В России продолжаются "отложенные" задержания участников акций протеста 21 апреля в поддержку Алексея Навального. В воскресенье в числе задержанных оказался и известный врач-гастроэнтеролог, популяризатор научной медицины Алексей Головенко, но на следующий день суд внезапно оправдал его, признав, что Головенко оказался на акции случайно. Несмотря на эту маленькую победу, сам врач настроен пессимистично: в интервью Радио Свобода он рассказал, что уже удалил из своих соцсетей фотографии с символикой Навального, а также отписался от регулярных пожертвований ранее признанному "иностранным агентом" Фонду борьбы с коррупцией, чтобы не быть обвиненным в экстремизме. По словам Головенко, если ситуация давления на гражданское общество в России будет усиливаться, ему придется уехать из России.
Вечером 21 апреля Алексей Головенко вышел из студии в центре Москвы после вебинара о синдроме раздраженного кишечника. Он собирался пойти домой, но по дороге его путь пересекся с демонстрантами, вышедшими на улицы города с требованием предоставить медицинскую помощь Алексею Навальному. Головенко даже успел дать небольшой комментарий ведущей стрима Би-би-си. Спустя 4 дня, 25 апреля, его задержала полиция – прямо во время прогулки с женой и детьми.
Врача доставили в ОВД "Коптево" и обвинили в "нарушении правил проведения митинга" (ст. 20.2 КоАП). Коллеги тут же забили тревогу в соцсетях, организовав кампанию в его поддержку, а работающие вместе с Головенко доктора распределили между собой пациентов, которых он не смог принять из-за задержания и суда.
На суде в качестве доказательств вины врача были показаны кадры городских камер видеонаблюдения. Об этой практике сообщается все чаще: так, в понедельник в Москве полиция пришла к правозащитнице Анне Борзенко, также сказав ей, что причиной визита стало ее попадание на видео одной из таких камер.
На акции 21 апреля полиция задержала всего несколько десятков человек. Поведение полицейских разительно отличалось от январских протестов, когда число задержанных исчислялось тысячами. Тем не менее сразу после акции начались "точечные" задержания ее участников, которые продолжаются уже почти неделю. В числе задержанных – политики, журналисты, писатели и обычные активисты.
В понедельник прокуратура Москвы приостановила деятельность штабов Алексея Навального до решения суда, который рассматривает вопрос о признании Фонда борьбы с коррупцией экстремистской организацией. Вслед за этим о приостановке работы объявили и сами представители штабов находящегося в колонии политика. В соцсетях стало появляться все больше постов, преисполненных пессимизма в связи с происходящим: обвинения в сотрудничестве с признанной экстремистской организацией куда серьезнее, чем административный протокол за участие в митинге, и могут грозить многолетними тюремными сроками – а в том, что суд в итоге признает ФБК "экстремистским", практически никто из комментаторов не сомневается.
Отчет в серьезности нового витка репрессий отдает себе и Алексей Головенко, несмотря на то что в его случае суд неожиданно для многих вынес оправдательное решение. В интервью Радио Свобода врач рассказывает, с какими мыслями он вернулся домой после суток в полиции и что, по его мнению, ждет российскую оппозицию в ближайшем будущем.
– Ваши коллеги говорят, что вы не участвовали в акции 21 апреля, а просто шли с работы домой. Вы действительно случайно пересеклись с протестующими?
– Честно говоря, в этом и парадокс: я не скрываю, что я в достаточной степени сочувствую либеральной общественности страны, участвую в акциях, дважды до сей поры уже был задержан, и всякий раз меня штрафовали. В этот раз, как ни удивительно, я в центре города оказался именно по работе. Закончилась медицинская конференция, и я, просто выйдя на улицу, оказался в гуще митинга. Но, поскольку митинг есть митинг, я минут 20 следовал просто по пути с людьми. В один из моментов на моем пути оказались сотрудники Би-би-си. Они спрашивали про политические взгляды и про то, зачем, по моему мнению, люди ходят на митинги. Я не думаю, что именно это интервью послужило причиной задержания, я думаю, что, скорее, причиной стал мой анамнез, история того, что я уже когда-то задерживался. Наверное, проще отрабатывать кандидатуры людей, которых уже задерживали, чем искать новых. Но в этот раз меня поразило, во-первых, полное отсутствие доказательной базы: мне вменяли не просто сам факт участия в митинге, а именно участие в митинге, которое повлекло пробки, нарушение работы инфраструктуры, мешало дорожному движению. В суде никаких доказательств этого представлено не было. Там был лишь 15-секундный ролик, где я просто иду. Причем, по моим воспоминаниям, я иду, просто выходя с конференции, из офиса компании, которая организовала конференцию. Вот вся доказательная база.
