Вышедшую в издательстве "Новой газеты" книгу Веры Челищевой "Как меня убивали. История юриста ЮКОСа Василия Алексаняна" можно назвать хроникой пыток. Она представляет собой свидетельство о преступлении, подкрепленное документами. "Мне хотелось, чтобы фамилии мучителей Алексаняна остались в истории", – говорит Вера Челищева. Издание дополнено воспоминаниями и размышлениями друзей и коллег Алексаняна.
Сотрудник правового управления нефтяной компании работал адвокатом Михаила Ходорковского, Василия Шахновского и некоторых других фигурантов дела ЮКОСа. 30 марта 2006 года он занял пост исполнительного вице-президента НК "ЮКОС", но уже 6 апреля был арестован по обвинению в хищении и легализации незаконно приобретенных денежных средств и в последующем их отмывании. В московском СИЗО "Матросская тишина" у него обнаружили ВИЧ, полученный в результате неудачного переливания крови после автомобильной аварии. По заключению судебно-медицинской экспертизы, больной мог находиться под стражей при условии проведения ему высокоактивной антиретровирусной терапии. Однако его не лечили. Вместо этого следователи стали шантажировать Алексаняна. Юриста вынуждали пойти на "сделку" – в обмен на лечение и освобождение ему предлагалось дать "правильные" с точки зрения следствия показания на экс-главу ЮКОСа Михаила Ходорковского и бывшего руководителя МФО МЕНАТЕП Платона Лебедева. Алексанян отказался это сделать. Он сказал своим адвокатам: "Мне вынесен смертный приговор, и он приводится в исполнение".
Власти терроризировали всех, кто был с ним рядом и пытался ему помочь
Правозащитный центр "Мемориал" признал Алексаняна узником совести, отметив применение следствием и судом жестокого и бесчеловечного обращения, а также неоказание необходимой медицинской помощи. "Имеются основания предполагать, что преследования проводятся за принадлежность к корпоративной группе, что существующие доказательства причастности обвиняемого к преступлениям сфальсифицированы; длительность и условия содержания не соответствуют тяжести преступления; преследование осуществляется с явными нарушениями процессуальных гарантий, закрепленных в Конституции и действующем законодательстве РФ, Европейской конвенции по правам человека", – констатировал ПЦ "Мемориал".
Алексанян удерживался за решеткой два с половиной года и был выпущен под залог в 50 миллионов рублей, когда о его трагическом положении стало известно широкой общественности, благодаря кампании поддержки и нескольким постановлениям ЕСПЧ, которые Россия сначала проигнорировала. Но тогда Алексанян был уже смертельно болен. К тому же он почти полностью ослеп. Если бы не чудовищные условия в следственном изоляторе, то возможно, Алексаняна удалось бы спасти. Через два с половиной года после освобождения он скончался. В предсмертном интервью изданию The New Times Алексанян рассказал о давлении властей на него уже после прекращения уголовного дела. Юрист заявил, что власти терроризировали всех, кто был с ним рядом и пытался ему помочь, – его родителей, врачей, водителя. По выражению Алексаняна, его держали "на крючке", так и не сняв арест с имущества, несмотря на то что дело было прекращено в 2010 году за истечением срока давности. До своего 40-летия Алексанян не дожил двух месяцев. Был похоронен на Хованском кладбище Москвы. 3 октября этого года исполнилось девять лет со дня его смерти.
С разрешения автора Радио Свобода публикует одну из глав книги.
Больница
"Пришел Тагиев и сказал, что меня посадят на цепочку"
– Жалкий, униженный человек сидел, скрючившись на полу в наручниках, прикованный цепью к больничной койке. В больнице сделали стальную клетку, куда и поместили пациента, – так академик Андрей Воробьев вспоминает свою первую встречу с Алексаняном.
8 февраля 2008 года Василия поместят в гематологическое отделение городской клинической больницы №60, что на шоссе Энтузиастов. Там 10 дней его в буквальном смысле будут держать на цепи, прикованным наручниками к больничной койке. Что происходило тогда в больнице – рассказывает он сам. Его пояснения для Страсбурга записывала адвокат Елена Львова во время визитов к нему:
"08.02.08 утром в СИЗО я был уведомлен, что буду переводиться для лечения в гражданскую клинику. Приблизительно в 14.30 я был доставлен в палату №527 ГКБ №60, при этом мне не сообщили, куда меня привезли. В 14.45 ко мне пришел Тагиев Ф. Г. и сказал, что после разбора вещей меня посадят "на цепочку", сославшись на инструкцию, которую по моей просьбе он не представил.
Десять суток я был на цепи и ограничен в движениях
С 15 часов 08.02.08 г. по 18.02.08 г. до 17 часов я был пристегнут круглосуточно одним наручником к правому запястью руки, другим наручником к изголовью металлической дужки кровати. Длина цепи – примерно от 70–100 см. Снимали цепь только для вывода в туалет. Десять суток я был на цепи и ограничен в движениях. Во время медицинских процедур – уколов, капельниц – и во время сна я оставался прикованным к кровати. Свидетелем этого являлся медицинский персонал. Когда ко мне допустили адвокатов – 16.02.08 г. и 18.02.08 г. – цепь снимали перед их приходом, после прихода немедленно пристегивали снова.
Лично я обращался к Тагиеву Ф. Г. с 11 по 17 февраля неоднократно при его посещении с проверками и проверяющими из УФСИН по г. Москве с требованием снять цепь или предоставить объяснение по поводу законности применения этого спецустройства под название "Букет" (спецсредство "Букет" (БКС‑1) – наручники, предназначенные для задержания группы преступников. Представляют собой пять пар "браслетов", скрепленных между собой длинными цепями. – РС). Цепь состоит из пяти наручников, может увеличиваться или укорачиваться с целью полного обездвиживания. Никаких ответов я не получил".
