Зрители Театра оперы и балета Бурятии освистали постановку, посвященную Дню Победы. Они прервали чтение писем солдата из Улан-Удэ, погибшего во время Великой Отечественной войны, и исполнение квартета Шостаковича московскими музыкантами. Я была на концерте в оперном 9 мая, но по горячим следам не хотела писать, по своим причинам. Но когда "о доблестях, о подвигах, о славе" нашего театра опять пишут на федеральных ресурсах, и случившееся в фейсбуке обсуждает сам Артём Варгафтик, вечер, как говорил герой Шукшина, перестает быть томным. Потому что количество домыслов, лжи, глупостей, агрессии и даже конспирологических версий перевалило допустимые пределы.
Давайте я сначала опишу просто как было. На сцене чёрный кабинет, на заднике небольшой прямоугольник экрана, у левых кулис рояль. Вышла пианистка, заиграла "Грёзы" Роберта Шумана, под эту элегичную музыку на экране пошли документальные фото времен Великой Отечественной. После ухода пианистки из кулис справа молодой человек вынес микрофон на стойке и пюпитр. Вышла актриса Эржена Жамбалова, сказала несколько слов про малое и большое историческое время и начала читать письма юноши, нашего земляка Михаила Турошева, предоставленные Национальным музеем Республики Башкирия. Минут десять все было спокойно. Затем в зале стало нарастать какое-то напряжение, которое вдруг прорвалось внезапными аплодисментами в партере. Я посмотрела на часы, была 18-я минута чтения писем. Через какое-то время опять вспыхнули аплодисменты, в левом крыле амфитеатра. Затем стали хлопать в правом крыле, аплодисменты подхватили. Наконец захлопали уже везде, и раздалось "Хватит!", "Уходи!". Чтица, видимо, резко сократила читаемое и интонационно подчеркнула, что последнее письмо написано юношей такого-то числа такого-то года. Финальные слова утонули в аплодисментах. Все время чтения на экране демонстрировались листочки этих писем.
Затем Жамбалова объявила произведение Дмитрия Шостаковича, рассказав историю его создания: композитор приехал в Берлин, писать музыку для фильма, было это в 1960 году. В Берлине ему рассказали об ужасах концлагерей, и под впечатлением он музыку для фильма писать бросил, зато написал квартет – и здесь артистка интонационно "надавила" – памяти жертв фашизма и войны. Всё время этого рассказа на экране была фотография довольно молодого, щекастого Шостаковича в каске, похожей на немецкую кайзеровскую. Потом Варгафтик в фейсбуке разъяснил, что это каска ленинградского пожарного. Но то ли изображение, использованное театром, было некачественным, то ли экран пересветили софитами, но разглядеть, что кокарда на каске не немецкая, было невозможно. В массовом восприятии вид такой каски прочно связан только с немцами времен Первой мировой. Сообщать публике, что Шостакович блокадник и в блокаду сбрасывал зажигательные бомбы с крыш домов, никто не стал. Действительно, зачем?
Вышли музыканты, долго рассаживались, но инструменты не настраивали, просто долго сидели. Им захлопали и кто-то громко сказал: "Начинайте уже!" Наконец, начали. Их слушали, но где-то с середины начали захлопывать, а когда началась финальная четвертая часть, медленная, тягучая, публика сорвалась совсем. По окончании квартета к публике снова вышла Эржена Жамбалова: сказать, что вечер подошел к концу. Дальше я не услышала потому, что а) её слова потонули в смехе публики, б) я уже больше не могла физически выносить этот позор и выскочила из зала.
Теперь позволю себе немножко поработать и сделать разбор. Хорошо, светлая, я бы даже сказала, просветлённая, музыка Шумана стала контрапунктом к картинам разрушений и смерти, транслировавшимся на экране. Мы такие как бы уже вознесенные над ужасами, мы уже во власти возвышенной скорби, но это первое и последнее проявление режиссерской воли во всем этом "действе".
Формат, обстановка на сцене, тема, вот этот вот вознесенный зачин предполагают лаконизм, отсутствие суеты. Появление обычного молодого человека, самым обычным образом вынесшего микрофон и пюпитр, что-то там подкрутившего-поправившего, тут же схлопнуло наметившееся было отвлечённое, созерцательное состояние. Появление чтицы градус отнюдь не подняло. В чёрном платье с короткими рукавами, с чёрными волосами, встала на чёрном фоне. Мы не видим артистку, мы видим пять пятен: короткие отрезки ног, отрезки рук, вырез платья под горло, шея пропадает, поэтому сразу над платьем – лицо, обрамленное вполне себе бытовой прической. Как говорит моя подруга, художник по костюмам, "голова не решена". Да, собственно, весь облик не решен!
Тема-то не письма! Тема, прямо как Пушкин писал, судьба человеческая, судьба народная!
Для непосвященных – существуют некие законы жанра. Посмотрите моноспектакли больших актрис: руки у них почти всегда закрыты до запястий, ноги преимущественно тоже закрыты. Ничто не должно отвлекать от единственных, в этом случае, инструментов артистки – лица, глаз, рта. Ничто не должно отвлекать от слова и от смыслов, но при этом всё должно приковывать внимание к артистке. Это не значит, что Жамбалова должна была выйти в платье из серебристой парчи с алым шарфом, но подумать о том, что надо как-то "отбиться" от чёрного фона, должны были и режиссер, и сама чтица. Цветом, формой, стилистикой. Одежда на сцене никогда не одежда, но всегда Образ.
