- Правозащитники опубликовали новые видеосвидетельства пыток в Ярославской ИК-1 и рассказ жены заключенного, ставшего инвалидом в Иркутской ИК-6.
- Где находят новых обвиняемых по делам о терроризме, и как можно сесть в тюрьму за веб-сериал или "Майнкрафт"?
ДВАДЦАТЬ НА ОДНОГО
Опубликованы новые видеосвидетельства пыток в Ярославской колонии №1 – той самой, которая скандально прославилась пару лет назад, когда к правозащитникам попала запись с видеорегистратора одного из сотрудников колонии: они пытали заключенного Евгения Макарова.
В студии Радио Свобода – руководитель исследовательских программ фонда "Общественный вердикт" Асмик Новикова (российские власти признали "Общественный вердикт" "иностранным агентом", фонд с этим не согласен).
Асмик, вы в первую очередь социолог. Вы исследуете и какие-то поведенческие стереотипы у людей. Вот за то время, пока длится это "ярославское дело" и одно за другим появляются видеосвидетельства пыток, к какому выводу можно прийти? Это стало системой именно в этой колонии в Ярославле? Или там был просто какой-то очаг изуверов?
Видеоверсия программы
Асмик Новикова: Сложно себе представить, что в одном месте собираются исключительно изуверы. Это люди, которые воспроизводят, говоря социологически, некую ритуальную практику – телесные наказания. Мы очень тщательно наблюдали судебный процесс по эпизоду избиения Евгения Макарова, наблюдали этих людей в суде. Это не изуверы, а совершенно обычные люди. И когда в подробностях обсуждалось то, что происходило в классе воспитательной работы, им тяжело было смотреть на себя в зеркало, понимать, что они совершили такой поступок. Но только один из подсудимых – Андреев – извинился перед Макаровым, все остальные извинялись перед ФСИН. По нашему уголовному законодательству, они совершили преступление против государственной власти, ведь это люди в погонах, они дают присягу, являются проводниками верховенства права. Но мы видим, что раскаяния как такового не было.
Марьяна Торочешникова: То есть получается, что человек приходит на работу, надевает на себя роль надсмотрщика, бьет и пытает других людей, а потом приходит домой и как ни в чем не бывало играет с детьми.
Асмик Новикова: Человек играет разные социальные роли: дома он отец и муж, а в колонии он подавляет сопротивление сложного заключенного: такой вывод можно сделать из того, что говорили подсудимые на суде.
Марьяна Торочешникова: Самое чудовищное, что все это происходило в комнате для воспитательной работы.
Современная российская тюрьма управляется за счет насилия. Это основной метод
Асмик Новикова: Так это и считается воспитательным мероприятием! Но в данном случае мы скорее наблюдали телесное наказание. И сложно себе представить, что должен совершить человек за пределами тюремного мира, чтобы его подвергли именно такому наказанию, которое давно запрещено. В 1918 году среди карательных мер в отношении уже осужденных большевистская власть не прописала телесные наказания, отказавшись от царского наследия. Есть карцер, ШИЗО, одиночные камеры, устрожение режима, а это абсолютно запрещенная практика. Мы видим по новым видео, что якобы один из заключенных препирался, делал еще что-то, но есть базовый принцип минимизации репрессий, минимизации физической силы даже в том случае, когда она необходима. А здесь этого абсолютно нет! И здесь нет необходимости, она явно применяется вообще незаконно и в каком-то совершенно изумительном масштабе!
Марьяна Торочешникова: Меня на этом видео поразило, что стоит раздетый до трусов мужчина и не говорит: "Не надо меня бить. Почему вы меня бьете?" Он говорит: "Бейте меня стоя". А они ему отвечают: "Нет, ложись". Как будто это вообще обыденность, норма и для одних, и для других.
Асмик Новикова: К сожалению, это действительно норма. Современная российская тюрьма управляется за счет насилия. Это основной метод. Никаких других методов у них нет. В их управлении находятся огромные учреждения, которые являются, по сути, просто учреждения закрытого типа по принудительному изменению людей. И элемент принуждения, в принципе, туда встроен. Но когда сотрудников намного меньше, а тюремное население внутри каждой колонии огромное и нужно управлять такой большой группой, все это происходит в режиме казармы.
Марьяна Торочешникова: "Ну, не цацкаться же с ними", – скажут вам.
Асмик Новикова: Это управление милитаристского плана, и используются, по сути, телесные наказания.
