Пытаться заставить молчать могут кого угодно: журналистов и врачей, заключённых и силовиков, политиков и случайных свидетелей того, как колонна танков едет в сторону границы. И чтобы заставить молчать, представители власти "демократической" страны используют, как ни странно, законы, а часто и вовсе принимают именно для этой цели новые.
Так были придуманы законы об "иностранных агентах" – НКО, физических лицах и СМИ; статья о митингах ("дадинская" ст. 212.1 УК); ужесточения в уставе Вооруженных сил России, которые запретили военным указывать информацию о своей службе в интернете и СМИ и иметь телефоны на службе; выхолащивание ОНК; запрет Министерства здравоохранения врачам публично высказываться о коронавирусе и многое другое. Потому что если у кого-то получилось добраться до правды, то он должен молчать – не давать интервью, не проводить расследования, не выходить на акции протеста, не осаждать информационную крепость.
Так повелось: чтобы получить информацию от какого-либо ведомства, как правило, нужно обратиться в руководящий отдел или орган, там запрос довольно долго обрабатывается, и обычно в ответ уходит формализованная отписка, а может и вовсе не уйти ничего, потому что информация, как и способность ее давать, – слишком ценны, чтобы быть в руках каждого в демократической России.
Чтобы заставить каждого молчать, законы и правовые нормы применяются на все лады: активистов и журналистов арестовывают, у них проводят обыски, их ограничивают в действиях, возбуждая в отношении них дела и обвиняя их по самым разным статьям – от нарушения санитарно-эпидемиологических норм (ст. 236 УК) до оправдания терроризма (ч. 2 ст. 205.2 УК) или даже склонения несовершеннолетнего к совершению противоправных действий (ч. 2 ст. 151.2 УК РФ). Словом, использовать можно любую статью, достаточно только немного фантазии и безграничных полномочий. Был бы, в общем, человек, а статья – ну, а дальше все знают. Российские законодатели и правоохранители обладают удивительной способностью: после каждого их действия или нововведения ты неизменно думаешь: "Это точно за гранью, хуже этого придумать невозможно, возмутительнее и невероятнее уже некуда", но каждый раз ошибаешься, потому что оказывается – есть куда.
В феврале 2019 года возбудили дело в отношении журналистки Светланы Прокопьевой – после того, как она в авторской колонке предположила, что действия подростка, взорвавшего у здания архангельского ФСБ самодельную бомбу, могли быть спровоцированы в том числе и государственной политикой, что государство может нести часть ответственности за появление поколения граждан, которые борются с ним. Журналистку обвинили в оправдании терроризма, и многие тогда подумали: "Да это же немыслимо, просто невозможно!" Оказалось, возможно, и все к этому вскоре привыкли. Вообще, говорить о том, что если ты занимаешься независимой деятельностью, связанной с обществом или информацией, то к тебе "могут прийти", давно стало понятной всем нормой.
Потом были "московское дело", уголовное дело в отношении активистки "Открытой России" Анастасии Шевченко, "санитарное дело", дело "Сети", "Нового величия", дело против Любови Соболь по абсурдному обвинению в том, что она проникла в чужое жилище. А ещё были: дело активиста Вячеслава Егорова, который боролся против свалок в Коломне, дела режиссёра Кирилла Серебренникова и журналиста Ивана Голунова. В конце концов, сегодня мы наблюдаем разворот очередного дела против Алексея Навального, который сидит в покровской колонии без права на медицинскую помощь. А из совсем недавнего – на уходящей неделе с обыском пришли к главному редактору "Важных историй" Роману Анину – он проходит свидетелем по делу о нарушении неприкосновенности частной жизни бывшей жены главы "Роснефти" Игоря Сечина. Возбудили дело ещё в сентябре 2016 года по заявлению Ольги Сечиной из-за расследования Анина о ее связи с мегаяхтой "Принцесса Ольга", которая стоила более 100 млн долларов. Когда стало известно об обысках у Анина, все снова возмутились, но не удивился никто: он же независимый журналист, занимается расследованиями – вот и пожалуйста, кто-то наверху захотел, чтобы он молчал.
