Российский журналист, в прошлом оппозиционный активист из Красноярска Денис Стяжкин эмигрировал из России в США, уехав сначала в Турцию, а затем – в Мексику. В Тихуане он познакомился с семьей последователей Церкви Свидетелей Иеговы, в складчину купил с ними машину и, спрятавшись в ней, пересек американскую границу – чтобы обнаружить в иммиграционной тюрьме еще нескольких беженцев из России, в том числе активиста штаба Навального.
Сейчас Стяжкину 32 года, но политикой он начал интересоваться еще в подростковом возрасте – на первой акции протеста в родном Красноярске он побывал еще в 2001-м. В середине и в конце нулевых был организатором "Маршей несогласных" и акций "Стратегии 31", а затем стал координатором красноярского отделения движения "Солидарность" и вошел в координационный совет Партии 5 декабря.
В 2011 году Денис Стяжкин участвовал в протестах против вырубки Химкинского леса, участвовал в пикетах против российской агрессии на востоке Украины, прожил два года в Германии, но вернулся в Россию и решил посвятить себя журналистике: вместо участия в акциях стал фотографировать их и снимать видео. Впрочем, полицейские, как правило, отказывались отделять одно от другого – Стяжкина многократно задерживали на акциях и пикетах, штрафовали и назначали административный арест. В октябре 2020 года, когда Денис Стяжкин фотографировал акцию протеста в день рождения Владимира Путина как журналист портала "Активатика" и издания Sota, его не только задержали, но и отобрали всю технику. В тот день активисты "Левого блока" принесли ласты и клей к входу в приемную Администрации президента России.
В последние месяцы новости об отъезде оппозиционных активистов из России появляются чуть ли не по несколько раз в неделю и уже стали своего рода печальной рутиной. Значительную часть политэмигрантов новой волны составляют сторонники Алексея Навального и бывшие сотрудники его штабов и Фонда борьбы с коррупцией, признанного российскими властями "экстремистской организацией". Некоторые из них используют для побега из России не самые стандартные пути и транспортные средства – вплоть до велосипедов.
Путь Дениса Стяжкина на Запад тоже нельзя назвать простым: вместо того, чтобы переждать репрессии в Грузии, Украине или в одной из стран Балтии, как это делают многие политэмигранты, он отправился в Турцию, а оттуда через немецкий Франкфурт – в Мексику, чтобы перейти границу с США и попросить убежища в этой стране. Впрочем, таким же путем покинули Россию уже сотни людей – как правило, это те, у кого нет американской или шенгенской визы, поскольку для россиян в Мексике установлен безвизовый режим.
В интервью Радио Свобода Стяжкин рассказывает, что стало последней каплей, заставившей его покинуть Россию, во сколько ему обошелся побег через мексиканско-американскую границу и как он намерен реализовывать в США свою "американскую мечту".
"Я буквально бросил всё"
– Когда вы уехали из России? И как давно вы запланировали этот отъезд или это было спонтанное решение?
– Из России я уехал еще в августе, но тогда я уехал в Турцию: вынашивал планы, куда дальше ехать. Из Москвы я уехал довольно-таки оперативно, потому что там я делал один репортаж и поступила информация, что за него меня могут начать преследовать. Я в один момент собрал вещи, буквально бросил все, уехал в Турцию, а уже там думал, куда ехать дальше, в какое-то безопасное демократическое место, и выбрал США. Сюда я физически попал в минувшую пятницу, прилетел за два дня до этого в Мехико, потом доехал до Тихуаны, и уже здесь на границе попросил политического убежища.
– Что это за репортаж?
– Меня за прошлый год несколько раз судили, у меня изымали технику. В прошлом году я снимал акцию "День рождения Путина", а потом в августе был еще один репортаж, но я не знаю, стоит ли говорить, какой именно. Не факт, что я на самом деле там фигурирую в деле, а если я скажу, то точно буду фигурировать. Это была просто акция протеста. В итоге за эту акцию вроде как начали даже привлекать журналистов как участников, якобы у них изначально был сговор с участниками мероприятия. Поэтому я решил, что надо уехать.
– Вы попали в США через Мексику. Расскажите, если можно, подробнее о вашем пути. Это было больше похоже на приключение? Как происходит пересечение мексиканско-американской границы и подача заявки на предоставление убежища?