Марьяна Торочешникова: Вот комментарий адвоката "Общественного вердикта" Ирины Бирюковой, она сейчас как раз в Ярославле. Ирина представляла потерпевших по первому "ярославскому делу" о пытках в колонии и представляет интересы потерпевших теперь.
Ирина Бирюкова: В прошлый раз, когда мы опубликовали видео с избиением Жени Макарова, уголовное дело было возбуждено в течение пяти часов. Сейчас этот рекорд побит: с момента публикации, как сообщило региональное Следственное управление, уголовное дело было возбуждено менее чем за четыре часа. Уж идет расследование. Если все-таки дело дойдет до суда, то они уже вряд ли отделаются легким испугом. И мы надеемся, что даже те новые сотрудники, которых в общей сложности по обоим видео более 23–24 человек, хотя там не все били, некоторые просто присутствовали, тоже будут признаны соучастниками преступления, привлечены к уголовной ответственности. Без руководства такие преступления не совершаются. Все видели, сколько человек принимало участие в каждом из эпизодов, то есть это постоянные массовые избиения. Каждый раз там больше десяти человек. А с учетом того, что там присутствовали и руководящие лица, то есть начальники отрядов, дежурный помощник начальника колонии, руководство не могло не знать, что происходит. Там даже присутствовал медицинский работник! Правда, сами они не считали, что это какое-то преступление. Пусть в этом разбирается следствие.
Марьяна Торочешникова: Почему они собираются толпами? Ведь даже не все из них бьют, остальные стоят в сторонке, кто-то снимает на видеорегистратор.
Асмик Новикова: Наверное, для устойчивости такой системы управления колонией важно, чтобы в этом участвовал весь личный состав. Даже в соответствии с российским законодательством, если ты сотрудник правоохранительной системы и являешься свидетелем преступления, ты должен постараться пресечь его, сообщить о нем. Но ведь никто из этих сотрудников этого не делает! И они автоматически становятся соучастниками. Все это позволяет контролировать личный состав, а при необходимости оказывать на него давление.
Марьяна Торочешникова: А они рассказывали на первом процессе, как все это происходило?
Сотрудник колонии, случайно оказываясь в таких обстоятельствах, на уровне рефлекса начинает избивать
Асмик Новикова: Если внимательно их послушать и посмотреть стенограмму заседаний, то можно сделать вывод, что все занимались своей ежедневной наскучившей работой, все делали так, как полагается, а потом вдруг спонтанно оказались в этой комнате, и как-то так получилось, что все синхронно стали в этом участвовать. На суде аргументация защиты со стороны подсудимых была такая: никакого организованного характера это не имело, никакого коллективного избиения не было, и вообще все чуть ли не случайно там оказались. Это выглядит нелепо и работает на самом деле против них: получается, что сотрудник колонии, случайно оказываясь в таких обстоятельствах, на уровне рефлекса начинает избивать. Значит, это уже абсолютно отработанный метод работы, ему даже не нужно ничего приказывать, у него автоматически происходит переключение в такой профессиональный протокол. И если это действительно происходит спонтанно, все, не сговариваясь, совершают одно и то же, значит, это абсолютно отработанная методика совершения телесного наказания.
И на опубликованных позавчера видео мы видим абсолютно ту же самую картину, тот же способ фиксации заключенного: его распластывают, он находится в лежачем положении и заведомо не может оказать сопротивления. Соответственно, говорить о том, что "он сопротивляется, и мы подавляем сопротивление", просто абсурдно. И дальше мы видим, что не нужно никакой дополнительной команды, сотрудники просто сразу же достают дубинки и начинают его избивать. И техника избиения идентична той, которую мы видели в "деле Макарова": одно и то же место, фактически одни и те же люди, один и тот же способ причинения насилия. Это похоже на отработанный алгоритм.
Марьяна Торочешникова: Федеральная служба исполнения наказаний уже на протяжении почти десяти лет бьется с пытками, с насильственными практиками в исправительных колониях (во всяком случае, начальство об этом заявляет). Постепенно вводили все что можно, наконец ввели видеорегистраторы. Почему не помогает даже наличие видеорегистраторов?
Асмик Новикова: А почему это должно останавливать? Ведь нет никаких механизмов, позволяющих внешним контролирующим органам иметь доступ к этому видеоконтенту. Проблема в том, что монополия на весь архив, на все доказательства пыток находится в полном распоряжении администрации любого исправительного учреждения или, например, СИЗО. К этим доказательствам нет доступа, его толком нет даже у следователей и у прокурора.
