Координатор штаба Навального в Ростове-на-Дону Ксения Середкина получила на трех листах предостережение от прокурора. Активистку предупреждают, что она может быть привлечена к ответственности по статье 212 УК РФ "Массовые беспорядки", так как, по версии прокуратуры, размещает агитационные материалы о готовящейся акции массового протеста. В предостережении написано, что Ксения Середкина неоднократно привлекалась к административной ответственности. Действительно, координатора штаба Навального в Ростове-на-Дону не раз судили по "митинговым" статьям, недавно она за организацию январских протестов в поддержку Навального провела под арестом 11 суток, несмотря на то что она одна воспитывает несовершеннолетнюю дочь. Вот что Ксения Середкина рассказала в интервью Радио Свобода.
Мне дали трое суток ареста за организацию массового мероприятия, которого ещё не было!
– Раньше нам подобные предостережения уже делали, но размещались они на одном листе, и приносили их участковые, а не заместители прокуроров. Юристы говорят, что это не сильно страшно, но создается ощущение, что власти что-то против меня и нашего штаба затевают в преддверии большого весеннего митинга. Они меня предостерегли за действия анонимного паблика (речь идет о наших социальных сетях). Информация в соцсетях штаба размещается анонимно, и соцсети ведутся анонимно. Они меня в предостережении уже заочно обвинили в организации несогласованного мероприятия, которого еще не было!
– Вы недавно первый раз были арестованы по административной статье. Вас не напугал опыт пребывания за решеткой?
– Меня возмутил сам факт незаконного задержания и ареста. Полицейские пришли за мной 22 января в хостел, где мы прятались с коллегой, чтобы 23 января успеть дойти до митинга. Забрали меня без куртки, обуви и личных вещей. Полицейские силой выбили из рук мой телефон. Больше до суда я его не видела. Где он был и что с ним делали – непонятно. Мне дали трое суток ареста за организацию массового мероприятия, которого ещё не было! Смешно получается: 22 января меня посадили за организацию акции, которая прошла 23 января. Называется это – слетали в будущее. А если бы никто не вышел на январский митинг, за что же я тогда была приговорена к аресту? На выходе из спецприемника меня встретили сотрудники Центра "Э", и мне вменили статью 19.3 КоАП, и я получила еще 8 суток административного ареста. По этой статье прошли сроки давности, и протоколы были составлены с многочисленными нарушениями. Мой адвокат указывал на них, но суд не принял его слова во внимание. Меня, как мать ребенка в возрасте до 14 лет, не имели права помещать под арест, потому что такие действия нарушают часть 2 статьи 3.9 КоАП РФ.
Общественность Ростова-на-Дону встала на мою сторону, даже те, кто не разделяет моих политических взглядов
Ничего плохого о сотрудниках спецприемников и моих сокамерницах я сказать не могу. Сокамерницы уже сделали по несколько ходок на зону – им было что мне рассказать. Я сейчас все знаю обо всех женских колониях в Ростовской области. Одна из сокамерниц была солевой наркоманкой, потом завязала, но перешла на алкоголь, а вторая регулярно крадет в магазинах. Сотрудники спецприемника действовали строго по инструкции, соблюдали мои права и нормально ко мне относились, как и к другим арестованным. Иногда они нас водили в душ чаще чем раз в неделю. Спецприемник меня не напугал. Ну да: четыре стены, нет часов, поэтому иногда теряется чувство времени, несвобода, нет возможности получать новости. Все это грустно, неприятно, но не смертельно.
– В законе написано, что арест по административной статье не может применяться в отношении женщин, воспитывающих детей в возрасте до четырнадцати лет. Уполномоченная по правам ребенка в Ростовской области Ирина Черкасова попросила прокуратуру объяснить с правовой точки зрения обоснованность вашего ареста. Вы знаете, что ей ответили?
