В истории отношений России и Америки есть яркие страницы, написанные как бы случайно, людьми, вовсе не стремившимися к этому. Такова героиня нового, четвёртого эпизода подкаста "Обратный адрес". Марджори Пост унаследовала громадную бизнес-империю, вела светский образ жизни, никакими мировыми проблемами не интересовалась, прожила долгую жизнь, но в итоге полтора года, проведенные в России, оказались в этой жизни главными – оказались её самым важным обратным адресом.
На окраине Вашингтона, посреди густого зелёного массива, есть усадьба Хиллвуд, а в ней – частный музей. Собрание музея считается крупнейшей за пределами России коллекцией русского декоративно-прикладного искусства.
В погожий день сюда приятно приехать всей семьей или с гостями из России. В ресторане на свежем воздухе подают блины с икрой, борщ, слоёные пирожки. На Рождество и Пасху посетителей встречают собственной персоной император Николай Александрович с императрицей Александрой Федоровной. Вокруг дома разбит по всем правилам садового искусства парк. На одной лужайке полукругом стоят надгробья, но не людей, а любимых собак и кошек хозяйки дома.
До своей смерти в 1973 году в особняке жила Марджори Пост. Ее состояние оценивалось в своё время в 250 миллионов долларов. Такими капиталами тогда и среди мужчин ворочали единицы. По нынешнему курсу это пять миллиардов долларов, так что Пост и сегодня могла бы войти в список Forbes, где-то между Дайан Хендрикс и Мег Уитман. Кто она такая, откуда взялись её богатство и её русская коллекция? Рассказать о Марджори Пост я попросил историка искусств, культуролога из Бостона Раду Ландарь.
За неделю до смерти Марджори купила самолет, решив отправиться в очередное путешествие на своём транспорте
– Прежде всего она – бизнесвумен и самая богатая женщина Америки. Обладательница роскошной, в буквальном смысле роскошной коллекции произведений русского изобразительного и ювелирного искусства, искусства французского, преимущественно XVIII столетия в стиле Людовика XVI и времен Марии Антуанетты. Она прожила долгую жизнь. Когда Марджори умерла, ей было 86 лет. За неделю до смерти она купила самолет, решив отправиться в очередное путешествие на своём транспорте. Объявила к тому же дочерям, что собирается снова замуж за своего врача. Это был бы пятый официальный брак в её биографии. Правда, дальше объявления дело не пошло. Она оставила по крайней мере три огромнейших поместья. Много было завещано разным институтам и обществам, но выделяются эти три огромных поместья, одно из которых заключает в себе Петергоф и Алмазный фонд в одном флаконе – Хиллвуд в предместье Вашингтона, округ Колумбия.
Родилась она в 1887-м, умерла в 1973-м. В 27 лет стала единственной наследницей продуктовой компании своего отца. Отец Чарльз Уильям Пост в 1914 году, в возрасте 59 лет, от невыносимых болей в желудке покончил жизнь самоубийством, врачи не смогли ему помочь. В Америке многие поколения прекрасно знают кукурузные и овсяные хлопья Postum Cereal. По статистике 89 процентов американцев (верим мы этой статистике или нет) хотя бы раз в год да позавтракает продукцией этой компании Чарльза Поста. Компания со временем подмяла под себя майонез Hellmann, кофе Maxwell, желатиновые десерты Jell-O... Иными словами, если спросить в любой сети крупных, да и в мелких продуктовых магазинах продукцию General Foods, то она, конечно, там будет. Первый в мире искусственный гранулированный кофе, хорошо это или плохо, первая в мире замороженная почти готовая еда, хорошо это или плохо, – всё это отец Марджори, Чарльз Уильям Пост.