Марьяна Торочешникова: Было предложение, чтобы все это отправлялось в какое-то облако на независимый сервер и хранилось там.
Асмик Новикова: И сейчас это можно сделать, технологии позволяют. Есть же различные способы, которые могут контролировать, было ли вмешательство в этот контент, монтирование, еще что-то. И мы предлагали демонополизировать доступ к доказательствам, и главное, разбить эту цепочку: если вы производите видеодоказательства, то не вы должны это хранить.
Марьяна Торочешникова: То есть они не боялись видеорегистраторов, потому что все равно чувствовали себя безнаказанными?
Асмик Новикова: Когда у вас есть доступ абсолютно ко всем доказательствам, вы не только можете манипулировать ими и решать, что с ними делать, но и можете их использовать в свою пользу. И есть дела, когда с помощью видеофиксации, наоборот, имитируется вина совершенно других лиц в каких-то преступлениях, совершаемых в колонии. А можно имеющиеся видеодоказательства использовать таким образом, чтобы это доказывало твою невиновность. Вот в чем проблема.
Марьяна Торочешникова: На этой неделе стали известны подробности еще одного события, связанного с пытками. Портал Gulagu.net опубликовал интервью с женой заключенного Иркутской колонии №6 Тахиржона Бакиева, которой впервые более чем за месяц удалось поговорить со своим мужем. Он находится в больнице. Наш корреспондент Анастасия Тищенко связалась с Анастасией Бакиевой буквально за пару часов до эфира.
Оперативники связали его скотчем, два дня избивали, издевались, насиловали шваброй
Анастасия Бакиева: Он мне все подробно рассказал. Это, конечно, ужасно, что там происходило! Два оперативника связали его скотчем и унесли в отряд к разработчикам, там два дня избивали, издевались, насиловали его шваброй (ну, это еще мягко говоря). Повреждена прямая кишка, семь жизненно важных органов, отбита голова, потому что били шесть человек. Это просто ужасно!
Анастасия Тищенко: А за что?
Анастасия Бакиева: Он пришел к оперативникам, начал, видимо, отстаивать какую-то свою точку зрения. У них получился какой-то конфликт. И вот, видимо, они решили таким способом его проучить. Я не знаю точно, что там произошло. На коротком свидании ему было тяжело, он плакал и говорил: "Всю жизнь сломали. Я инвалидом останусь". Тяжело, конечно, такое пережить. Ему еще три с половиной года сидеть, он их просто там не вытянет. Я видела: то, что они сделали, ужасно! Я впервые с таким столкнулась. И до сих пор кажется, что это вообще не с нами происходит.
Они двое суток над ним издевались, а потом просто бросили его, истекающего кровью, избитым, связанным, и он там лежал под кроватью, закинутый сумками. То есть они, можно сказать, бросили его умирать. Видимо, они и рассчитывали, что он умрет и все это как-то спишется. Если бы не московская комиссия (или какая там приехала), если бы его не нашли, тогда бы все, наверное. Он сам мне говорил: "Настя, еще бы сутки, даже меньше, и я бы просто не вышел, такое со мной было..." Он плакал: "Я не могу с этим жить, мне тяжело".
Марьяна Торочешникова: Асмик, вы говорили, что, по вашим ощущениям, телесные наказания стали нормой в российских исправительных колониях.
Асмик Новикова: Это способ управления.
Марьяна Торочешникова: Но когда человеку на 75 сантиметров в прямую кишку засовывают черенок от швабры – какое же это наказание?
Асмик Новикова: Это издевательство.
Марьяна Торочешникова: Эта история с изнасилованиями какими-то предметами, находящимися под рукой у оперативников или у зэков (бригада "Ураган", которая работает на администрацию колоний и следственных изоляторов), – что это? Откуда такая жестокость?
Никто не знает пределов человеческой жестокости
Асмик Новикова: Пределов человеческой жестокости никто не знает (как и человеческого милосердия). Мы в ХХ веке могли наблюдать и то, и другое в предельных вариантах. А здесь есть некая группа людей, которая понимает, что им выдана индульгенция на такие вещи. Опять же, типичная вещь, когда используют одних заключенных для насилия и издевательства над другими. К сожалению, это общая проблема, причем не только российских тюрем, потому что это удобно, это как бы снимает ответственность с сотрудников. Хотя если они попустительствуют такой практике, то они и по российскому законодательству должны отвечать. Здесь мы видим пример какого-то чудовищного, необъяснимого насилия. Я тоже поражаюсь этой страшной жестокости. Но сам факт того, что это может быть, меня не удивляет. Для того чтобы совершать такие вещи в отношении другого человека, надо перестать считать его человеком. Если у тех, кто практикует насилие, нет внутренней границы на то, чтобы его применять, то нет и предела жестокости.