– Это можно сделать только на машине. Это довольно сложно. Во-первых, надо найти машину с калифорнийскими номерами, чтобы у нее был непросроченный техосмотр и так далее. Потом надо ехать. Тебя могут тормознуть и развернуть, мексиканцы могут отобрать у тебя машину еще до подъезда к США. Мне повезло, потому что я ехал с семьей из Сочи. Мы познакомились уже на месте. Они были Свидетели Иеговы, тоже от гонений решили уехать. Их не тормозили, потому что там жена, муж, двое детей. А еще я и активист штаба Навального из Красноярска. Мы лежали сзади, просто на полу. Мы уже подъехали, на границе нас просветили. Сначала они (мексиканцы. – РС) пытаются как бы напугать, начинают кричать и говорить: "Разворачивайтесь! Уходите отсюда! Уезжайте!" Но потом подошел уже американский полицейский и сказал: "Вы находитесь на свободной земле, давайте свои паспорта и все, мы вас оставляем", то есть вот так эта система работает. Потом где-то восемь часов был допрос на границе, мы сидели просто в машине, потом в полицейском участке, а потом отправляют в "бордер" – это местная [иммиграционная] тюрьма. Там люди сидят… Я, допустим, сидел почти трое суток, некоторые сидят дольше.
Американская иммиграционная тюрьма Otay Mesa Detention Center на границе с Мексикой:
– Сколько все это предприятие стоит – найти такую машину, найти человека, который согласиться поехать на ней в США? Кто у вас был за рулем?
– За рулем был представитель Свидетелей Иеговы, который бежал из Сочи, с которым мы познакомились уже там на месте, их признали экстремистской организацией, и поэтому они уезжают.
– Дорого стоит такой побег?
– Да, дорого. На машину, допустим, мы скидывались по 850 долларов с человека, перелет будет стоить порядка 100 тысяч рублей минимум, плюс гостиница и так далее, в итоге получается тысяч 150.
– Что происходит дальше? Сейчас вы уже постите фотографии из какой-то вполне приличной квартиры, да не где-то, а в Калифорнии.
– Это на самом деле ковидный карантин, а не квартира. После иммиграционной тюрьмы тебя отправляют в ковидный карантин, берут тест и все. Кроме этого надо еще найти поручителя, человека, который имеет адрес в США, то есть гражданина США, либо человека с грин-картой. Тебя отправляют к нему. Потом я уже полностью буду свободен. Здесь надо понимать сразу: нет никакой "социалки", как в Европе. Здесь если у тебя нет денег, то ты пропадешь. Какой-то запас денег всегда должен быть, потому что ты уже и билеты покупаешь за свой счет, чтобы добраться до своего поручителя, и все остальное. Когда ты доберешься до поручителя, надо просто встать на миграционный учет, а дальше, в принципе, все – ждать, когда будет суд. Суд, как правило, будет через полгода, также через полгода тебе выдадут документы с разрешением на работу.
"В Москве нормально работалось"
– Почему вы выбрали США, а не ту же Грузию или Европу? В Грузию, например, в последние месяцы уехали многие россияне, подвергавшиеся политическим преследованиям.
– На самом деле я также рассматривал Грузию. Теоретически там можно жить и работать на удаленке, но в Штатах все-таки проще – во-первых, как минимум с работой, а во-вторых, безопасней. Потому что в Грузии также ситуация пока непонятная, мы видим, там и Михаил Саакашвили сейчас находится под арестом, и так далее. Непонятно, что будет дальше. Думаю, что Грузия все равно бы не выдала меня в Россию в случае чего, но, тем не менее, я решил, что Штаты – это такой оплот свободы, где ты точно будешь в безопасности.
– У вас на сайте в разделе "биография" написано, что с 14-го по 16-й год вы жили в Германии. Почему вы тогда решили вернуться в Россию?
– Тогда я просто эмигрировал как рабочий. Я работал в отеле. Но у меня журналистское образование, я окончил журфак, коллеги все время звали назад, работать в журналистике. Я решил, что, да, действительно, зачем я учился 6 лет на журфаке, а сейчас работаю водителем в Германии? Кроме того, я работал в маленькой-маленькой деревне. Я был тогда молодой, мне было ужасно скучно, я работал в основном среди пенсионеров. Я проработал там пару лет и вернулся в Москву. В принципе, я люблю Москву, мне в Москве нормально работалось. Если бы не давила власть, я бы вполне жил в Москве, и никуда бы не эмигрировал, и работал, потому что из Германии добровольно вернулся в Россию. Но за последнее время меня кучу раз, просто за репортажи… Снимаешь мероприятие какое-то на Красной площади, тебя задерживают, у тебя изымают технику, тебя судят. Меня за последние три года несколько раз судили как участника акции, хотя у меня была пресс-карта. Я показывал, что я находился на мероприятии как журналист и снимал его.