– Это и есть то самое видео вашего интервью Би-би-си? (Радио Свобода не удалось найти кадры с Алексеем Головенко на записи трансляции Би-би-си. В один из моментов ведущая стрима говорит, что только что пообщалась с "интеллигентным молодым человеком", но извиняется за то, что в этот момент трансляция по техническим причинам прервалась. – Прим. РС).
– Нет, это видео, снятое камерами городского наблюдения. Там сложно сказать: может быть, оно снято и людьми, которые там были. Бросалось в глаза, что в толпе протестующих ходили люди в одинаковой одежде, я бы даже сказал, с одинаковыми стрижками, которые всех активно снимали. Со мной, например, был задержан человек – к счастью, его тоже сегодня оправдали, – которого сняли для какого-то телеграм-канала, который вроде бы позиционируется как оппозиционный, но это же видео было предъявлено в суде. На нем опять-таки видно, что человек просто идет, то есть сложно сказать, что он участвует в митинге. Он просто двигается по улице своего города. В наших с ним случаях, к счастью, низкая доказательная база смутила и суд, и я с удивлением обнаружил, что суд может быть не просто зачиткой скучного протокола. В суде реально было продемонстрировано видео со мной, были заданы вопросы полицейским, которые меня задержали: "Считаете ли вы это достаточным основанием для того, чтобы человека доставлять в отделение?", и так далее. С 21 апреля я нигде не скрывался, ходил на работу, принимал пациентов, у меня была конференция в пятницу, я был публичен, зачем было устраивать цирк и в воскресенье уводить меня прямо с прогулки с детьми, на их глазах – надо заметить, с соответствующими психологическими травмами? Уводить куда-то и оставлять меня ночевать в отделении. Самое досадное, что в 7 утра у меня отобрали книгу, которую я читал, пришли и сказали: "Нам сверху спущено указание – все у вас забрать, кроме, условно, продуктов и смены белья".
– Как вы объяснили детям, что это было, когда вернулись из суда оправданным?
– У меня дети еще в таком возрасте, когда их можно не погружать в политику. Но я объяснил, и на вопрос моей дочери, было ли мне страшно в суде, сказал, что поскольку в суде я мог говорить и говорил только правду, то справедливый суд заявил, что никакие дороги я не перекрывал. А обвиняли меня именно в этом, это именно "арестная" статья, арест предполагается не просто за участие в митинге, а участи в митинге, которое повлекло за собой какие-то последствия для города. Мне уже дважды вменяли эту статью, и в 2019 году, и в начале этого года. Я всю ночь себя психологически готовил к тому, что в ближайшие 15 суток я буду наверстывать упущенное в мировой литературе, то есть сидеть и читать, читать, читать. Но оказалось иначе.
– Вы удивлены, что суд был объективным и честным, и мы действительно знаем, что так случается не всегда. Может быть, сыграла свою роль ваша известность и кампания в ваша поддержку, которую ваши коллеги быстро организовали в социальных сетях?
