продолжались бои, передовые подразделения оккупационных войск были остановлены и фактически разгромлены. Это продолжается до сих пор даже уже в обратном направлении. Белогоровка деоккупирована, продолжается движение в Луганской области. Ситуация вырисовывается крайне негативная что для Путина, что даже для Сергея Шойгу, на которого могут возложить всю ответственность за то, что он соврал Путину относительно ситуации в Луганской области.
Михаил Соколов: Об этих цифрах, которые Сергей Шойгу привел, что вы скажете? Если мобилизацию проводят, то, видимо, потери российской армии действительно очень высоки, никак не 6 тысяч, о которых говорил господин Шойгу?
Александр Коваленко: Спрашивается, зачем вам проводить частичную мобилизацию на 300 тысяч человек, если у вас такие довольно незначительные потери в течение без малого семи месяцев? Логики нет абсолютно. С другой стороны, 300 тысяч человек – это тоже очень интересная цифра. Дело в том, что 23 февраля у границ с Украиной находилось со стороны Российской Федерации, Беларуси и временного оккупированного полуострова Крым 180 тысяч личного состава, сил и средств, которые приняли участие во вторжении на территорию Украины. В течение последующих месяцев производились неоднократные ротации подразделений. Производились выводы подразделений на восстановление боеспособности и так далее. В этом бесконечном водовороте за без малого семь месяцев был использован ресурс более, чем 300 тысяч личного состава тех или иных подразделений, тех или иных силовых структур Российской Федерации. Собственно, выходит, что сейчас эта мобилизация ограниченная должна компенсировать по сути в какой-то степени численность той армии, которая за семь месяцев приняла участие в боевых действиях в Украине.
Возникает вопрос: если это сопоставимые цифры с той армией, которая находилась на содержании до недавних пор, за что вы будете содержать эти дополнительные 300 тысяч, чем вы их обеспечите, как вы их будете кормить и финансировать? Немаловажный еще другой вопрос: где вы их разместите, на чем вы их отправите в Украину? Сейчас мы можем видеть, как на южном плацдарме, в Херсонской области, в Запорожской области, на донбасском плацдарме воюют танки Т-62, снимается с консервации и отправляется на южный плацдарм старая советская техника. Это происходит не из-за того, что экономят новую, это происходит из-за того, что новой техники нет, вряд ли она будет аналогичного количества, сопоставимого с армией. Я уже не говорю о том, что вообще нереалистично такое количество собрать – 300 тысяч в рамках даже мобилизации, которая будет происходить в формате репрессий.
Михаил Соколов: Да, картина, конечно, очень впечатляющая. Как выглядит путинский указ о мобилизации с юридической точки зрения? Понятно ли, кого призывают, какие категории, какие нет, или там такая произвольная программа?
Иван Павлов: Владимир Путин у нас юрист, юрист-легалист, можно сказать, он любит, чтобы процедуры соблюдались. В данном случае, конечно, указ, буква указа соответствует процедурам, установленным для подобного рода документов, за исключением одного, конечно. За исключением того, что он назвал этот указ о частичной мобилизации, но так и не сформулировал, что конкретно здесь частично. Потому что попадают под эту мобилизацию все граждане, которые так или иначе подлежат призыву в соответствии с законом о мобилизации.
Мобилизация объявляется на всей территории России. Вроде как объявил о частичной мобилизации, а что конкретно частичного, в этом указе так и не написал. Ясно на самом деле, что все отдано на откуп военным. Министерство обороны будет определять, именно Шойгу объявил 300 тысяч человек. Сегодня это 300 тысяч, завтра надо будет, поправят эту цифру, скажут 400. Здесь все отдано на откуп Министерства обороны, именно этот орган будет дальше определять количество лиц, подлежащих призыву в ходе мобилизации.
Михаил Соколов: А этот пункт выпавший, там одного не хватает, он как-то закрытый, понятно, о чем там речь идет? Некоторые предполагают, что как раз о численности.