Мы в театре разговариваем с публикой кодами, и это профессиональная азбука. Удивительно, что постановщик спектакля Владимир Бочаров, ученик Владимира Мирзоева, видимо, азбуки не знает. Ни одного кода в этом "действе" не было, ничто не объединяло зал и сцену. А ведь тема-то не письма! Тема, прямо как Пушкин писал, судьба человеческая, судьба народная! Тема – наша с вами общая боль, общее горе, горе, которое мы всей страной до сих пор избыть не можем, общая цена победы. И не надо было произносить никаких отдельных слов про какие-то там исторические времена малые и большие, про то, что из судеб таких вот мальчиков складывалась наша победа – это все демагогия и общее место! Мы это и сами вам расскажем, потому что нет в России семьи такой, где бы не был памятен свой герой. Кому тут вышли назидать?! Детям войны? Тем, кто с этим знанием родился?
Надо было так читать эти письма, чтобы зал не дышал, потому что ком в горле. И если уж письма 18-летнего паренька почему-то читает матрона, то, наверное, и режиссер, и артистка, должны были, как это у нас, у театральных, называется, оправдать такое решение. Как минимум артистке, матери троих детей, бабушке внуков, вполне органично было бы читать эти письма с позиции матери, у которой всё, что осталось вместо сына, – вот это его нехитрое банальное бытописательство. Тогда бы не пришлось придумывать фальшивую интонацию, дурацкое придыхание. И тогда за каждым письмом вставала бы не одна, а две судьбы. И тогда, возможно, были бы оправданы и стали бы понятны и монотонность чтицы, и бесконечное однообразие текстов – матери-то не то что каждая буква, каждый пробел дорог!
А тексты однообразны потому, что никакой литературной композицией себя ни режиссер, ни артистка не утрудили. Содержательность текста надо было "намывать", как золото, надо было составлять драматургию, это тяжкий, кропотливый труд. А зачем он артистке и режиссеру? Это же на один день затея. Выйти и сбацать. Какие проблемы? Как говорится, при красоте такой и петь ты мастерица. Что ж не сбацать! Ну, сбацали, а публика оказалась не пипл, не схавала.
Театральный проект – совместный с национальным музеем. Неужели в музее одна только фотография одного только солдатика, только его письма?! Ну нет же! Так зачем нам говорить о том, что в судьбе этого мальчика отразились судьба тысяч других наших мальчиков, что их было целое поколение. Покажите нам эти мальчиков, покажите это поколение наших земляков, наших родных! Вы посмотрите, какой бесконечно ценной становится лента в фейсбуке 9 мая – мы смотрим и смотрим в лица далеких близких наших друзей, а иногда и недругов, мы восхищаемся, обнимаемся, плачем, поддерживаем, сочувствуем. Наши далекие близкие нас объединяют! Но нет, вывесили целый экран только для того, чтобы воспроизводить на нём одни и те же листочки бумаги с неразборчиво написанными словами. Про саунд-дизайн я уже говорить не буду, потому что его просто не было. Ну то есть вся ставка была сделана на голос и интонации артистки.
Квартет был исполнен посредственно. Музыканты добросовестно воспроизвели ноты и темпы. Дмитрий Дмитриевич в аллегро второй части и аллегретто третьей (не музыканты, а именно шостаковическое звучание) было захватил зрителя, но тут начался финал, который звучал совсем не как глубокая скорбь – и публика вышла из берегов.
Теперь про публику. Подавляющее большинство зрителей в зале составляли пенсионеры, дети войны, которые попадают в театры организованно, через советы ветеранов и профкомы по месту своей бывшей работы. На эти советы и профкомы выходят распространители билетов, когда через кассу билеты не продаются, а зал забить надо. Да и в целом, конечно, целевая публика 9-майских концертов – как раз пенсионеры. Советы ветеранов, когда созывают своих членов на такие мероприятия, тоже нажимают на коды: праздник, концерт, оперный театр. Поколение 60–70-летних твёрдо держится стереотипов и в силу возраста, и в силу воспитания: они убеждены, что в оперном театре поют и танцуют, а 9 мая все поют "Катюшу" и "Казаков в Берлине", а также танцуют русскую. И ещё они невероятно упертые: если что-то пошло не в соответствии с их ожиданиями, они будут требовать, чтобы это что-то немедленно стало соответствовать. Да, в стерильно лабораторной ситуации они могли бы из уважения к памяти этого Миши Турошева часик посидеть и помолчать, подремать, наконец. Но ситуация была не стерильной, а они люди с изношенными нервами.
Я пыталась в вестибюле разговаривать с некоторыми зрителями. Их возмутило отношение устроителей концерта, то, как они выступления подготовили. Дело не только в том, что публика ожидала победобесной попсы, а в том, что публика считала вот это в общем-то не сильно и скрываемое неуважение и равнодушие и к ней, и к теме, и к Шостаковичу, и к этому бедному парню, ставшему разменной монетой, неприемлемым. Время такое, день такой – нельзя обманывать.
Туяна Будаева – театровед, Улан-Удэ. Полную версию текста читайте на сайте Сибирь.Реалии
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не совпадать с точкой зрения редакции