– Я допускаю, что это могло быть так, потому что поддержка вдруг появилась такая, на которую я, честно говоря, не очень рассчитывал. Я уж точно не самый известный российский гастроэнтеролог, и точно не самый лучший. Но, наверное, это имеет какое-то значение, потому что большинство ресурсов об этом написали, поддержку мне выразили многие мои именитые коллеги. Это важно. Большое облегчение я испытал, когда понял, что я не один, что в соседней камере сидит точно так же задержанный человек, тоже, прямо скажем, не маргинал, а руководитель отдела компании, образованный, которого так же демонстративно задержали в рамках кампании устрашения. Это сразу стало большой отдушиной. И во-вторых, главное – это то, что ночью никакой информации извне я не знал: не проводится ли у меня дома обыск в присутствии моих детей и жены, не фабрикуется ли против меня уголовное дело? А потом появился адвокат от правозащитной организации. И приход адвоката, который уже в ночи фактически пришел и добился, чтобы его пропустили, что тоже, увы, редкость для всех последних процессов, это, конечно, был глоток свежего воздуха. Поэтому я мало того что не жалею не об одном потраченном рубле на кампанию "ОВД-Инфо", куда я регулярно перечисляю деньги, но и могу призвать всех активно их поддерживать. Их девиз – "человек не должен оставаться один на один с системой". Да, страшно не то, что могут побить, не то, что у меня пытались взять отпечатки пальцев, а я, как мог, отбился, страшно то, что ты один на двое суток, и ты не знаешь, что вообще происходит в твоей жизни сейчас, что делают с членами семьи. "ОВД-Инфо" и другие правозащитники делают великое дело.
– Последняя акция была спокойной в плане задержаний, по крайней мере, в Москве их было не очень много. Но теперь ваша история и еще несколько историй, произошедших сегодня и вчера, позволяют предположить, что по видео будут вычислять каких-то людей и уже постфактум их задерживать.
– Я думаю, что это именно так. Для меня совершенно очевиден устрашающий смысл того, что вот было продемонстрировано со мной и с другими гражданами. Теперь все те люди, которые вышли, но у которых раньше не было опыта попадания в полицию, безусловно, задумаются: а безопасно ли вообще покидать дом в день митинга? Формально, если бы не попался сегодня настоящий судья, то фактически расчет был на то, что суд примет видео с моим проходом по улице и этого должно было быть достаточно, чтобы дать 15 суток ареста, скажем. Получается, что в день протестных акций людям вообще не стоит выходить из дома. И конечно, многие люди, имеющие бизнес, который зависит от государства, испуганы и задумаются об этом. Мне совершенно понятен смысл устрашения. Одного молодого человека, которого судили вместе со мной, выманили так: просто позвонили и сказали, что его машину задели на улице, попросили спуститься, чтобы уладить какие-то страховые дела. Он спустился и был задержан. Вот такие приемы идут в ход. Меня, например, вычислили еще и по камерам на подъезде: в Москве действует какая-то система распознавания лиц, как считается – для профилактики ковида, но меня [в день задержания] явно именно по ней отследили до соседнего двора, где мы вместе с друзьями гуляли с детьми. Мы пошли с ними на детскую площадку, и прямо в подъезде их дома, куда мы потом пошли перекусить, дежурил терпеливый майор полиции. Теперь вот так работают.
– Вы говорите про устрашение, но одно дело – выйти из дома на митинг и быть арестованным на несколько суток, пусть даже на 15 или на 30, и совсем другое – быть обвиненным в сотрудничестве с экстремистской организацией. Сейчас готовится решение о признании таковой Фонда борьбы с коррупцией, оно де-факто уже действует. Это будет грозить людям гораздо более серьезными последствиями, чем просто задержание на митинге. Это вас не страшит? Я видел у вас в фейсбуке, например, фотографии символики Навального, наклейки, что-то еще такого рода. Скоро это будет равносильно тому, как если бы вы ходили по городу и расклеивали наклейки со свастиками.