Итак, Марджори была дочерью богатейшего предпринимателя Чарльза Уильяма Поста и Эллы Летиции Мерривезер, отсюда и двойная фамилия. Брак родителей оказался неудачным. Элла Летиция, несмотря на несколько лет самоотверженного ухода за мужем, впадавшим в постоянные нервные срывы, депрессии, была оставлена ради миленькой 27-летней секретарши. Дочь Марджори осталась жить с отцом, еще при его жизни стала совладелицей компании, основанной в 1895-м. Она училась входить во все тонкости бизнеса, от заклеивания коробок до переговоров о поставках.
Когда отца не стало, Марджори была уже 9 лет в своём первом браке, за банкиром по инвестициям Эдвардом Беннетом Клоузом. Эдвард Клоуз был из Коннектикута, из Новой Англии, из города Гринвич. Он постоянно пенял Марджори, что образ жизни на Среднем Западе неприемлем для благородного американца из Новой Англии с его Бостоном, с его Кембриджем, с Нью-Йорком, в конце концов, с Филадельфией, возможно, Балтимором и Вашингтоном. А Мерривезер была, по сути, со Среднего Запада: Иллинойс, Висконсин, Великие озера, Великие равнины, исчезнувшие бизоны, города-призраки, девочка Элли-Дороти в Канзасе (героиню сказок Фрэнка Баума о стране Оз зовут Дороти Гейл, в переложении Александра Волкова она стала называться Элли. – РС), Чикаго, Детройт, край Соломенного Пугала и Железного Дровосека. И вот ровно на этой точке и завершается формирование личности Марджори, получившей, кстати, ещё и неплохое образование в колледже Маунт-Вернон (то, что мы сейчас называем университетом Джорджа Вашингтона в Маунт-Вернон).
– Здесь нужно пояснить, что в Америке существуют понятия "старых" и "новых" денег. Люди со "старыми" деньгами – это отдельная, закрытая страта, особое привилегированное сословие, состояния, нажитые давно, и никакому нуворишу туда не попасть. Но Марджори Пост это удалось.
– Клоуз намекал на то, что огромное состояние Марджори, всё ее миллионы – это всё "новые" деньги, смешно даже! Но можно исправить щекотливое положение, научиться держать себя и в итоге стать дамой, ведущей себя и свой бизнес так, будто деньги хотя и новые, но выглядят они как старые. В чём же разница?
Настоящая семья "старых" денег должна иметь усадьбы, и не одну, потому что стыдно же, прости господи, жить зимой в той же усадьбе, что и летом
Под "старыми" деньгами подразумевается богатство семьи, которая несколько поколений живет в своём знаковом усадебном поместье и получает образование в школе Лиги плюща. Ну, например, семейство Асторов, богатству которых уже 200 лет. Семейство Асторов – это эталон американских "старых" денег. Настоящие "старые" деньги – не просто сам капитал, который долго существует в руках одной семьи, а мы так называем и стиль жизни этих людей, и их самих. Они полагали, что всё твое имущество, всё, чем ты обладаешь, должно делиться на три части. Одна треть должна быть вложена в усадьбы, в земли, другая треть должна быть вложена в золото, драгоценности, и последняя треть должна быть обязательно вложена в произведения искусства – старых мастеров, новых мастеров – в настоящие произведения искусства. Деньги, конечно, нужны и на повседневную роскошную или не роскошную жизнь, на рискованные сделки, на покупку акций. Но эти деньги могут пропасть, а золото, драгоценности, земля, усадьбы, поместья и произведения искусства должны переходить из поколения в поколение. Настоящая семья "старых" денег должна иметь усадьбы, и не одну, потому что стыдно же, прости господи, жить зимой в той же усадьбе, что и летом, должна иметь драгоценности, и обязательно среди этих драгоценностей камень какого-нибудь махараджи, который будет олицетворять именно эту фамилию. И, конечно же, произведения искусства.