– Общественность Ростова-на-Дону встала на мою сторону, даже те, кто не разделяет моих политических взглядов. Да, Ирина Черкасова написала жалобу в прокуратуру, другие общественники тоже писали жалобы в различные инстанции. Кому-то прокуратура отвечала, другим нет. В одном из ответов написано, что никакого нарушения законодательства нет, мой арест обоснован. Кроме того, прокуратура планирует выяснить, в каких условиях проживает моя несовершеннолетняя дочь. Я одна воспитываю ребенка, у меня нет кровных родственников, кроме нее. Ситуация у нас непростая, и силовики знают мое больное место. Несколько лет назад, когда мы жили в Ейске и я была там координатором народного штаба Навального, после того, как я заявила протестную акцию, по анонимной жалобе якобы от соседей опека пришла ко мне домой с проверкой. В жалобе была написана полная ерунда, якобы я с утра до ночи употребляю алкоголь и дерусь со всеми соседями. Ничего подобного, конечно, не происходило, с соседями я никогда не ссорилась. Я узнала от классного руководителя ребенка, что ее открытым текстом просили оклеветать меня. Директора школы об этом тоже просили. Сотрудникам школы объяснили, что речь идет об изъятии дочери из семьи. Директор сказал: "Я не знаю, что ты им сделала, но взъелись на тебя капитально – мне звонили аж оттуда". Директор и учителя клеветать на меня не стали. Они сказали: "У нас столько неблагополучных семей, мы подаем жалобы в полицию от имени школы и просим принять меры. Но эти жалобы остаются без последствий. В лучшем случае полиция приходит в неблагополучную семью, составляет акт и уходит". Больше опека к нам не приходила. Я думаю, силовикам сейчас трудно подключить опеку к борьбе со мной, потому что я работаю в Ростове-на-Дону, а дочь прописана в Краснодарском крае.
– Кто будет заботиться о вашем ребенке, если на вас возбудят уголовное дело?
У нас не осталось после обыска денег даже на автобус
– У нас хорошие отношения с мамой бывшего мужа, она сможет позаботиться о дочери. Бабушка поддерживает мою работу, она тоже сторонница Навального. Пенсионеры – это один из самых ущемленных слоев населения. Бабушка и дедушка моей дочери работали всю жизнь на предприятиях. Дедушка уже умер, а бабушка получает пенсию 12 тысяч рублей. Конечно, мне страшно за дочь. Я каждый день думаю, как будут развиваться события, если за мной придут. Но я хочу, чтобы мой ребенок жил в нормальной стране с качественными медициной и образованием, с достойными зарплатами и пенсиями, в стране, в которой соблюдают права и уважают Конституцию. Я надеюсь, что и мне достанется кусочек жизни при нормальной власти, поэтому продолжаю работать координатором штаба Навального.
– Как дочь относится к вашей работе?
– Дочь все знает с самого начала о моей работе. Ребенок знает, куда прятать телефон, если в дверь постучали. У нее есть инструкции, как незаметно убежать из дома и куда надо бежать. Дочь уже сумела стоически пережить обыск по делу ФБК. Во время обыска маленькую съемную квартиру перевернули вверх дном. Полицейские не выпустили дочь из дома, заставили ее на это все смотреть. Во время обыска у ребенка забрали телефон и планшет. Они были разблокированы, силовики видели, что там ничего не было, кроме игр, но все равно отобрали у дочери ее вещи. Ребенок вел себя во время обыска очень спокойно. Потом она рассказала, что дядя в форме спросил ее на кухне, знает ли она пароль от моего телефона. Он попросил сказать пароль, пообещав не забирать телефон дочери. Дочь ответила, что сама ему ничего не скажет, но знает того, кто тоже знает пароль. Следователь обрадовался, а дочь принесла ему игрушечного кота по кличке Шпион. Следователь сказал: "Но я боюсь, что кот мне не расскажет ничего". Дочь пожала плечами и ответила: "Тогда не знаю. Мне он всегда все рассказывает". Когда полицейские ушли, дочь долго плакала. У нас не осталось после обыска денег даже на автобус. Хозяйка квартиры, на глазах у которой нас обыскивали, дала нам взаймы немного денег. Я попросила хозяйку квартиры присмотреть за ребенком, а сама поехала в село к маме мужа. У нее тоже был обыск, но ничего не изъяли, потому что ничего у бабушки не было, кроме кнопочных телефонов. После обыска мне было очень не по себе. Но хозяйка квартиры разрешила внести квартплату позже, подписчики прислали нам донаты на новую технику, и многие люди поддержали нас. После беспредела власти мы всегда чувствуем поддержку людей. И чем сильнее беспредел, тем сильнее поддержка. Я за годы работы в команде Навального ни разу не видела ни одного удостоверения сотрудника Центра "Э". Они прячут лица во время задержаний, их данных нет в протоколах и документах. Они так делают, потому что понимают, что творят полное беззаконие, и не хотят становиться известными широкой публике.