ТЕРРОРИСТЫ НОВОЙ ВОЛНЫ
От пыток – к террористам. Реальный срок за вымышленный приговор. Прокурор на этой неделе запросил шесть лет и семь месяцев колонии для активиста из Татарстана Карима Ямадаева. В конце 2019 года он выложил видеопостановку, где судили тезок Владимира Путина, Дмитрия Пескова и Игоря Сечина. Следствие увидело в этом призыв к террористической деятельности.
В нашей студии – правозащитница Ирина Яценко, на видеосвязи из Самары адвокат Карима Ямадаева Владимир Красиков.
Владимир, когда вашего подзащитного Карима обвинили во всех этих страшных террористических преступлениях, должны же были что-то представить в деле, какие-то доказательства, экспертизы. О чем говорили эксперты? В чем терроризм?
Владимир Красиков: Эксперты ссылались на видеозапись и говорили о том, что в ней содержатся признаки насилия и оправдания идеологии терроризма. К этому все и сводилось.
Марьяна Торочешникова: То есть, по той же логике, можно любой американский и даже российский боевик разобрать с этой точки зрения и обвинить исполнителей этих ролей в том, что они занимаются терроризмом, если это фильм про террористов.
Владимир Красиков: По всей видимости, да.
Марьяна Торочешникова: А какова позиция защиты по этому делу?
Владимир Красиков: Все обвинение строилось на заключении психолого-лингвистической судебной экспертизы, проведенной в рамках предварительного расследования. К сожалению, я тогда не участвовал в деле, вступил уже на стадии следствия, когда получил видеозаписи. Также я исследовал видеозапись, размещенную в сети интернет. Эти видеоролики были представлены специалистам – Елизавете Колтуновой и Сергею Давыдову, экспертам организации "ГЛЭДИС". Они сделали свое заключение по данному видеоролику, написали рецензию, которой полностью разбили все, на чем были основаны выводы экспертов, и дали свое заключение о том, что в данном видеоролике отсутствуют призывы, пропаганда, идеология насилия, терроризма и так далее.
Марьяна Торочешникова: И вы, как адвокат Карима, сейчас именно эту позицию и пытаетесь донести до суда?
Владимир Красиков: Да, в том числе. Также в ходе судебного заседания допрашивали свидетелей обвинения. Часть свидетелей указали, что они не усматривают в данном видеоролике каких-либо призывов и оскорблений.
Марьяна Торочешникова: Владимир, если бы к вам за юридической консультацией обратился человек, который собирается снимать какой-то постановочный фильм или видеоклип, в котором собирается упоминать Путина, Медведева, Сечина или Пескова, вот вы сейчас, с нынешних позиций, стали бы его отговаривать это делать?
Владимир Красиков: Да. У нас есть разъяснение пленума по вопросам террористической деятельности: если размещен видеоролик с публичными призывами, то он считается таковым. Поэтому все будет решаться на экспертном уровне психологами и лингвистами.
Марьяна Торочешникова: Ирина, вы очень активно участвовали и наблюдали за тем, как рассматривается дело "Сети", тоже очень странная террористическая организация: она в России запрещена, люди осуждены на длительные сроки. Но параллели просматриваются. Сейчас появилось невероятное "дело Minecraft" – школьников, которых судят за "терроризм" и создание террористической ячейки. Это общий тренд? Или это люди на местах стараются как-то выслужиться?
Люди должны бояться что-либо говорить, в первую очередь – о Путине, а во вторую очередь – о ФСБ
Ирина Яценко: Может быть, и выслуживаются. Но я не знаю, что на самом деле происходит у них в головах. Если раньше по делам о терроризме 205-я статья была основной, по которой привлекали, как правило, граждан кавказских республик, то сейчас все стало намного проще и в плане распространения интернета, и в плане раскрытия таких "преступлений", и в плане их поиска. Не надо выходить и проводить какие-то оперативно-разыскные мероприятия, выискивать реальных преступников, которые где-то сидят и собирают какую-то бомбу, то есть делают что-то реальное. Не дай бог, конечно, пропустить такой теракт. Но на фоне этого люди, в частности в ФСБ, занимаются не реальными преступниками, а выискивают детей в Minecraft. Это, конечно, полное безумие! Но если смотреть по статистике, то реальное количество преступлений террористической направленности идет вниз, а статистика тех, которые раскрываются в интернете, растет. А связано это, наверное, с падением профессионализма правоохранительных служб.