Через несколько дней после этого, 14 апреля, с обыском пришли в редакцию студенческого журнала DOXA и четырём его сотрудникам. Пришли, судя по всему, из-за видеообращения "Им не победить молодость", записанного в поддержку студентов, которых запугивали отчислением и проблемами в университете, если они будут участвовать в протестах. Сотрудники журнала опубликовали видео 23 января, но вскоре удалили по требованию Роскомнадзора – ведомство обнаружило в нём "вовлечение несовершеннолетних в совершение противоправных действий", то есть призывы участвовать в несогласованных властями митингах.
Долгое время DOXA была студенческим медиа при "Вышке", а в 2019 году начала писать про протесты – потому что студенты в них участвовали, а журнал неотступно рассказывал об их жизни и их интересах. Вскоре после этого "Вышка" от журнала открестилась, ребята отделились от университета, но продолжили делать медиа для студентов. И вот силовики добрались и до него. Суд запретил всем четверым сотрудникам DOXA покидать место проживания с 00:00 до 23:59, пользоваться средствами связи и общаться с кем-либо, кроме своего защитника, следователей и близких родственников. Фактически они находятся под домашним арестом.
План "Крепость" – это попытки поставить блок на всех, кто имеет доступ к хоть сколько-нибудь общественно важной информации
DOXA заступалась за студентов и преподавателей, подвергавшихся необоснованному давлению в вузах, и дело в отношении сотрудников журнала мгновенно вызвало то самое чувство "хуже-то быть не может". На самом деле, конечно, нет никакого мерила "хуже" или "лучше", есть уголовные дела и неприкрытое давление не только на тех, кто представляет открытую оппозицию власти, но и против тех, кто просто играет не по правилам системы, а по своим собственным. Так, из состава комиссий исключают неугодных членов ОНК, угрожают уволившимся сотрудникам силовых ведомств, рассказывающим о том, как на самом деле работает система; арестовывают, сажают, штрафуют тех, кто говорит или делает, по меркам представителей власти, слишком много и поэтому имеет в обществе слишком большое влияние.
Если отбросить подробности, то все эти, несомненно, политически мотивированные уголовные дела и давление на активистов и журналистов направлены на то, чтобы заблокировать информацию, заставить одних людей молчать о правде, а других – её не слушать. Это выглядит как разрастающийся на всю страну неконтролируемый план "Крепость". В миниатюре – в его, так сказать, традиционном проявлении, когда мы чаще всего обращаемся к этому называнию – он выглядит как блокировка отделов полиции от внешнего мира: в дни протестов сотрудники ОВД систематически не допускают адвокатов к подзащитным под предлогом введения в ОВД планов "Крепость". План "Крепость", вообще-то, должен вводиться, когда есть реальная угроза нападения на отделение полиции. И по удивительному совпадению эта опасность появляется именно в день проведения акций протеста.
Но есть и план "Крепость" побольше – это попытки поставить блок на всех, кто имеет доступ к хоть сколько-нибудь общественно важной информации, которую, по мнению представителей власти, этому самому обществу знать необязательно и даже вредно. Гражданам показывают, что прийти могут за каждым: за тем, кто открыто противостоит вранью и коррупции; за тем, кто участвует в выборах; за тем, кто пишет об этом; за теми, кто рассказывает о протестах и поддерживает их участников. Гражданам показывают, что правоохранителям неважно, кого задерживать, сколько лет задержанному или арестованному, чем он занимается, кто у него на попечении, как треснет или сломается его жизнь и жизнь его близких.
Так появляется большой план "Крепость". Тем не менее, скольких бы ни посадили, всё идет не по плану: те сферы, которые власть пытается сделать максимально закрытыми, – колонии, СИЗО, отделы полиции, механизм фабрикации уголовных дел, историческое прошлое, коррупция в правящей элите – абсолютно всё это становится прозрачнее и очевиднее с каждым годом.
Светлана Осипова – московский журналист
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
