"Сталкинг – это обычное, психологически довольно понятное поведение. Толчком может являться знакомое многим поведение, когда тебе кто-то нравится, а он об этом не знает или отвергает тебя. А ты переживаешь и хочешь знать, что происходит с ним, и ты начинаешь проверять соцсети. Вопрос в том, где ты остановишься: пойдешь ли ты встречать его у метро или звонить с чужих номеров и дышать в трубку", – говорит режиссер спектакля про сталкинг Вера Пирогова. Первый рабочий показ его прошел в Театр.doc 11 апреля.
Любая тема – это вход в человеческую жизнь
Спектакль сделан в технике "вербатим" – это интервью столкнувшихся с преследованием и нарушением личных границ, дословно воспроизведенные актерами на сцене. Вера Пирогова уже не раз работала в таком формате.
"Я на самом деле просто люблю брать интервью. Это моя любовь. Я люблю, когда человек говорит долго, а я его слушаю. Мне кажется, тема – это вход в человеческую жизнь. Он тебе начинает рассказывать про сталкинг, а говорит на самом деле про себя. Это то, что для меня очень важно. Мне важны человеческие жизни, судьбы", – поясняет режиссер.
Она подключилась к проекту на этапе, когда идея была уже сформулирована. Нужно было подобрать формат и начать общаться с теми, кто своими историями готов поделиться.
Первоначально идея создать проект на тему преследования появилась у Егора Исаева. Он планировал снять короткометражный художественный фильм на тему сталкинга. "Когда я начал собирать материал, брать интервью, я понял, что это какая-то непроговоренная проблема, потому что с ней сталкиваются почти все, – отмечает автор проекта. – Где-то это радикальные формы преследования, где-то – не выходящие за рамки наблюдения за кем-то в сети. Но так или иначе тема сопровождает нашу жизнь".
Нарратив о том, что оба виноваты, встречается часто
Больше всего Исаева поразило не только то, что тема оказалась по-настоящему бытовой и знакомой многим, но и то, что самого термина "сталкинг" многие столкнувшиеся с этой проблемой не знали. "Я понял, что нет еще даже языка описания, и подумал, что делать фильм, когда какой-то большой общественной дискуссии на эту тему еще не случилось, не очень честно. Получается такая эксплуатация социального феномена", – добавляет Исаев.
В итоге он собрал команду, в которую вошли помимо Веры Пироговой еще Анна Беркова и Дарья Килина. Вместе они решили создать интерактивный проект "Лавр" на тему сталкинга. Первый показ спектакля, который прошел в Театре.doc, – только часть большой истории. Всего будет три показа, следующий из которых пройдет в мае. Помимо спектаклей команда планирует создать короткометражный художественный фильм, а также сайт с историями людей, переживших опыт преследования.
И в спектакле, и на сайте в основном звучат истории жертв сталкинга. По словам Исаева, это связано с тем, что в обществе все еще не сформировалось единого мнения о том, нужно ли включать в такие дискуссии голос преследователя, а если нужно, то в каком формате.
– Мы много времени потратили на то, чтобы добиться консенсуса по поводу использования таких историй, – поясняет автор проекта. – В первом показе мы представили рассказ девушки, которая преследовала своего бывшего молодого человека, уже после того, как он женился. Эту проблему она уже как бы начала прорабатывать: она понимает, что какая-то странная девиация с ней приключилась, и обратилась за помощью к психотерапевту. Про эту историю она активно думает и рефлексирует и вообще оказалась достаточно вменяемым респондентом. А вот что делать с преследователями, которые эти эпизоды не проработали, мы пока не понимаем. Там же много историй еще с домашним насилием связано.
Почти у каждой есть такой опыт
Исаев добавляет, что рассказывать об опыте преследования готовы в основном либо те, кто описывает этот опыт как "помрачение", либо те, кто считает, что в ситуации сталкинга виноваты обе стороны конфликта. Чаще всего в последнем случае речь идет о сталкинге за бывшим партнером. "Этот нарратив о том, что оба виноваты, встречается часто. Аргумент такой: да, я преследовал/а, но потому что партнер сделал что-то ужасное. То есть смещаются акценты. Преследование начинает описываться как результат каких-то проблем в отношениях, которые принимают такую форму, потому что преследователя не поняли", – рассказывает автор проекта.
Еще одна проблема с тем, чтобы давать преследователям право высказаться, состоит в том, что в итоге их истории вызывают у аудитории жалость. "С ними пытаются солидаризироваться, искать у них проблемы с головой, сочувствовать им", – объясняет соавтор проекта Анна Беркова.
И для нее, и для Исаева спектакль о сталкинге стал первой возможностью погрузиться в эту тему. "У меня сталкера, слава богу, никогда не было. И надеюсь, что никогда не будет. Но когда начала работать над темой, вспомнила истории своих подруг и поняла, что почти у каждой есть такой опыт. До сих пор, когда встречаюсь со знакомыми, которых давно не видела, и рассказываю о нашем проекте про преследование, слышу: "А у меня тоже был такой случай, давай я тебе расскажу", – делится соавтор проекта.
Я был убежден, что у нас есть закон против сталкинга
Изначально она не ожидала, что историй окажется настолько много. "Это как я недавно проснулась с новостью о том, что у моих знакомых из журнала DOXA проходят обыски. Я не удивилась, потому что я прекрасно знаю, как живет независимая журналистка в России сейчас. Но это меня продолжает трогать. И я не могу на это не реагировать. Так же и со сталкингом. Меня уже не удивляет, что историй так много, но меня это пугает. И мне хочется, чтобы было по-другому", – добавляет Беркова.