– Была ли какая-то последняя капля, после которой вы решили, что оставаться уже невозможно?
– Я не фанат Юрия Хованского, но когда его задержали за какую-то песню 100-летней давности, это была одна из предпоследних капель. Буквально недавно, когда я уже находился в Турции и раздумывал, куда бы поехать, у моего знакомого в Красноярске прошел обыск и его увезли за комментарий о лесных пожарах. Человек не из политики. Он возмущался тем, что лес горит, а власть бездействует. У него прошел обыск по экстремистской статье. Таких комментариев у меня тысячи! Я ежедневно снимаю какие-то мероприятия, то есть если бы я вернулся в Россию из Турции, я бы снова работал как корреспондент, но в любой момент я мог оказаться в тюрьме, поэтому я решил уехать.
"В регионах жутко давят всех"
– В России в протестном движении вы кем только не были – активистом "Солидарности", "Стратегии 31", журналистом. Сами себя вы кем ощущали в первую очередь?
– Когда я ушел в журналистику, я перестал заниматься активизмом. Активизмом я занимался еще в студенческие годы, а когда уже окончил журфак и начал работать, понял, что совмещать это не стоит, и занимался исключительно журналистикой. До этого, да, когда учился, возглавлял региональное отделение "Солидарности" сначала в Красноярске, потом приехал в Москву. Собственно, когда я переехал в Москву, я уже занимался только журналистикой.
– Где дышалось легче, в Красноярске или в Москве?
– В Москве, конечно, легче дышалось, потому что в Красноярске и вообще в регионах жестко давят всех, любую политическую активность, заводят дела, о которых многие даже не знают. Вот со мной в "бордере" здесь, уже в Штатах, сидел еще активист штаба Навального из Владимира. На него завели дело по уголовно-экстремистской статье. Об этом вообще практически никто не писал, кроме каких-то местных изданий, а он реальный активист с реальным политическим кейсом. У него куча материалов, фотографий и так далее. Он много лет уже борется, но об этом никто не знает. В регионах жестко давят всех. Вот также со мной там сидел Ринат Сунгатуллин, активист из Красноярска, который ходил на зимние акции. Когда их начали прессовать, когда местные эшники пообещали завести дело, он собрал вещи и уехал.
– Вы начинали с протестов против строительства трассы через Химкинский лес, да и затем были ближе всего к "низовому протесту" – дальнобойщики и "Платон", реновация. Вам удалось понять за эти годы, чем живет и чего хочет простой народ?
– Простой народ, на самом деле, меня чаще всего и удивлял. Приезжаешь к человеку, который, допустим, отстаивает какой-нибудь лес… Это было буквально этой весной, я приезжал в подмосковный лес. Они возмущаются вырубкой, но при этом яро поддерживают Путина. Они действительно считают, что "бояре плохие, а царь хороший". Вот это меня всегда сильно удивляло. Им пытаешься объяснять – они не понимают, они говорят: "Но Путин же не знает!" Это даже в ближайшем Подмосковье встречается, а что говорить про регионы – таких людей там действительно много. Но оппозиционные настроения нарастают, потому что я также смотрю по регионам. Я в этом году много где был, поездил. В прошлом году я много раз ездил в Башкирию. Там прямо сильные оппозиционные настроения как раз "низового" народа, потому что многие все-таки начинают как-то прослеживать эту связь, что рыба гниет с головы.
"Я вернусь одним из первых"
– Если Путин уйдет, вы вернетесь? Или дело не в нем?
– Я, безусловно, вернусь, если наступит "прекрасная Россия будущего", которую мы все ждем, начнутся перемены. Тогда, конечно, я вернусь одним из первых.
– А если Путин уйдет, а на его место придет Шойгу или какой-нибудь Патрушев, кто угодно?
– Нет, безусловно, должны быть какие-то позитивные демократические перемены. Если они начнутся, будут видны, то конечно вернусь, да.
– Вы чувствуете какое-то облегчение, оказавшись в США?
– На самом деле чувство свободы я ощутил, когда к нам уже подошел американский полицейский и, как в фильмах, улыбнулся и сказал: "Ребята, не беспокойтесь – вы уже находитесь в свободной стране. Здесь вам ничего не угрожает". В этот момент ты лежишь сзади на полу в машине и понимаешь, что вот оно, все, ты в свободной стране. Это ощущение приходит буквально сразу, хотя все равно осознание пришло, когда я еще сидел три дня в "бордере", когда меня освободили и привезли сюда, в ковидный карантин. На самом деле свобода начинает чувствоваться уже в тот момент, когда ты покидаешь Россию. Только ты переходишь границу, и ты можешь спокойно сесть в самолет, все, ты понимаешь – да, вот я уже сейчас вылечу, мне здесь пока ничего не угрожает.