Иван Павлов: Да, скорее всего, это пункт, в предыдущем пункте он дает поручение правительству России, в последующем пункте он дает поручение главам регионов, между этим обычно следуют федеральные органы исполнительной власти, министерства, в основном силовой блок, Министерство обороны, Министерство внутренних дел, им сформулированы в этом секретном пункте некоторые поручения, связанные с организацией комплекса мобилизационных мероприятий. Думаю, речь об этом. Может быть, цифра там тоже указана – 300 тысяч. Даже если цифра указана в этом пункте, то, как вы понимаете, любые изменения в этот пункт также будут выходить под грифом либо "секретно", либо "ДСП", и мы ничего не узнаем о том, какую цифру назвал президент. В любом случае, поскольку даже президент сказал, что он соглашается с предложениями Министерства обороны и Генерального штаба, вводя мобилизацию, все будет диктоваться именно военными.
Михаил Соколов: Пакет военных законов: могли бы вы описать его суть, что нового и принципиально важного он вводит в эту систему репрессий, о которой уже упоминалось сегодня?
Иван Павлов: На самом деле ничего нового, все тот же репрессивный аппарат, просто он быстро, хорошо подготовлен. Вчера все это было принято молниеносно. Ясно было, что это подготовка к чему-то такому важному, сегодня мы это узнали, что объявлена мобилизация, а уже правовая база для репрессий существует, она вчера была принята Госдумой во всех чтениях, соответственно, сегодня подписана президентом, вступит в законную силу, создаст правовые условия для привлечения так называемых уклонистов к уголовной ответственности. То есть ничего нового, власть использует те же репрессивные механизмы, которые использовала и раньше для других случаев. Просто сейчас она быстро сориентировалась, подготовилась, приняв эти законы об ответственности за действия по противодействию мобилизации.
Михаил Соколов: То есть этот пакет блокирует возможность отказаться от участия в военных действиях иным путем, кроме как медицинские показания и какие-то очень редкие исключения, типа наличия четырех детей?
Иван Павлов: Именно так. Вводят жесткую уголовную ответственность за любые действия, связанные с уклонением от призыва.
Михаил Соколов: Запрет на выезд с места жительства при мобилизации действует или все-таки пока это не введено?
Иван Павлов: Де-юре он действует. Потому что есть закон о мобилизации, где сказано, что с момента объявления мобилизации все стоящие на воинском учете лица, им запрещается покидать, не то что уезжать в другую страну, а покидать место жительства. Это достаточно жесткий момент, власти пока просто стесняются предпринять что-то очень резкое в этой сфере. Но думаю, что в ближайшее время мы уже увидим запрет транспортным компаниям продавать билеты без соответствующих разрешительных документов. Мы увидим блокпосты на трассах, где будут проверять те же разрешительные документы у лиц, находящихся в автомобильном транспорте. Поэтому все это будет, просто вопрос времени.
Михаил Соколов: Хотел вас спросить по поводу так называемых референдумов, которые назначаются непонятно кем на занятых Россией территориях. Для мира что-то изменится после их проведения с точки зрения юридической?
Иван Павлов: Думаю, что изменится. Думаю, что сразу после принятия их в состав России, на территории этих субъектов будет введено военное положение со всеми вытекающими последствиями, вплоть до применения ядерного оружия.
Михаил Соколов: Я так понимаю, что появится законная возможность ввести туда и призывников, раз это будет объявлено российскими территориями?
Иван Павлов: Я думаю, что даже сейчас уже власти задумались над тем, чтобы те граждане Украины, которые были перемещены на территорию Россию, чтобы их задействовать в этом мероприятии. То есть их легче всего будет, потому что они совершенно бесправные, как-то их организовать и направить в зону боевых действий, я думаю, это то, над чем сейчас думает Кремль.
Михаил Соколов: Константин, как вы видите эту ситуацию с мобилизацией? Какова ваша версия развития событий вокруг указа об этой якобы частичной мобилизации? Дело в том, что первоначально идея с референдумами выдвинута, а потом уже все остальное под нее подводится. Почему надо было именно с этого начинать?
Константин Скоркин: В данном случае мобилизация – это некое подкрепление референдумов. Кремль показывает, что то голосование, которое он будет имитировать на оккупированных территориях, оно подкреплено военной силой. Поскольку в последнее время российские вооруженные силы терпели в основном поражение в Украине, то нужно показать, что теперь эта сила снова появляется у России, что будет перелом, чтобы украинцы не надеялись на то, что они могут победить Путина, у Путина всегда есть еще какие-то ресурсы запасные, которые он может применить, подкрепив военной силой политические решения. Сейчас будут пытаться максимально сосредоточить силы на удержании тех территорий, которые есть. Дело в том, что изначально вся идея с референдумами была задумана для победоносного хода развития этой специальной военной операции.