Марджори, в общем-то, жила всю свою жизнь, соблюдая эти условия "старых" денег. У неё были драгоценности невероятного качества, невероятно хорошего происхождения, у неё было много очень усадеб. Если взглянуть на фотографии Марджори в любом возрасте, то мы с вами увидим изысканную, роскошную, респектабельную даму. Такой она и была: очень богатая, очень искушенная в светских развлечениях, очень ухоженная. Марджори принадлежала к высшим кругам американского общества. Не случайно ее и "новые" деньги, и "старые" деньги называли наследницей, как называли бы наследницу императорского рода. Но Америка – республика по сути, роль аристократов тут исполняют банковские князья, биржевые герцоги, бизнес-маркизы. Марджори соответствовала запросам своего первого мужа банкира Эдварда Клоуза. Кстати, он в итоге перестал соответствовать рамкам своего положения, поскольку стал злоупотреблять выпивкой. Так что Марджори сочла разумным расстаться с ним. И в 1920 году, уже через год после развода, она выходит замуж во второй раз.
Вторым мужем Марджори стал опять-таки банкир, Эдвард Фрэнсис Хаттон. Вечеринки, костюмы Марии Антуанетты, её подлинные серьги грушевидные, замечательная яхта, роскошный дом в Нью-Йорке, Пятая авеню, вход с 95-й, апартаменты многокомнатные, всё прекрасно вроде бы. Но "увы" всё-таки есть: развратное поведение второго мужа Хаттона переходило тот предел, который могла выдержать даже Марджори. За фасадом её светской улыбки крылось много личных трагедийных моментов. Они были у нее за долгую жизнь и с первым мужем, и со вторым. В 1935 году она разводится со своим вторым мужем. В том же году, ещё до развода, она встретила адвоката Джозефа Эдварда Дэвиса. И, дождавшись каждый своего развода, они поженились: он вторым браком, она третьим.
Дэвис пробился из низов, его отец был каретником, да ещё и иммигрантом из Уэльса. Но сыну дал хорошее образование. В кабинете президента Вудро Вильсона Дэвис был председателем Федеральной торговой комиссии, экономическим советником Вильсона на Парижской мирной конференции. В качестве корпоративного юриста он выиграл у правительства США дело о налоговой недоимке компании Ford (оказалось, что не компания должна правительству, а совсем наоборот) и получил рекордный для того времени гонорар в два миллиона долларов. По сегодняшнему курсу это 25 миллионов.
– Деньги Дэвиса как раз и помогли отчасти выиграть первую президентскую кампанию Франклина Делано Рузвельта. Конечно, он предлагает (в благодарность за поддержку и отчасти, я думаю, всё-таки из деловых соображений) Дэвису пост дипломата на выбор: Берлин, но только через год, или прямо сейчас в Москву. Предложение, безусловно, было странным, потому что Дэвис никогда дипломатией не занимался. Но, в конце концов, он был дельным человеком, мало того, был скользким человеком, циничным человеком (и Рузвельт как никто это знал) и вполне мог выполнить ту миссию, которую президент собирался на него возложить.
– И как же Марджори отреагировала на это предложение?
Поездка в СССР – самое интересное приключение, какое только может случиться в жизни
– Хочет ли Марджори ехать женой посла в Москву, в Спасо-Хаус, в это знаменитое ампирное здание, в эту страшную страну, где, наверное, ничего не слышали про утренние завтраки компании "Пост" и растворимый кофе? Она отказывается ехать. Она пишет письмо Дэвису (оно сохранилось), они только что поженились, с отказом. Пишет: очень приятно было познакомиться, вы меня оставите на год или два года, желаю вам хорошо провести время, я не поеду. В планы Дэвиса совершенно не входило ехать послом в Советский Союз без жены. Всем известно, что жены – очень важный элемент в посольской жизни. Как так не поедет? Дэвис просит Уильяма Буллита, на чьё место он ехал в Москву и который был уже назначен послом во Францию, пообедать с ним и с Марджори – уговорить Марджори. Буллит, хотя и не любил советский строй и советских лидеров, был единственным послом, который устраивал хоть какие-то приличные вечеринки в Спасо-Хаусе, приглашая не только политиков, но и, например, писателей – вплоть до Булгакова. Михаил Булгаков, как известно, описал свой визит на такую вечеринку 23 апреля 1935 года, на пасхальное празднество, с бассейнами, с шимпанзе, с павианами, с цветами, заказанными из Голландии, в это экономически непростое в России время... И вот этот самый Буллит должен был в ресторане по просьбе Дэвиса уговорить Марджори, объяснить ей, что поездка в СССР – самое интересное приключение, которое может случиться в жизни любого человека, даже если в Москве не всё так хорошо со светской жизнью. И Буллит уговорил Марджори – она согласилась ехать в Москву женой посла Соединенных Штатов.