– Что вы считаете своим главным достижением за время, прожитое в России?
– Наверное, в первую очередь как раз журналистский опыт. Сейчас, когда сделал публикацию в фейсбуке о том, что я уехал, я даже не ожидал столько слов благодарности. Мне отовсюду пишут активисты, которых я уже много лет снимаю в Москве, районные активисты, подмосковные. Реально пишут сотни людей, я даже не ожидал. Многие пишут даже с сожалением, потому что у них до сих пор "горячие" точки. Они меня ждут. Мне до сих пор практически каждый день звонят и зовут на какие-то мероприятия, потому что где точечная застройка, где вырубают лес и так далее. Я считаю, что помощь таким простым людям, которые сталкиваются с беспределом государства, – это мое основное достижение.
– Чем вы собираетесь зарабатывать на жизнь в США? Вам кто-то помогает обустроиться там?
– Нет. Я сейчас встречусь здесь с русскоязычным оппозиционным комьюнити. Разумеется, я понимаю, что не смогу здесь работать где-то в журналистике, но, может быть, куда-нибудь потом смогу пробиться. Пока, так как деньги-то заканчиваются, придется работать, как и все здесь – начинать с "мувинга", грузчиком, на стройке. Первый капитал какой-то надо заработать буквально на несколько месяцев, а потом уже можно спокойно с этими деньгами осмотреться. Здесь за пару месяцев действительно можно заработать какие-то стартовые деньги, чтобы подумать и спокойно посмотреть по сторонам, куда двигаться дальше.
– Планируете реализовать классическую американскую мечту?
– Да, именно так.
"Власть держится исключительно на страхе"
– Вы готовы к тому, что в России к вам, как и к другим эмигрантам, могут начать относиться снисходительно, мол, хорошо из-за бугра родину грязью поливать, сам-то в Америке живет?
– Да, я это уже чувствовал, когда находился в Германии. Там даже среди местных жителей очень много путинистов, каждый второй, наверное, русскоязычный эмигрант – это был путинист. Даже внутри страны на меня начинали наезжать. Это всегда так. От этого никуда не уйдешь.
– Почему, как вы думаете, несмотря на все усилия гражданского общества, несмотря на все эти протесты, причем протесты, которые вызывают отклик у самых простых людей, несмотря на все это, репрессии в России становятся только суровее и жестче? Оглядываясь назад, можно ли было что-то сделать по-другому и вам, и другим оппозиционным активистам и политикам?
– В первую очередь я вспоминаю протест 11–12-го года. Тогда можно было сделать, вот именно тогда был пик, когда власть находилась в прострации – они не знали, что делать. Я помню, когда прошел первый митинг (я тогда жил еще в Красноярске, как раз организовывал массовый митинг в Красноярске), и тогда новоизбранный оппозиционный депутат от партии "Справедливая Россия" Валерий Зубов, был такой, он уже умер, приехал в Красноярск и проводил встречу с оппозиционными активистами и блогерами. Он сказал, что наверху действительно власть сейчас в шоке. Они не ожидали этих протестов. И если бы тогда додавили, если бы тогда не уходили, а продолжали выходить буквально каждый день и требовать свое, то власть бы, ну, я не знаю, может быть, не то чтобы прямо ушла, но она пошла бы на очень сильные уступки и демократические перемены могли начаться. А сейчас власть поняла, что можно душить, можно запугивать, можно репрессировать буквально всех, как в Беларуси, и народ не выйдет, к сожалению, потому что боится. Действительно, многие боятся, многие удаляют старые ролики, которые постили с Навальным много лет назад, фотографии, потому что боятся, что за ними придут. Власть специально сеет страх, запугивает и держится исключительно на этом страхе.
– Существует ли какой-то выход из этой черной дыры, чтобы не повторить тот самый белорусский сценарий?
– Я считаю, что здесь, скорее всего, перемены могут начаться либо сверху, либо, если уж совсем доведут, начнутся, к сожалению, события как в 1917 году. Поднимется именно вот это "низовое" общество, которое часто хочет не демократических перемен, а мечтает о реванше и возмездии, о крови и о новом сталинизме.