Теоретически предполагалось, что за три дня будет захвачена как минимум половина Украины, эти захваты будут оформлены в виде такой квазилегитимной процедуры с точки зрения Кремля. Теперь этого не получилось. Теперь, соответственно, будут подгонять нынешние итоги СВО под какой-то общий знаменатель, пытаться присоединить, по крайней мере, что еще захвачено, что еще не успели украинцы отбить обратно.
Михаил Соколов: Там хоть для того, чтобы картинку какую-то организовать, удастся набрать население или это будет все полная фикция?
Константин Скоркин: На мой взгляд, это будет какой-то определенный процент на Донбассе, поскольку там власть оккупационная в виде народных республик существует давно. Есть определенный аппарат принуждения, с помощью которого можно мобилизовать минимальное количество явки. В отношении свежеоккупированных территорий на юге Украины я не знаю. Херсонская область, где большинство населения абсолютно точно настроено негативно к оккупации, там, скорее всего, речь будет идти просто о какой-то имитации для телевидения, показать имитацию голосования. Мне кажется, там явку организовать практически невозможно, учитывая настроения населения, даже если кто-то там был настроен пророссийски, побоится участвовать в голосовании, учитывая то, что на этой территории украинское сопротивление существует, которое осуществляет регулярно акции возмездия в отношении оккупантов. Поэтому какой-то пророссийский актив побоится вообще приходить на избирательные участки, несмотря на все обещания оккупационных войск обеспечить безопасность так называемого волеизъявления.
Михаил Соколов: Я вернусь к мобилизации, которая совпадает с референдумной инициативой. Видит ли сейчас Украина в этой мобилизации угрозу для себя? Скажем, есть предположение, что в первую очередь как раз каких-то силовиков двинут на фронт или, наоборот, будут пополнять существующие воинские части. Готова ли Украина к тому, что делается Кремлем по этой линии?
Александр Коваленко: Говорить о том, что это может быть серьезной угрозой, не могу. Это может быть элементом, который в значительной степени затянет те или иные процессы по деоккупации территорий. Потому что количественно придется иметь дело с большим количеством подразделений, но с меньшим профессионализмом этих подразделений. Та мобилизация, которая будет проходить в рамках данного указа, она в первую очередь касается людей, которые достаточно долгое время жили простой гражданской жизнью, которые не являются профессиональными военными, у которых может быть за плечами какая-либо военная служба, но при этом они не являются профессиональными военными. Профессиональный военный – это как профессиональный спортсмен, когда он бросает заниматься спортом, он уже не спортсмен. Когда он достигает определенной возрастной категории, он уже не может быть спортсменом и принимать участие в соревнованиях, потому что не та физическая форма. Точно так же у профессионального военного, без постоянных учений, тренировок и так далее – это уже совсем не тот военнослужащий, который был бы в постоянном активном образе жизни. Особенно когда речь идет о мобилизации возрастной категории 50+, 55+. Я вообще удивлен, что подобная возрастная категория попала в разряд данного указа по частичной мобилизации. Не знаю, чем это продиктовано, но точно не каким-то рационализмом, логическим подходом.
По сути проблема будет заключаться в том, что через два-три месяца, а это те сроки, в которые будет получено базовое обучение первых мобилизованных, восстановление элементарных навыков, через два-три месяца они оказываются в зоне боевых действий, это проблематика исключительно количественного характера, но не качественного. Количественный характер – это лишь затягивание времени по ведению боевых действий, по продвижению вглубь территории, по деоккупации территории, но никак это не повлияет на какие-либо контрнаступательные возможности противника, оборонные возможности противника, поэтому исключительно как элемент торможения. Но что самое интересное, куда именно их отправят через два-три месяца, какова именно будет ситуация в зоне боевых действий.
Мы видим, как фактически в течение полутора недель решилась проблематика Харьковской области. Что готовит Генеральный штаб вооруженных сил Украины, по каким плацдармам, по каким направлениям в ближайшее время, что будет реализовано через две-три недели, в какой локации, сложно предсказать. Российское командование, как мы видим, насколько оно явно панически отреагировало на харьковское контрнаступление, оно не может предсказывать действия Вооруженных сил Украины на сегодняшний день на театре боевых действий. Ресурс мобилизованных может быть востребован отнюдь даже не в тех областях, не на тех плацдармах, на которых планируются референдумы, а в совершенно другой локации, например, на временно оккупированном полуострове Крым для того, чтобы прикрывать его северные границы.