Дэвис с женой и дочерью от первого брака прибыли в Москву 19 января 1937 года с необыкновенной помпой: специальным литерным поездом, в сопровождении 16 слуг и с невероятным количеством багажа. Их ожидал роскошный 12-цилиндровый "Паккард", доставленный из-за океана морем. В Москве такая машина была только у Сталина.
Посол Дэвис встречается в Кремле с председателем ЦИК Михаилом Калининым. Киножурнал Universal Newsreel
За несколько месяцев до их приезда в советскую столицу прибыл художник-декоратор, дабы превратить Спасо-Хаус в помещение, достойное супруги посла. Особняк наполнился хрусталем, золотом и бронзой. Живописные полотна висели даже в ванных комнатах. На борту личной яхты Марджори "Морское облако", в то время крупнейшей в мире, был завезен и провиант, включая 2000 пинт (946 литров) замороженных сливок. Для хранения этого изобилия в подвале дома инженер-бельгиец установил 25 морозильных камер большого объема. Уильям Буллит, устроивший в 1935 году приём, натолкнувший Булгакова на идею бала у Сатаны, по сравнению с таким размахом выглядел жалко. Но вскоре в Спасо-Хаусе произошла техногенная катастрофа: подстанция не справилась с напряжением, которого требовали бельгийские морозильники, особняк лишился электричества и провонял протухшей едой.
Марджори не собиралась жертвовать своими удобствами
– Марджори была рождена в том числе для того, чтобы стать настоящей женой посла, светской, не видящей чего не нужно, ведущей исключительно свою личную, довольно праздную, красивую жизнь, – продолжает Рада Ландарь. – Она не собиралась жертвовать своими удобствами. Не то что не собиралась, она даже не представляла, что ей кто-то это может предложить. Марджори продолжала по инерции жить той жизнью, которой привыкла жить в своих особняках, радостно, весело.
На четвёртый день по прибытии Дэвиса в Колонном зале начался второй из открытых московских процессов – "Параллельного антисоветского троцкистского центра". Как и другие главы дипломатических миссий, посол Дэвис получил пригласительный билет. Рузвельту он докладывал, что убедился в достоверности обвинений, что заговор и впрямь существовал. "Считать всё происходящее политическим спектаклем означало бы предполагать, что зрелище это создано гением масштаба Шекспира" – так он писал в Вашингтон. Нашла себе занятие и Марджори.
– Коллекция русского искусства начата ею в Америке. Джозеф Дэвид, вообще в этом ничего не понимавший, тоже начинает окунаться во все эти русские ценности. Он хочет удивить Марджори, она не замечала, чтобы Дэвид питал какое-то влечение к произведениям искусства, а тут вдруг такой интерес! Когда будет бракоразводный процесс, то почти все эти русские покупки и подарки уйдут к нему. Потом, правда, он подумает: чтобы не потерять лицо, надо половину отдать, в Хиллвуде эта половина и находится. Она потом ещё много другого на протяжении своей жизни покупала не в России.