Марьяна Торочешникова: А может быть, с теми посылами, которые слышат сотрудники от первого лица государства? Владимир Путин на прошлой неделе, общаясь с представителями думских фракций, сказал, что главное – не допускать влияния извне. У них же все террористы – это "влияние извне". И даже на школьников, наверняка будут говорить, влияли извне, и на Карима Ямадаева, наверное, по логике ФСБ. Он же не мог сам просто взять и сделать постановку, в которой вдруг увидели призывы к терроризму…
Ирина Яценко: Это тоже безумная вещь в наше время. Я не могу назвать этих людей ни террористами, ни экстремистами. Все мы реально понимаем, что такое терроризм – это от латинского terror ("ужас"), то есть это внушение ужаса. И как тут можно внушить ужас, если Иван Любшин написал какой-то комментарий "ВКонтакте" со словами, например, "не оправдываю терроризм, но...". Не буду произносить фразу, за которую он в итоге ушел на пять лет. Это самый суровый приговор, который был по статье 205.2. Но в целом эти так называемые "преступления экстремистско-террористической направленности" у нас произрастают не из того, что реально могло произойти и внушить ужас всему обществу, а дела возбуждают именно в отношении гражданских активистов, политических деятелей или просто людей, которые даже не имели отношения ни к политике, ни к активизму, но решили высказать свое мнение. Вот взрыв здания ФСБ в Архангельске тронул какую-то струнку в душе – и человек решил высказаться на эту тему. Нельзя! Люди должны бояться что-либо говорить, в первую очередь о Путине, а во вторую очередь – о ФСБ.
Марьяна Торочешникова: То есть ужас у сотрудников ФСБ вызывает как раз то, что кто-то пытается в каком-то неподобающем контексте говорить "Путин" или "ФСБ".
Ирина Яценко: Есть персоны нон грата, и есть организации нон грата. Можно каким-то образом постараться посадить какого-нибудь следователя из Следственного комитета по фабрикации какого-нибудь уголовного дела и так далее. А вот что касается борьбы с ФСБ, с их незаконными действиями пытками, фальсификацией материалов уголовных дел в отношении терроризма и экстремизма… А они именно этим занимаются! И вот Путин у нас – персона нон грата, о которой можно говорить только хорошее. Им важно заставить людей не говорить то, что они думают. Безусловно, это ограничение свободы слова. И если в течение долгого времени мы будем продолжать так себя ограничивать, самоцензурировать, то, наверное, это станет нашим вторым "я". Это не свободная страна, не свободные люди, это не счастливое общество.
Марьяна Торочешникова: Но в самом начале все похихикивали – летом, когда пришло известие из Канска Красноярского края о том, что школьников подозревают в создании террористической ячейки, потому что они в своей переписке обсуждали планы взорвать здание ФСБ, построенное ими внутри этой игры Minecraft. Думали: "Ну, не может быть, это абсурд. Разберутся". А далеко ли до того момента, когда реально будут привлекать к ответственности режиссеров, которые в кино показывают войну между террористами?
Ирина Яценко: Действительно, чем черт не шутит, человека, играющего террориста в каком-нибудь боевике, могут признать публично оправдывающим терроризм, может быть, запретят к прокату такие фильмы. Как в советское время, будем ходить строем, рассказывать только про светлые вещи: у нас нет насилия, ничего плохого в нашей стране не происходит, мы все говорим только о хорошем. Чистая пропаганда! Я надеюсь, что не доживу до этого времени либо оно никогда не наступит. И мне ни капли не было смешно, когда я узнала про дело о Minecraft, потому что я насмотрелась подобных дел и понимаю, что это просто кошмар.
Кстати, все эти дела рассматриваются окружными судами по 205-й статье, то есть это военные окружные суды, доступ туда закрыт, материалы засекречены, как и фамилии лиц, которые привлекаются по этим статьям. Допустим, в Московском военном окружном суде таких дел рассматривается в месяц несколько десятков. Однажды мы делали запрос в такой суд, было подозрение, что это, возможно, очередное "оправдание теракта" в Архангельске. Мы получили ответ. Нам не предоставили фамилию, но сказали, что это в отношении подростка, и он признан недееспособным, то есть в итоге это принудительное психиатрическое лечение. Мы иногда узнаем про эти дела, и туда приходят правозащитные адвокаты, которые отказываются от подписки о неразглашении, потому что там нет охраняемой государством или какой-то иной тайны, нет теракта, нет приготовлений к нему, каких-то бомб, схем размещения и так далее.