Я, к сожалению, сегодня отключил регулярные платежи в адрес Фонда борьбы с коррупцией
– Я удалил, увы, все посты с этой символикой из своего фейсбука, я вышел из многих чатов, где мы как-то обсуждали Навального и его кампании. Я не являюсь его сторонником, не могу сказать, что это идеальный кандидат в президенты России, но он единственный, кто делает политику, наиболее эффективно пытался ее делать. Для меня это, конечно, реальное объявление кампании против вообще любой политики. Других сил такого масштаба, кроме Навального, я лично не вижу, хотя я, конечно, не политолог, я врач. Но это реальный удар. Я, к сожалению, сегодня отключил регулярные платежи в адрес Фонда борьбы с коррупцией, и я с замиранием сердца жду, что будет дальше. Будет ли предложена либеральной части общества какая-то альтернатива, появится ли какая-то возможность поддерживать эти штабы? 15 суток я переживу, я смогу за это время что-то почитать, не умру с голоду, наверное, но если за любое появление в день митинга на улице может грозить уголовное дело по статье "Экстремизм" – это уже тяжкая статья в России, предполагающая длительное тюремное заключение. Мне не хочется транслировать это на широкую аудиторию, но для меня это будет звоночком: не пора ли сменить страну проживания. Потому что я живу не один, у меня есть семья, и хотя я рассчитываю трудиться в России, но бывают ситуации… Это уже сигнал к абсолютной авторитарности и к настоящим репрессиям. Когда это штраф или арест, это неприятные, но для большинства переносимые репрессии. Уголовное преследование, которое закрывает возможность получения визы или вида на жительство в других странах, – для меня, наверное, это некая красная линия, которой я, увы, опасаюсь. Хотя я уверен, что есть более смелые люди, чем я.
– У вас же еще, помимо семьи и детей, есть пациенты, которые в этот раз лишились вашей помощи из-за вашего задержания. Это важный для вас фактор в принятии каких-то решений?
– Я живу в обществе и чувствую ответственность и перед клиниками, где я работаю, и перед самими пациентами. Мало того, что у меня украли единственный выходной за последний месяц, у меня украли теперь и еще один день, который я из выходного превращу в рабочий, чтобы как-то помочь тем людям, которых я не принял из-за задержания и суда. Одна из причин, по которой я выхожу на митинги, заключается в том, что сейчас сузился круг просветительской деятельности, которой я тоже занимаюсь. Я выпускаю образовательные посты для пациентов, в том числе по редким заболеваниям, которые я лечу. То есть формально уже сейчас я должен с кем-то эти посты согласовывать. Еще немножко, и, мне кажется, сузится и в целом круг частной медицины в России. У меня может просто не остаться возможностей для работы. Я уже молчу про то, что я почти не контактирую с государством. Я контактирую с государством, только когда плачу квартплату и, может быть, случайный штраф за превышение скорости. Клиники частные, школа частная. Я как будто бы живу в государстве, но и не живу в нем при этом, не имею с ним никаких связей. И все равно это государство все время пытается пролезть в мою жизнь. Это глобальная проблема в моей жизни, и мне очень хочется надеяться, что мне не придется ее решать эмиграцией.
– Какое впечатление оставило у вас то, что вы видели на улице, пока успели пройти с этим шествием какое-то время? Протест затухает? Люди подавлены или, напротив, воодушевлены?
Это не голодные бунты
– Конечно, репрессии – штука эффективная, и сногсшибательного количества людей на улицах я не увидел. Я просто проходил мимо, всего минут 20, поэтому не в состоянии оценить, сколько было людей. Вдобавок, увы, организаторы выбрали место, которое очень легко сепарируется на какие-то группы людей, и правоохранительные органы разобщали потоки, чтобы нельзя было увидеть толпу, потому что толпа психологически действует воодушевляюще: "Вот сколько вышло народа!" Я не вижу, что народа стало сильно больше или сильно меньше, я вижу все те же лица образованных людей, которые не выходят туда от отчаяния, скорее, это тот самый средний класс, люди, занимающиеся достаточно эффективным бизнесом, творческая интеллигенция. Это не голодные бунты, это люди, у которых в силу экономического и интеллектуального положения появилась потребность в свободе. Что меня всегда удивляет, это то, что мне очень легко найти общий язык почти с любым человеком в этой толпе, потому что там нет футбольных фанатов, нет людей с черно-белым мышлением. Могу сказать, что мой последний опыт задержания в феврале меня поразил двумя вещами: во-первых, все были первый раз, то есть там не было людей, которые регулярно участвуют в акциях подобного рода. Во-вторых, большинство этих людей не считали себя "группой поддержки Навального", это были люди, которые вышли против ущемления своих вполне естественных прав. И это люди, думающие и связывающие свою судьбу именно с Россией, вот что удивительно. Они имеют все возможности работать за рубежом, но хотят улучшить среду вокруг себя. Ужас в том, что при таких репрессиях, конечно, их станет мало.