Впрочем, Марджори не сильно бы расстроилась, если бы Джозеф пожадничал, не отдал бы ей то, что она собирала по всей Москве, то, что она покупала в комиссионке на Арбате, 4. После Москвы его назначили послом в Бельгию, в Брюссель, и поселили тоже в королевских вполне себе апартаментах. Конечно, она упивалась и тут, что она находится внутри королевского пространства, она и тут стала собирать искусство, но уже, соответственно, близкое Европе, голландское, в основном французское, все декоративно-прикладное, гобелены прекрасные, кресла Марии Антуанетты – всё это потом свозилось в Хиллвуд. И уж, конечно, дала себе зарок никогда не пропускать распродажи и аукционы русской старины, уже когда уехала из Москвы. Она их и не пропускала. Кстати говоря, знаковые вещи, которые есть в Хиллвуде, включая "Боярскую свадьбу" Маковского, полотна Брюллова она приобрела, может быть, и не в Москве.
Внутри Хиллвуд-особняка лоснятся мазки живописи Константина Маковского, сверкают золотые врата с балдахинами, блестят всеми красками небосвода драгоценности цариц, сияют ювелирные шедевры Карла Фаберже. Коллекция, привезенная отчасти из России, отчасти дополненная потом, – одна из богатейших коллекций русского искусства на Западе. Современный музей с православными царями, русскими святыми, великокняжеской мебелью до сих пор показывает мир ушедшей навсегда Атлантиды, мир дореволюционной России. Открытие Марджори этого мира, любовь к этому миру не оставляла всю её жизнь. Обычно те, кто посещает этот дом, удивлены хаотичностью собранной Марджори коллекции, поскольку там уживаются одновременно и европейские вещи, в основном XVIII века, и русское искусство. Как все это соединяется вообще? И вообще: коллекция ли это или склад дорогих картин и ювелирных вещей? Уместно ли нам говорить о цельном музее? Что вообще происходит тут со вкусом или все в порядке? Ведь перед нами одно из крупных собраний русского искусства за пределами страны.
Коллекционирование – это восхитительная мания
В начале своего коллекционирования русского искусства Марджори была абсолютно белым листом: что подарят – всё берем, что блестит и лоснится – всё купим. Но опыт и деньги, тем не менее, сделали своё хорошее дело. Для Америки коллекционирование началось с французских коллекций, позже их стали называть будуарными, салонными, дамскими коллекциями. Именно таким коллекционированием с самого начала занималась Марджори. Французский век, Мария Антуанетта, прекрасные будуары, великолепные гобелены. Затем в Америке наступила эра экспертов за деньги. Таких экспертов имели и Меллон, и Рокфеллер, и Уитни (Гертруда Вандербильт-Уитни, основательница Музея американского искусства Уитни в Нью-Йорке. – РС), они помогали собирать все эти коллекции. Так появился Метрополитен, библиотека Моргана, и это только Нью-Йорк, не говоря уже о Национальной галерее в Вашингтоне.
Вкус начинает входить в моду, а всё то, что входит в моду, Марджори не пропустит. Она, конечно, не вошла в когорту коллекционеров "третьей волны", таких как Пол Гетти, Соломон Гуггенхайм, которые сами пытались образовываться, творчеством заняться, у нее не было на это времени. Но коллекционирование – это восхитительная мания. Люди, страдающие ею, легко не излечиваются, верна этому коллекционированию была и Марджори. Конечно, она понимала, что ей тоже нужен свой настоящий постоянный личный искусствовед. Одно дело, когда у тебя есть агенты по Европе (у неё были), и совсем другое дело, когда у тебя личный друг прекрасный искусствовед. С личным искусствоведом у Марджори не задалось.
Но и у нее тоже был свой, хотя и небольшой, шанс развить свой вкус в области истории искусств, и она его использовала. Ещё когда она жила в Нью-Йорке в роскошном доме из 54 комнат и бесконечного количества ванных на Пятой авеню, то оформлять эту невероятную квартиру, в которую она въехала еще с первым мужем, был приглашён Джозеф Дювин. Я должна сказать – сам Джозеф Дювин. Это был британский арт-дилер, снабжавший богатейших людей Америки европейским старым искусством. Дювин работал только со звездами, артистическими или звездами крупного капитала. Его именем, кстати, названы многие галереи музеев Лондона. Галерея Джозефа Дювина есть в Национальной портретной галерее, в Британском музее и даже в галерее Тейт. Дювин был специалистом в английском искусстве, он неплохо понимал во французском, ничего не понимал в итальянском и уж тем более в русском. Так что французская коллекция XVIII века, эта часть музея, составлена благодаря советам Джозефа достаточно неплохо. А русская коллекция... Очень приятно нам знать, что в Америке есть музей, столь обширно, хоть и кусками, представляющий XVI–XIX века, пусть и вперемешку.