– Что вы подумали и почувствовали, когда узнали о том, что суд заменил Навальному условный срок на реальный?
Невиновного человека отправили за решетку, а воры, бандиты и убийцы ходят свободно по земле
– Я, как и другие сторонники Навального, думала, что готова к тому, что с Алексеем может случиться самое страшное. Но когда я сидела дома у подруги и смотрела трансляцию из зала суда над Навальным, то мне было трудно справиться с гневом и болью. Невозможно было смотреть на суд, который превратился в моей стране в цирк. Невиновного человека отправили за решетку, а воры, бандиты и убийцы ходят свободно по земле – с этим очень трудно смириться. То, что сейчас происходит с Навальным, вызывает у меня возмущение. Я в спецприемнике два дня голодала в знак протеста, потом прекратила по просьбе моего друга. Мне было так трудно, даже от вида овощей было плохо, а Навальному подкладывают в одежду конфеты и жарят в отряде курицу. Я считаю такое поведение издевательским и недопустимым.
– Изменилось ли отношение к штабу Навального в Ростове-на-Дону?
Не мы били людей на митингах, штрафовали и сажали мирных протестующих тоже не мы
– Из помещения, которое мы несколько лет арендовали для штаба, нас попросили срочно выехать, потому что "подключились сотрудники ФСБ". Собственницей этого помещения была пожилая женщина, мама человека, с которым мы договаривались об аренде. Силовики начали "дергать" маму, он испугался за ее здоровье и отказал нам в аренде. Мы с трудом нашли новое помещение для штаба. Люди говорили: "Извините, но мы не связываемся с политическими, потому что боимся". Здание мы в конце концов нашли. В первую же ночь после переезда в штаб с трех часов до шести утра к нам ломилась полиция под предлогом жалобы от соседей. Я потребовала, чтобы полицейские показали удостоверение. Они этого делать не стали, и дверь я им не открыла. Я предполагаю, что они хотели в очередной раз забрать листовки и технику. Штабам Навального работать все сложнее и сложнее. Некоторые сторонники испугались и спрашивают, могут ли их посадить, если они придут в наш штаб. Какая-то часть отстранилась от нас, но я их не осуждаю. Некоторые люди предъявляют нам претензии, мол, вы кинули людей на митинги как пушечное мясо. На них у меня тоже нет обиды, ведь они вышли на митинг, а значит, это самые смелые и отважные люди моей страны. Но не мы били людей на митингах, штрафовали и сажали мирных протестующих тоже не мы. Мы, как и обещали, оказали каждому пострадавшему помощь, оплатили штрафы. И всех предупредили, что если их задержат на митинге, то, скорее всего, оштрафуют или отправят под административный арест, мы на это не сможем повлиять. На январских митингах в Ростове-на-Дону задержали в основном очень молодых людей, почти детей. Власти, на мой взгляд, это сделали специально, что показать, якобы мы вовлекаем детей в протестные акции. Но ход не удался – его все раскусили. Ко мне в камеру под конец ареста посадили 18-летнюю участницу митинга. Ее арестовали за участие в январской акции. После освобождения я приехала в спецприемник, чтобы передать еду арестованным, и увидела эту девушку с мамой. Они вернулись за лекарствами, которые оставили в спецприемнике. Мама и девушка меня обняли. После январских митингов у нас появились новые сторонники, они поддерживают нас и готовы помогать. Это люди самого разного возраста, к слову, среди наших сторонников всегда было много пенсионеров.
– Как вы стали сторонницей Навального?
– У меня всегда было обостренное чувство справедливости, с ним, если честно, живется очень сложно. Я посмотрела фильм "Он вам не Димон" и решила, что буду бороться, потому что так дальше нельзя. Я познакомилась с бывшим школьным учителем и депутатом из Ейска Александром Коровайным и стала разбираться, как устроена политика, потом присоединилась к команде Навального. Я столько за это время пережила, что, наверное, совсем больше ничего не боюсь и ни одна задача мне не кажется сложной. Мне кажется, что я выросла похожей на мою маму. Она была школьной учительницей русского языка и литературы. Мама очень любила свою работу, всегда стояла за своих учеников и смело отстаивала принципы своей профессии. Возможно, я своей работой продолжаю то, что она делала.