Марьяна Торочешникова: Тем более что это было опубликовано в интернете. Какая уж тут тайна?!
Ирина Яценко: Но там все закрыто. Скорее всего, там работают адвокаты по назначению. И я подозреваю, что в отношении этого подростка такая тактика, наверное, была выбрана родителями, соглашением адвокатов: "признаем его невменяемым, и ему назначат не колонию, где бы он сидел долго, а просто принудительное лечение". Что лучше – я не знаю.
Марьяна Торочешникова: Если это принудительные меры медицинского характера, то там же не прописывают срок: могут отправить на полдня, а могут пожизненно оставить на галоперидоле, а это не дай бог никому!
Во всех таких делах обязателен эксперт, который делает свое заключение: были там призывы или нет. Качество экспертизы такого рода в России ругают уже не первый год. Какие тенденции вы наблюдаете сейчас?
Оправдательных приговоров по призывам к терроризму в России сейчас ноль
Ирина Яценко: Такие дела, как правило, строятся на двух вещах: во-первых, это экспертиза, во-вторых, иногда может быть некий свидетель, как правило, тайный, то есть либо оперативный сотрудник ФСБ, либо какой-нибудь заключенный. Кстати, в последнее время Аналитический центр "Сова" отмечает, что очень много преступлений по вовлечению в террористическую деятельность, вербовку, участие или создание экстремистских сообществ у нас внезапно стало происходить в колониях. Сидит там человек, никого не трогает, а потом внезапно становится фигурантом дела о терроризме, и против него дает показания какой-нибудь бывший сокамерник, который утверждает, что он призывал в запрещенную в России террористическую организацию ИГИЛ, или в запрещенную "Хизб ут-Тахрир". Это просто показания свидетеля, ничем не подтвержденные, как правило, даже в судебном заседании человека не допрашивают, а просто зачитывают его показания, которые предоставлены следователем и, может быть, даны даже не этим человеком. Что касается экспертизы, это экспертиза либо Следственного комитета, либо ФСБ.
Марьяна Торочешникова: Либо это какие-то странные эксперты, как в "деле Minecraft". 25 февраля в "Новой газете" вышла большая публикация Алексея Тарасова на эту тему: "Рельсотрон жахнул". Там все известные к настоящему моменту подробности этого дела против школьников, приводятся какие-то цитаты из экспертиз, и невозможно поверить, что серьезные люди могут такое написать на полном серьезе, зная, что этим подросткам, восьмиклассникам грозят огромные сроки.
Ирина Яценко: Сторона защиты в любых делах в России, к сожалению, не в самом выгодном положении (это мягко говоря). Когда обвинение приобщает к материалам дела экспертизы, суд их принимает безоговорочно. Если адвокаты заказывают аналогичную экспертизу или хотя бы рецензию на экспертизу, которая была сделана Следственным комитетом, есть шансы на то, что она будет приобщена к делу, но шансы на то, что суд соответственно оценит и признает доводы защиты, стремятся к нулю. Оправдательных приговоров по призывам к терроризму, насколько я знаю, у нас в России сейчас ноль.
Есть дело Егора Метлина, о котором мало кто знает. Это военнослужащий части в Тамбовской области, который служил по контракту, и ему предложили ехать воевать в Сирию. Он отказался. И вот это, по всей видимости (и даже адвокат подтверждает, и в материалах дела это есть), было доложено куратору ФСБ этой военной части, и дальше в отношении Егора начались провокации, к нему подсылали сослуживцев. Вот в чем еще похожесть всех этих дел: они ведут негласную аудиозапись, видеофиксацию, раскручивают человека на разговоры о Путине, о власти.
Марьяна Торочешникова: В итоге ему повезло?
Ирина Яценко: Его адвокат Оксана Маркеева смогла переквалифицировать статью 205.2 в 282.1.
Марьяна Торочешникова: То есть он теперь не "террорист", по крайней мере, его признали экстремистом.
Ирина Яценко: Пока не признали, идет следствие. Но хотя бы не от 10 лет, а до 10: можно сказать, что повезло.