А с другой стороны, ровно так же, вперемешку, было устроено это искусство в голове у нашей светской львицы. В этом смысле Хиллвуд – очень естественный музей, очень честный. В конце концов, в каждой частной коллекции, коллекции картин или значков, неважно чего, самое главное – это личность того, кто собрал эту коллекцию. Личность может быть нам близка, мы можем восхищаться её знаниями, обаянием, чутьем или, допустим, страстностью, просто тем, что она полюбила вещи, пришедшие с твоей земли, на которой ты родился, – и это многого стоит. Многие, приезжающие в этот музей, поражаются: он светлый, в нём приятно находиться, это радушный музей, хаотичный. Именно так в голове Марджори была устроена культура, цивилизация.
– Она ведь вообще не жила при музее, где-то отдельно. В Хиллвуде показывают и её личные апартаменты, они ничем не отличаются от музейных интерьеров, это единое пространство. Но надо всё-таки рассказать и о том, каким образом собиралась эта коллекция.
– Сохранилось письмо Джозефа Дэвиса от 10 октября 1937 года к брату в далёкий Коннектикут. Посол США написал очень любопытно, причем написал так, как будто произносит этот текст специально громким голосом, чтобы услышали в соседней комнате, чтобы кто надо сделал свои выводы. Письмо такое: "Дорогой брат, дорогой Джеймс! Сегодня большой прием в Кремле, но я уже волнуюсь. Пора собираться, а моя дорогая Марджори где-то ходит в поисках нового объекта своей любви – шедевров русского искусства. Я ее просто не узнаю. Она, кажется, помешана на своём новом увлечении. Хотя во многом я могу ее понять, ведь я и сам только тут, в России, увидел, осознал, насколько уникально то, что создавали и создают в этой стране. Время сейчас тревожное. Бесстрашно и без охраны ходит вокруг и всюду, по Торгсинам, забирается даже в разрушенные церкви в поисках шедевров. Вот что такое страсть".
Видимо, письмо как-то прочли или оно так было положено, что его смогли прочесть. В любом случае с этого момента друзьям Америки стало понятно, что нужно на всякий случай дарить своему потенциальному другу послу, представляющему Америку, а именно – вещи из коллекции, раз у его жены такая страсть. Раз посол сам понимает эту страсть, раз оценивают они эти шедевры, а посол намекает, что жена ходит бесстрашно по темным местам и это чревато, то ее берут под ручки, и всякие замечательные Полины Семеновны начинают водить супругу по правильным местам.
Полина Семеновна – жена наркома иностранных дел Вячеслава Молотова Полина Жемчужина. Она была начальником Главного управления парфюмерно-косметической, синтетической и мыловаренной промышленности, с ноября 1937-го – заместитель наркома пищевой промышленности.
