На митинге 23 января в поддержку Алексея Навального Виктор Фомичев заступился за координатора штаба Навального в Белгороде Максима Климова. Его пытались забрать некие люди в штатском, но Виктор и другие участники акции этому помешали. Через неделю в дом, где Виктор живет с родителями, ворвались сотрудники силовых структур. Виктора, по его словам, заставляли на камеру извиняться перед полицией, а когда он отказывался, били. В интервью Радио Свобода Виктор Фомичев рассказал об обыске и побоях.

– Виктор, вы выходили на протестные акции до 23 января?

– Раньше я не участвовал в политических акциях. Я все видел и понимал, но мешали то ли страх, то ли лень, то ли скепсис. Арест Алексея Навального стал спусковым крючком для того, чтобы выйти на митинг. Я понял, что если закрыть глаза на приговор Алексею, то это увеличит масштабы политических репрессий. Если могут посадить такую медийную личность, как Алексей Навальный, то менее известные люди, мыслящие свободно, совсем не защищены от произвола власти. Я не вижу, как сейчас обычные граждане могут отстоять свои права: не работают Конституция и судебная система. Я вышел на акцию за всех политзаключенных и убитых по политическим мотивам. Как-то совсем стало мерзко жить в стране, где людей сажают и убивают из-за политических взглядов, поэтому я пошел на площадь 23 января.

– Почему вы вступились за Максима Климова?

– Я не был до митинга 23 января знаком с Максимом Климовым. Я стоял в первых рядах, когда Максим выступал на площади. Я увидел, что к нему подходят люди в штатском, берут его за руки и хотят увести. Я, не раздумывая, пошел его защищать. Спиной оттеснил людей в штатском от Максима, меня поддержали другие участники митинга. Мы образовали круг вокруг координатора, и его не удалось забрать. Видео с митинга подтверждает, что я не применял силу к людям в штатском. После митинга я находился рядом с Максимом, чтобы его не схватили те, от кого мы его защитили. Я не предполагал, что у моего поступка будут такие последствия.

27 или 28 января мне позвонили под видом клиентов какие-то люди и предложили встретиться. Я ремонтирую автомобильные стекла, и мои клиенты, как правило, точно знают, какая услуга им нужна. Звонившие не могли объяснить, что им надо. Они хотели, чтобы я вышел и посмотрел на их машину. Я вежливо им отказал. Два дня люди в штатском караулили около дома моих родителей, где я живу. Родители в конце концов вышли и спросили у людей в штатском, чего они хотят. Им сказали, что на меня возбудили дело за участие в несанкционированном митинге. Родители попросили показать им постановление об административном правонарушении. Люди в штатском не показали документов, но настаивали, чтобы я вышел поговорить. Я не пошел – они своим поведением и внешним видом доверия не внушали. И выглядели они не как сотрудники правоохранительных органов. Я себя чувствовал ботаником, которого пытаются выцепить гопники.

31 января в шесть утра около десяти силовиков залезли на территорию дома родителей. Росвардейцы в полном обмундировании бегали по двору, затем ворвались в дом. Две мои младшие сестры в этот момент завтракали на кухне, мама спала. Силовики потребовали, чтобы отец открыл дверь во флигель, где я живу, пригрозив взломать дверь. Мне пришлось открыть дверь. Я не был вооружен и не собирался оказывать сопротивление. Росгвардейцы на глазах моей девушки положили меня лицом в пол, заломили руки. Девушка успела снять это на видео. Один омоновец сел на мою спину. Я пытался выяснить, по какой статье меня обвиняют и каков мой процессуальный статус. Мне сказали, что я обвиняемый по 319-й статье УК. Впоследствии оказалось, что меня ввели в заблуждение. Я не был вооружен и не собирался оказывать сопротивление, я прохожу лишь свидетелем по делу об оскорблении.

– Вам показали постановление об обыске?

– Мне не предъявили никаких документов, запрещали звонить адвокату, перемещаться по дому. Мои близкие должны были спрашивать у силовиков разрешения выйти в туалет. У всей семьи забрали телефоны, у сестры отобрали айпад и ноутбук. Меня держали отдельно от родителей и девушки на веранде дома, и всех нас допрашивали. Следователь сказал мне: “Извиняйся за то, что говорил “мусора – ******** (люди низких моральных принципов)”. Я сказал, что ничего подобного не говорил. Двое людей в обмундировании с нашивками Росгвардии меня держали, а третий ударил в челюсть. Это следователь снимал на камеру. Потом они показали видео с митинга, где человек, по версии следствия, похожий на меня, кричал “Мусора – позор России”. Я спросил, где на видео слышна фраза “Мусора – ********”? Мне опять сказали “извиняйся” и ударили. Я ответил, что если я хоть как-то оскорбил сотрудников полиции, я приношу извинения. Но за фразу “Мусора – ******** я извинений не приносил.