Михаил Соколов: На ваш взгляд, почему Путину приходится постоянно, опять он намекал на использование ядерного оружия, почему эта тема возникла сейчас?
Александр Коваленко: Постоянно вспоминают про ядерное оружие большое количество пропагандистов на российском телевидении, "говорящих голов", Симоньяны, Соловьевы и прочие, официальные лица, Володин частенько вспоминает про ядерное оружие. Это своего рода как фетиш, которым запугивают, шантажируют что руководство Украины, что Украину, запугивают международное сообщество. Элемент воздействия какого-то психологического рода, поскольку практического, не вижу вообще какой-либо ситуации, в которой Россия бы его применила. Мы прекрасно понимаем другое, что даже применяя ядерное оружие в рамках ядерной триады, риски куда более высоки именно для того, кто применяет это ядерное оружие, в данном случае для Российской Федерации. После проверок боеготовности ядерной триады по отчетам, которые были предоставлены Владимиру Путину, он лишний раз просто в этом убедился. Поэтому это не более чем фарс, возможно, для какого-то внутреннего успокоения того внутреннего потребителя информационного фастфуда, который готов верить в какую-то священную войну, денацификацию, демилитаризацию, которому нужно успокоение того, что на самом деле Российская Федерация находится в безопасности до тех пор, пока у нее есть ракеты с ядерными боевыми частями.
Михаил Соколов: Я спрошу коллег, что они по этому поводу думают, о роли этого ядерного шантажа в сочетании с темой референдумов и присоединения.
Константин Скоркин: В данном случае угрозы применения ядерного оружия действительно последняя надежда Путина. Не от хорошей жизни все эти заявления звучат, потому что обычными конвенциональными методами Россия не может победить Украину, вопреки всем ожиданиям российских руководителей это не получилось и не получится, поэтому используются элементы жесткого запугивания. Это один адресат, показывающий, что в Кремле такие отморозки, у нас есть ядерное оружие, мы, не задумываясь, применим его против вас, если вы не будете сдаваться. Недвусмысленная прямая угроза, шантаж и так далее. Второй адресат – российское население, для которого постоянно в Кремле придумывают какие-то оправдания своей политики, какие-то псевдонимы действий своих: у нас не война, а специальная военная операция, не полная мобилизация, а частичная.
Мантра про то, что у нас есть ядерное оружие, в виде иносказаний, которые звучат из уст президента, министра обороны и прочих, – это тоже очередной элемент, языковая конструкция. Путин не говорит прямо ни о чем, но намекает, этот намек должен доносить успокоение в умы простых россиян, которые должны понимать, что на самом деле вся ситуация у Кремля под контролем, что мы побеждаем. Уже на самом деле Кремль теряет контроль над ситуацией. После того как Путин решился на проведение мобилизации в России в связи с событиями в Украине, это в некоторой мере демонтаж той модели, которую он строил, в которую большинство населения не вовлекалось.
Всячески подчеркивалось, что война, которую развязал Кремль в Украине, – это дело профессионалов, задача определенного военного сословия, а задача основной массы населения сидеть перед телевизором, болеть за свою команду. Сейчас этот момент разрушается, из демобилизационной модели, которая предполагала пассивное соучастие власти, Путин начал играть в мобилизационную во всех смыслах, то есть к откровенной модели фашистского государства он перешел. Но инструментов для того, чтобы реализовать, у него на самом деле маловато. Россияне сейчас – это люди, согласные быть пассивными наблюдателями, пассивными соучастниками преступлений, но активным соучастником, мне кажется, пока рядовой россиянин быть не готов. Тут у Путина возникает ситуация серьезного политического риска для режима, который может просто навернуться с этой ситуацией, с мобилизацией.
Михаил Соколов: Какой будет международный эффект от референдумов и мобилизации? Украине будет предоставлено новое вооружение, большая помощь?