Отрывок из фильма "Миссия в Москву – экранизации книги Джозефа Дэвиса (1943). Марджори Пост – Энн Хардинг, Полина Жемчужина – Фрида Инескорт, Мария – Вирджиния Кристин
В пополнении коллекции Марджори участвовали и люди с Лубянки. Вот запись из дневника Дэвиса, сделанная в Днепропетровске в феврале 1937 года: "Любопытная история приключилась здесь. В главном комиссионном магазине я увидел очаровательную картину маслом и решил приобрести ее для своей коллекции. Директор магазина заявил, что это работа прославленного итальянского мастера. Цена оказалась, пожалуй, чрезмерной, но я всё же купил ее и велел доставить в наш спальный вагон. В тот вечер мы заметили некоторое беспокойство среди людей, пришедших провожать нас, и, к своему удивлению, увидели среди них наших старых знакомых из ГПУ, которые взяли директора магазина под стражу. Они заставили его прийти на вокзал, вернуть деньги, уплаченные за полотно, и признаться, что он ввёл меня в заблуждение: картина – не оригинал. Я от всей души поблагодарил их и с трудом уговорил не наказывать провинившегося директора слишком строго". А у Марджори в одном из хранилищ так разбежались глаза, что она записала в своем дневнике: "Пещера сказочных разбойников – ничто по сравнению с этим местом".
– Были огромные залежи фарфора, утвари, церковных икон, всё это выставлялось и в комиссионных магазинах, на Арбате, 4. При этом стали появляться в продаже яйца Фаберже. Часть коллекции Марджори Пост, одна из самых очень важных, – это 80 изделий фирмы Фаберже.
Марджори Пост в Советском Союзе. Встреча на вокзале. Кинохроника из архива музея Хиллвуд
После революции они хранились в Алмазном фонде. Вдруг Сталин даёт распоряжение открыть Алмазный фонд и в рамках общей распродажи культурного наследия начинают продавать яйца. Яйцо стоит 28 тысяч, а продают за 400–500 долларов. Этот момент мне до сих пор неясен. То есть когда распродают Эрмитаж задешево, я даже понимаю, потому что боятся, что сейчас что-нибудь изменится, придут и ударят по рукам, надо быстро продать хоть за какие-то деньги. А потом были такие идейные. У меня двоюродный дядя моего дедушки – из старых большевиков. Помню, когда я маленькая была, сидела у него в Кривоколенном переулке, и он говорил так: "Мы-то думали, что распродадим все, даже Эрмитаж, а потом наступит мировая революция, и что, пролетарий пролетария обидит? Да ни в жизнь. Возьмёт и вернёт всё, что было распродано". Всего из Эрмитажа в то время было распродано, из учтённых вещей, порядка 2880 картин. А потом приезжали люди из Коминтерна и говорили: мы из Коминтерна, подарите нам для пролетариата. Им дарили, они увозили – не знаю, куда это девалось.
Фирма Фаберже по сути – это символ России, об этом все знали. И вот Сталин дает указание распродавать яйца, те самые яйца, которые составляют главную часть коллекции, главную славу коллекции Фаберже. Советское правительство делает огромные скидки и даёт возможность провезти все купленное без таможенных пошлин. Возникает вопрос: а зачем? Потому что СССР и Америка – друзья. Ведь в СССР сталинские чистки – это вынужденная мера борьбы с внутренним политическим врагом советского народа.
Именно так Дэвис докладывал Рузвельту. Он сидел на процессах, где судили людей, с которыми он совсем недавно проводил время в Спасо-Хаусе и на их номенклатурных дачах, и при этом посол, опытнейший юрист, писал в Вашингтон, что доказательства неоспоримы, что подсудимым гарантированы все права, в том числе право не свидетельствовать против самих себя (обвиняемые только это и делали). Вот цитата из его книги "Миссия в Москву":
"Было тяжело смотреть на сидящих на скамье подсудимых без содрогания. Среди них были Крестинский, заместитель наркома иностранных дел, которому я год назад вручал свои верительные грамоты; Розенгольц, бывший народный комиссар торговли, с которым я год назад обедал у него на даче; доктор Плетнев, специалист-кардиолог, который лечил меня и с которым я познакомился очень близко; и нарком финансов Гринько. Все они сидели не более чем в 10 футах от меня. Я надеюсь, они прочли в моих глазах скорбь, которую я чувствовал, глядя на них при таких обстоятельствах".