Исаева же поразило не только количество историй, а то, что жертвы сталкинга в России никак не защищены: "Я был слепо убежден, что у нас есть закон против преследования, что, как в американских фильмах, у нас дают ордера, которые не разрешают приближаться к жертве. Когда брал интервью – понял, что ничего подобного нет в принципе".
У нас даже серьезные формы насилия не наказываются
Информацию о том, что законодательно проблема сталкинга в России никак не регулируется, подтверждает юрист Дарьяна Грязнова. Официально сталкинг не является ни преступлением, ни правонарушением. Есть, однако, ряд статей, которые могут быть задействованы в случае преследования. Например, есть административная статья за оскорбление (ст. 5.61 КоАП) и за уничтожение или повреждение чужого имущества при отсутствии значительного ущерба (ст. 7.17 КоАП).
Уголовная ответственность может наступить за распространение заведомо ложных и порочащих сведений (ст. 128.1 УК), за нарушение неприкосновенности частной жизни, например, распространение интимных фотографий (ст. 137 УК), за угрозу убийством или причинением тяжкого вреда здоровью (ст. 119 УК), за нарушение тайны переписки, например, взлом аккаунтов электронной почты и социальных сетей (ст. 138 УК), нарушение неприкосновенности жилища (ст. 139 УК) и ряду других статей.
"Важно понимать, что многие проявления сталкинга – например, постоянные звонки или сообщения, в которых нет ярко выраженной угрозы, не относятся к уголовно наказуемым", – подчеркивает Грязнова. По ее словам, у полиции также отсутствует понимание того, что преследование травмирует, унижает жертву и вызывает у нее страх за свою безопасность, что является одной из причин того, что многие дела не возбуждаются и не расследуются даже при наличии состава преступления.
"У нас даже серьезные формы домашнего насилия, например, физическое или сексуальное насилие, зачастую не наказываются, что тут говорить о сталкинге", – добавляет юрист. Чаще всего преследуют жертву, по ее наблюдениям, бывшие партнеры после того, как отношения завершились. В этой ситуации тот, кого преследуют, чувствует себя наиболее уязвимо, так как осознает реальную опасность и не всегда может рассчитывать на помощь со стороны полиции.
В такой ситуации оказалась жительница Перми Мария. С Владиславом она рассталась почти полтора года назад, но он продолжает преследовать ее и оскорблять.
"Все началось, когда мы проживали на одной территории. Он стал ограничивать мое общение с подругами: выискивал какие-то факты о них, якобы они меня обманывают. С подругами я общаться не переставала, но делала это так, чтобы он не узнал", – вспоминает Мария.
Вечером я возвращаюсь домой – он снова стоит, мол, поговорить надо
После расставания она поменяла замки в квартире, где живет с отцом и дочкой. Раньше там с ними жил и Владислав. "Он стал меня караулить. Я вызывала полицию. Они говорят: "Ну он же просто в подъезде у вас стоит, ничего не делает". А он мог всю ночь в подъезде стоять и звонить нам в дверь. Утром выхожу из дома – он на машине у подъезда караулит. Вечером я возвращаюсь домой – он снова стоит, мол, поговорить надо. Теперь меня папа на работу провожает и встречает, когда я возвращаюсь", – рассказывает Мария.
Однажды, по ее словам, бывший молодой человек выследил, где она работает. Он ехал за ней на машине до офиса, потом несколько раз приходил в здание. "У нас там охрана. Я предупредила, что если обо мне будут спрашивать, я тут не работаю", – добавляет девушка.
Преследует Владислав не только ее, но и ее родственников. Мария вспоминает, что однажды ее бывший друг порезал сестре колеса, потом начал кидать в окно ее дома камни и выключил отопление. Матери заливал клеем замочную скважину.
– У нас изрисовал весь подъезд. Там мои имя и фамилия и всякие такие слова: мразь, шлюха. У мамы в подъезде то же самое написал, – вздыхает Мария. – У меня одно время появилось желание уехать с дочкой из города. Он, видимо, почувствовал и сказал мне, что если я уеду, он не даст моим родственникам нормально жить. Он говорит: "Мне ничего за это все равно не будет, потому что полиция ничего не докажет, а мне терять нечего. Я уже сидел и ничего не боюсь".
По версии Владислава, конфликт между ним и семьей бывшей девушки возник из-за того, что он увидел, как дедушка приставал к дочери Марии. Женщина в это поверить не захотела, потому что иначе ей бы пришлось съехать из квартиры, где она сейчас живет с отцом и ребенком.
Точный масштаб сталкинга в России неизвестен. Никаких исследований на эту тему не проводилось. По данным Национального центра помощи жертвам преступлений США, в 2018 году около 16% американок и почти 5% американцев хотя бы раз подвергались преследованию.
Четкого определения, что является преследованием, в России тоже до сих пор нет. В Конвенции Совета Европы о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием есть статья 34, посвященная проблеме сталкинга. Там преследованием называется "неоднократное угрожающее поведение, направленное на другое лицо, которое вызывает у него страх за свою безопасность". Согласно положению Конвенции, такое поведение должно быть уголовно наказуемым. Россия же этот документ все еще не ратифицировала.