Константин Скоркин: Я думаю, что да. Шантаж играет пока что обратную роль. В Кремле предполагают, что сейчас они делают какие-то страшные заявления, весь мир думает, что лучше с ними не связываться, давайте бросим Украину. Практика показывает, что с самого начала путинской агрессии другие страны, прежде всего страны Запада, страны НАТО, наоборот, воспринимают все эти кремлевские угрозы всерьез. Это предполагает не то, что давайте сдаваться, пускай Путин делает все, что он хочет, а, наоборот, демонстрирует солидарность и поддержку Украине. Беспрецедентная совершенно военно-экономическая помощь, которую сейчас получает Украина, будет, естественно, усилена.
Если в какой-то момент существовала, может быть, для каких-то умеренных кругов в европейских странах надежда на то, что Путин блефует, Путин не будет отрывать от Украины новые куски, это все элемент какого-то торга, захватил область – выдвигает требования, рассматривает контролируемую территорию как предмет для переговоров. Как только там будут проводиться референдумы, предполагающие аннексию этих территорий, присоединение к России, это будет означать, что, естественно, никаких переговоров быть не может, Украина с этим никогда не смирится. Соответственно, те круги в Европе, которые, может быть, и хотели какого-то компромисса с Путиным за счет Украины, они сейчас путинскими же действиями лишаются почвы для такого разговора. Человек захватывает территории в XXI веке, совершенно нагло используя псевдодемократические процедуры, имитирует их инкорпорацию в состав своего государства. Тут просто нет почвы для переговоров, нет почвы для диалога, ни для чего. В погоне за удержанием собственной власти, мне кажется, путинизм теряет какие-то механизмы самосохранения.
Михаил Соколов: По поводу мобилизации высказался сегодня Алексей Навальный, который оказался в суде, и до него дошли все эти сведения, хотя его изолируют, конечно.
Михаил Соколов: Уже было сказано о том, что возможна некоторая дестабилизация внутри России в связи с последними решениями. Ваш взгляд на ситуацию: политическая поддержка в обществе будет уменьшаться у правящей группы или еще рано?
Игорь Эйдман: Алексей, конечно, абсолютно правильно говорит о том, что ситуация политическая все эти годы шла к тому, что произошло сейчас. Без каких-то форс-мажорных реакций со стороны российского гражданского общества ничего не изменится. Потому что объективно путинский режим в настоящее время смог выполнить свою программу-максимум, он не только абсолютно подавил сопротивление внутри страны, какие-то еще демонстрации имеют место, но это просто уже некое последействие, махание кулаками после драки. По большому счету все уже подавлено и задавлено. Вместе с этим находится и внешняя агрессия Российской Федерации в лице путинского режима. Потому что именно подавление внутренней оппозиции позволило Российской Федерации при Путине стать страной-агрессором, начать эту преступную войну в том числе против Украины.
Михаил Соколов: На ваш взгляд, репрессии будут увеличиваться в объеме сейчас?
Игорь Эйдман: Репрессии сейчас могут только усиливаться абсолютно. Я не исключаю возможности некоего второго, если не 1937 года, то некоего подобия 1937 года в нашей ситуации. Потому что властям нужны будут враги, чтобы свалить свои поражения что на внутренних, что на внешних фронтах на кого-то, так всегда делали советские еще власти, найти каких-то врагов народа, на которых можно свалить неудачи и поражения. Те репрессии, которые были после 24 февраля, это может быть только прологом к новой волне потока репрессий. Единственная надежда на то, что этот режим путинский, я не дам ему много времени жизни, он уже обречен. Его проигрыш в украинской войне – это дело времени. Я надеюсь, что они просто не успеют развернуть этот поток репрессий, к которому они психологически, политически и даже уже юридически абсолютно готовы.
Михаил Соколов: Вы не высказались по поводу ядерного шантажа. Зачем система Путина снова в эту игру играет? Она получила ответ от Запада, что это все неприемлемо, и будет ответная реакция.
Константин Скоркин: Сегодня уже говорилось об этом в дискуссии, что против Запада последний аргумент, последний клапан этого режима – это ядерный шантаж. Мы видим, что с самого начала этой войны ядерный шантаж имел место, но с каждой новой неудачей российской армии, с каждыми новыми проблемами России в этой войне ядерный шантаж становится все важнее и важнее. Последний раз Путин тоже об этом говорил. То есть газовый шантаж явно не работает, до этого продовольственный шантаж тоже не сработал, остается последний аргумент – это ядерный шантаж, больше у них за душой ничего нет. Эта зима будет переломной в экономических отношениях России с Западом, то есть Запад отказывается от российских энергоносителей, всячески будет препятствовать их реализации прежде всего на азиатском рынке. Поражение в войне с Украиной уже идет в параллели с поражением в экономическом противостоянии с западным миром. Я считаю, что это сочетание будет фатальным для путинского режима, для Российской Федерации в том виде, в котором она сейчас при Путине существует.