– Есть ли у вас медицинское освидетельствование побоев?

– Я прошел освидетельствование, и есть заключение, что меня били в челюсть. Но освидетельствование о побоях забрал следователь. Он приехал на освидетельствование вместе со мной.

– Как вы себя сейчас чувствуете?

– Во время обыска я чувствовал себя беспомощным. Меня избили в моем доме люди, которые должны меня охранять. Я – спортивный человек, и мог бы дать им отпор, но меня, наверное, в таком случае застрелили бы. Так что мне пришлось в этой шоковой ситуации сохранять самообладание. Мои близкие и я во время обыска чувствовали себя заложниками. Особенно трудно пришлось маме, которая думала, что если она сделает шаг без разрешения силовиков, то в нее начнут стрелять. Во время обыска я не знал, что с моими родителями и девушкой. Среди силовиков был следователь, который сказал, что расследует дела, связанные с оборотом наркотиков. Силовики открывали банки со специями и коробки с чаем. Я боялся, что мне могут подбросить запрещенные вещества. Все это очень сильно давило на меня. Но своими действиями они добились одного: я понял, что все намного хуже, чем я думал раньше. Но я не испугался, а обозлился. Как я могу жить в одной стране с людьми, которые такие вещи творят!

– В постановлении об обыске написано, что он прошел по факту нарушения, якобы совершенного Максимом Климовым в июле прошлого года. По версии следствия, Максим Климов в ролике, выложенном в телеграме, оскорбил начальника оперативно-сыскного отдела УМВД РФ по Белгороду. Уголовное дело по статье 319 УК РФ "Оскорбление представителя власти" против координатора штаба Навального в Белгороде возбудили после митинга 23 января. Интересно, что этим делом занимается следователь по особо важным делам первого отдела по расследованию особо важных дел. Вы по этому делу проходите как свидетель и говорите, что познакомились с Максимом Климовым лишь в январе этого года. Зачем, на ваш взгляд, силовикам нужно было обыскивать ваш дом?

– Меня хотели запугать. После того как меня избили, силовики начали разговоры за жизнь. Силовики говорили “Ты же хорошо живешь, у тебя есть дом, машина. Что тебе еще надо?” Они говорили, что в других странах жизнь не лучше, а если к власти придут другие люди, то мою семью раскулачат. У них в головах не укладывалось, что человек может выйти на митинг по причинам, никак не связанным с материальными ценностями. Я пытался им открыть глаза, но не получилось. Они меня звали на работу в Росгвардию. Но я не пошел на темную сторону. Сказал, что это дело принципа. Я пытался узнать, почему такое количество силовиков нагрянули в мой дом. Почему государство тратит столько человеческих ресурсов на обыск законопослушного гражданина. Силовики ответили, что у них приказ. Я сказал, что у офицеров Гитлера тоже были приказы и это не оправдание. Потом они на машине куда-то меня повезли. Я ехал вместе с группой силовиков, которые так и не показали своих документов, и не понимал, куда и зачем меня везут. Я переживал, что со мной может что-то произойти и никто об этом не узнает.

В СК меня снова допрашивал следователь. Лишь там я выяснил, что прохожу по статье 319 УК не обвиняемым, а свидетелем. Следователь спрашивал меня про каких-то людей. Их них я был знаком только с Максимом Климовым. Я ничего не знал об обстоятельствах дела. Следователь хотел, чтобы я сделал чистосердечное признание. Непонятно только, в чем я должен был признаться по делу, к которому я не имею никакого отношения. Наверное, следователь у меня пытался выбить признание по инерции. Когда я пожаловался на побои, следователь сказал с издевкой: ”Правда, не может быть”. Я сказал следователю, что поеду на освидетельствование побоев. Следователь сказал, что я пройду освидетельствование только в сопровождении сотрудников полиции. Меня почему-то отправили на освидетельствование в наркодиспансер, заставили сдать анализы на алкоголь и наркотики, которые были отрицательными. Я никогда не употреблял наркотики и даже рядом не стоял с наркопотребителями. Я видел в СК и в кабинете, где я проходил медицинское освидетельствование, людей, которые участвовали 23 января в митинге.

– Будете ли вы пытаться привлечь к ответственности людей, которые вас обыскивали и били?

– Недавно суд вынес постановление, что обыск в моем доме прошел на законных основаниях. Заседание этого суда почему-то проходило в закрытом режиме. Это решение я буду оспаривать вплоть до ЕСПЧ. И я хочу предать свою историю максимальной огласке, чтобы люди поняли: к любому законопослушному человеку в дом могут ввалиться сотрудники силовых структур и избить.

– Будете ли вы дальше участвовать в протестных митингах?

– Я не считаю себя активистом, я просто гражданин. Мое решение будет зависеть, от того, откроют ли жители России в конце концов глаза на эту мерзость.