– Можно ли добиться каких-то изменений в стране, если их драйвером будет оставаться эта довольно узкая прослойка? Вы говорите про футбольных фанатов. Что ни говори, а если бы не условные "футбольные фанаты" или, например, националисты, в Украине не было бы никакого Майдана и страна не стронулась бы с мертвой точки.
– Мне сложно делать предположения, и я, конечно, понимаю, что протест в Украине отличался, например, от протеста в Белоруссии тем, что там появилась масса людей, которым нечего было терять, которые смогли рискнуть всем и внезапно выиграть. Потому что в Украине, конечно, с точки зрения европейского вектора развития страны, процесс гораздо более позитивный. Но по поводу России у меня пока некое разочарование присутствует. Я не очень понимаю: вот объявят следующий подобный митинг, насколько я должен быть там? Потому что я не очень верю, что это к чему-то вообще приводит. Ну, вот мы вышли, и есть истории задержания не только меня, но и более известных людей, люди об этом узнают, люди интересуются, какой-то процент людей, далеких от политики, залезет первый раз на YouTube и посмотрит ролики того же Навального. Но вот программы ни в головах протестующих, ни, к сожалению, в головах организаторов я пока не вижу. Поэтому не выходить мы не можем, а что делать дальше, мы не знаем.
Не выходить мы не можем, а что делать дальше, мы не знаем
– Что касается Навального, мы знаем, что врачей к нему в итоге пустили, пусть и не тех персонально врачей, которых он просил. Какие для него есть дальше, на ваш взгляд, варианты развития событий? Когда он вернулся, все задавались вопросом, почему он это сделал, и многие отвечали на этот вопрос так: он это сделал, потому что он не видит себя как политик вне России, он знал, на какой риск шел, и вот эти риски себя проявили. Сейчас, когда мы знаем о его состоянии здоровья в колонии, если бы стало известно, что Россия готова его отпустить в какую-то западную страну, если он согласится уехать, вы бы посоветовали ему уезжать, чтобы просто сохранить жизнь?
– Я понимаю, что Навальный – пассионарий и что у него не было, наверное, другого выбора. Если бы он остался за рубежом, это означало бы политическую смерть. Сейчас он, наверное, "потенциальный кандидат", который в случае, если элиты как-то попробуют поменять строй, будет очевидным проводником многих идей. Проводником, скорее всего, временным, увы: никто из думающих людей, наверное, не связывает с Навальным долгосрочную политическую программу. Я понимаю мотивацию его поступков, но вот сказать, стоит ли ему сейчас уезжать и издалека руководить протестом, я не могу, я просто не обладаю для этого достаточными компетенциями. Так уж получилось, что моя основная работа – это как раз призывать людей делать выводы на основании свидетельств, на основании какой-то науки, в частности, в медицине.
– Я и задал вам этот вопрос по той причине, что вы врач, а свидетельства, кажется, говорят о том, что Навальному нужно лечение и он реально рискует не только здоровьем, но и жизнью.
– Наверное, для него не возвращаться было нельзя. Сейчас, к счастью, удалось уговорить его прекратить хотя бы голодовку, которая не является, увы, эффективным шагом в российской системе псевдоправосудия. То, что он жив, это хорошо, потому что все, кроме смерти, обратимо. Когда-то, вне сомнения, произойдет какая-то рокировка в элитах. Я чувствую, что это не может продолжаться вечно, и как бы быстро у нас ни появлялись камеры в подъездах, как бы репрессивная машина ни раскручивала свой маховик, все равно нельзя игнорировать то, что есть огромный пул российских граждан, которые образованны, которые пользуются интернетом и которых уже не провести. И главное, что этих людей становится все больше. Допустим, я убежденный сторонник того, что нужны перемены, а есть люди, которых задерживали случайно, которые пострадали от этих случайных задержаний, члены семей этих людей, которых лишали 15 суток жизни, и эти люди точно никогда не станут активно поддерживать власть. Они могут быть пассивными "молчунами", но когда хоть какие-то сдвиги в обществе произойдут – вероятно, сверху, к сожалению, – я уверен, что эти люди окажут поддержку новому политическому бризу в России.