Михаил Соколов: Насколько эффективна сейчас политика санкций, которые использует Запад для того, чтобы ограничить действия режима Путина?
Константин Скоркин: Мне кажется, в долговременной перспективе эта политика эффективна, в кратковременной возможны какие-то моменты, связанные с тем, что Путин сейчас заработать больше на энергоносителях из-за того, что дестабилизирован рынок, растут цены на энергоносители. России удалось найти определенные рынки для сбыта своих энергоносителей. Но чем дальше этот процесс идет – это игра вдолгую, не мгновенный эффект. Возможно, какие-то горячие головы рассчитывали, что это мгновенно приведет к какому-то коллапсу российской экономики, на самом деле эта модель, основанная на экспорте энергоносителей, оказалась прочнее, чем думали. Но вдолгую, особенно что касается каких-то импортозависимых отраслей российской экономики, каких-то инновационных отраслей, которые начнут просто погибать из-за того, что Россия не сможет получать импортную продукцию, а производство своей собственной за все эти годы наладить не удалось.
Это примечательная вещь, что Путин собрался воевать со всем миром, не имея для этого определенных экономических ресурсов и независимость от этого мира. Поскольку все это затевалось под некий блицкриг, Путина погубила самонадеянность и его окружение, которые верили, что в Украине произойдет то, что было в свое время в Афганистане, что будет у власти некое марионеточное правительство, не поддерживаемое 90% населения, стоит только появиться освободительным русским войскам, как вся эта проамериканская администрация рухнет, война будет закончена в три дня в пользу России. Вот эта самонадеянность погубила всю эту затею. К длительному противостоянию со всем миром, во всяком случае, с его наиболее развитой частью, от которой Россия была зависима экономически, на это все было не рассчитано. Сейчас есть последствия.
Михаил Соколов: Сейчас пытаются выкрутиться из той ужасной ситуации, в которой и они оказались, и мир оказался, и опять силовыми методами. В том числе и расширение территорий, которое, видимо, будет подаваться публике как великая победа. Мы сначала, когда еще не было решения о мобилизации, спросили людей, как они относятся к этим расширительным планам.
Михаил Соколов: Это было до мобилизации, а теперь мы посмотрим, что люди говорят по поводу этого решения Владимира Путина.
Михаил Соколов: Судя по всему, народу был, как пишут, задан главный вопрос: готовы ли вы делать вид, что ничего не происходит? По всей видимости, мобилизационная инициатива, этот указ как-то может изменить сознание людей. Константин, ваши впечатления?
Константин Скоркин: Я вижу, что у людей еще действует инерция болельщиков. Все говорят: надо было заканчивать за три дня, тогда было бы нормально. Сейчас, когда уже нас касается, то это уже не хорошая война. Мне кажется, это будет момент протрезвления и пробуждения для российского общества. Когда эта война будет касаться многих, тогда, может быть, будет меняться представление о ней. Хотя, конечно, Кремль постарается максимально сделать так, чтобы российское общество продолжало оставаться в анабиозе, но своими же собственными действиями, вовлекая в явно непопулярную войну массы населения, он подтачивает свою собственную базу поддержки.
Михаил Соколов: У вас есть объяснение, почему народ оказался заложником режима?
Константин Скоркин: Мне кажется, за последние годы правления Путина в российском обществе поощрялась пассивность и восприятие всего, что скажут власти, такого молчаливого одобрения. За это время российское общество, плюс массированная телевизионная обработка, которая привела к возникновению такого пассивно-агрессивного большинства, которому в телевизоре выдумывают обоснования для очередных людоедских действий власти, а общество охотно все эти объяснения проглатывает. Если собираются проводить на оккупированных территориях Украины многодневный референдум, то в России проводился ежедневный референдум в виде переключения телеканалов. К сожалению, очень многие россияне голосовали с помощью своего телевизионного пульта "за".