1938. Джозеф Дэвис и Марджори Пост завершили каждый свою миссию в Москву. "Наши отношения с Советским Союзом сегодня лучше, и по возвращении в США посол Дэвис выразил оптимизм по поводу будущего наших отношений с этой страной"
– Какие тут могут быть счеты между друзьями? Но тут возникает вопрос: стоит ли рассматривать вообще историю создания коллекции музея Хиллвуд как часть истории российских художественных ценностей после революции? Как оценивать скупку достояния России, проводимую этим семейством, Дэвисом и Пост, в промышленных масштабах? Как спасение ценностей или как мародерство?
Это сложный вопрос, на него до сих пор не может быть одного классического, правильного ответа. Но я полагаю, что не стоит смешивать котлеты с мухами, они должны быть отдельно. За бесценок покупать разбазаренное добро, безусловно, было огромным соблазном. По крайней мере, требовать тут святости мне лично очень сложно. Неизвестно, как кто из нас бы себя повел, столкнувшись с такого рода соблазном. А ведь в 20–30-е годы вовсю шло в СССР валютное финансирование индустриализации. За счет чего было доставать эту крепкую валюту? Советский Союз 20-х годов распродавал огромные сокровища, конфискованные, как мы знаем, не только у царской семьи, а у всевозможных буржуев, у аристократии, у церкви, для того чтобы профинансировать, как предполагалось, индустриализацию, или для подготовки к войне, или чтобы накормить голодных. К приезду Дэвиса процесс распродажи Эрмитажа завершался. Удивляет не то, что все эти магнаты и крупные правительственные чины схватили свои деньги и помчались бегом раскупать все, что плохо лежит, – это естественное желание коллекционера. Мне непонятно, почему продавали за такой бесценок.
– Тут есть нюанс. В 20-е годы Советская Россия оставалась по большей части непризнанным государством – следовательно, национализация ценностей была незаконной. А в серьёзной, респектабельной коллекции все вещи должны иметь солидный провенанс, они должны быть приобретены легально. Поэтому первые продажи шли через страны, признавшие власть большевиков: Эстонию, Германию. Музей Метрополитен покупал полотна из вторых рук, негласно, стеснялся их выставлять, пока не были установлены дипотношения с Советским Союзом.
– У Марджори тоже была миссия. В период холодной войны коллекция Марджори Пост была, возможно, единственным для Америки окном в закрытый, неизвестный Америке мир – Россию, да еще и советскую. Мир недосягаемый, оттого таинственный, пугающий. Единственное окно, вход через гардероб Марии Антуанетты, как бы я сказала, потому что русская коллекция с французской находятся рядышком. В те годы холодной войны, конечно, в Вашингтоне особенно думали о России, но в другом смысле, далеком от прекрасного: ядерная угроза, гонка вооружений, ожидание удара от Кремля. А в Москве стращали своими пугалами, планом Даллеса в первую очередь, растлением русского народа от коварного Госдепа. Марджори Мерривезер Пост была страшно далека от этого всего. У неё был свой взгляд на русских и американцев. И думала она об отношениях между ними только в дружественном ключе добропорядочных соседей через моря и океаны.
Марджори Пост и Джозеф Дэвис на приеме в советском посольстве в Вашингтоне по случаю 32-й годовщины Октябрьской революции. Гостей принимают министр иностранных дел Андрей Вышинский и посол Александр Панюшкин. Ноябрь 1949 года
Увлечение Россией было несвоевременным, может быть, для времени холодной войны. Речь идет даже не об увлечении, а о страстной одержимости богатейшей женщины мира всем русским, любви к чужой стране, которую она пронесла через десятилетия своей американской жизни. У её третьего мужа, американского посла в СССР, была миссия, политическая миссия, нравится нам она или не нравится. Но у Марджори Мерривезер Пост тоже была миссия, и эту миссию она выполнила. Это достойно уважения, и это невозможно порицать.
Подписывайтесь на подкаст "Обратный адрес" на сайте Радио Свобода
Слушайте наc на APPLE PODCASTS – GOOGLE PODCAST – YANDEX MUSIC