Возле палаты Алексаняна, а также внутри круглосуточно несли дежурство сотрудники конвоя, притом что за больным и так было установлено постоянное видеонаблюдение. Единственная решетка во всей больнице будет только на окне палаты Василия. Специально приварят. Вдруг он, сломав наручники, захочет сбежать от терапий и капельниц, спрыгнув с третьего этажа?
Василий продолжает рассказывать, как оно было изнутри: "Окно полностью закрыто мелкой решеткой. Палата – полностью изолированное помещение с единственной дверью, которая закрывается снаружи на ключ, а я нахожусь на цепи. Этот пост [охраны из конвоя] создает эпидемиологическую угрозу моему иммунитету, т. к. 12 человек по 4 смены меняются каждые два часа и каждые сутки. Каждые два часа в моей палате появляются новые люди без бахил, масок, белых халатов, в тюремной форме, и меняются, в том числе и ночью, не давая спать. Приезжал почему-то ночью проверяющий из УФСИН по г. Москве и проверял наличие цепи и крепости решетки. По причине постоянного присутствия людей я за все время в больнице не имею возможности спать ни днем, ни ночью. Вынужден принимать снотворное.
Решетка на моем окне была установлена таким образом, что с 08.02 по 29.02 невозможно было приоткрыть окно для проветривания палаты, что увеличивало опасность заражения меня вирусным инфекционным заболеванием. Я обращал внимание своих лечащих врачей Серегина Н. В. и Пивника А. В. и главного врача больницы Лукашева А. М. на эти обстоятельства. Но, как я понял, они не могли что-либо изменить, так как [установленная ФСИН] решетка к их компетенции не относилась. Поняв, что мои официальные обращения о нарушении моих прав не имеют результата, я попросил адвокатов сделать публичное заявление в СМИ. После этого 29.02.2008 г. утром явился главный врач с техническим персоналом, которые прорезали дыры в решетке таким образом, чтобы форточки могли приоткрываться".
Еще ФСИН не разрешала Алексаняну пользоваться душем. Причин не называлось. Хотя врачи рекомендовали ему принимать душ каждый день из-за всевозможных процедур и во избежание серьезного риска инфекций. Но тюремщики устанавливали свои правила даже в больнице.
Я обращался к начальнику караула с просьбой отвести меня в душ, на что получал от него ответ, что для этого требуется личное разрешение начальника СИЗО
Слово Василию: "Самый длительный промежуток [когда отказывали в возможности помыться] составлял 11 дней. Каждый день я обращался к начальнику караула с просьбой отвести меня в душ, на что получал от него ответ, что для этого требуется личное разрешение начальника СИЗО Тагиева. Через некоторое время мне сообщали, что Тагиев мне отказал. Именно в этот период мне необходимо было поддерживать особую гигиену тела, так как у меня брали 3 раза образцы костного мозга и делали 2 раза трепанобиопсию срединной грудной кости, а также брали для анализа спинномозговую жидкость. Причем все эти операции производились в присутствии одного или двух сотрудников охраны, не носящих стерильной одежды…
Некоторые сотрудники ФСИН, которые меня охраняют, предпринимают в отношении меня унизительные действия, как то: не позволяют мне даже закрывать дверь в туалет и надзирают за мной, когда я справляю свои естественные надобности. Ссылаются при этом на устные указания своего начальства, имен и фамилий которых они не указывают. Свидетелем двух таких безобразных сцен была в одном случае медсестра, приготавливавшая мне в палате капельницу, в другом – мой адвокат, тоже женщина".
Государственные инстанции, поняв, что вся информация о происходящем уходит в Страсбург, во второй половине февраля 2008‑го стали спешно прикрывать свои пятые точки, заметать следы и улики. Тюремщики, подгоняемые Минюстом, и Милинчук изобретали кучу отписок и справок (ложных, естественно) с парадоксальным содержанием и направляли их сразу на имя… Европейского суда по правам человека. Например, глава "Матросской Тишины" Тагиев объяснял страсбургским судьям, что решетка на окно палаты Алексаняна была приварена "в связи с его склонностью к побегу". Этой же "склонностью" Тагиев оправдывал цепь "Букет", на которой десять дней в больнице держали Василия. Но наручники, успокаивал Тагиев Европейский суд, снимались каждые два часа "для восстановления нормального кровообращения".
Слава тебе господи.
Еще бедный Тагиев закидывал Страсбург копиями дипломов и сертификатов тюремных врачей, сопровождая это словами об их профессионализме и компетенции. Словно эти дипломы как-то оправдывали тот факт, что их обладатели два года не оказывали смертельно больному человеку медицинской помощи.
Ангелы, черные "Волги" и чай у Войновича
– Впервые Алексаняна привели в мой кабинет на консультацию в наручниках с двумя охранниками, – вспоминает академик Воробьев. – Я поздоровался со всеми за руку. Осмотр Алексаняна выявил увеличенную селезенку. После небольшого дообследования было решено перевести его из 60‑й больницы к нам в Гемцентр для операции по удалению селезенки. У таких пациентов возможно развитие лимфосаркомы с поражением селезенки. В Гемцентре мы сделали Алексаняну операцию. Нашли ли морфологи там лимфосаркому – уже вспомнить трудно, но диагноз этот дал основание ходатайствовать об изменении меры пресечения: в итоге наручники и цепи заменили на залог в 50 млн рублей. И через какое-то время в мой кабинет вошел красивый, высокий и статный молодой человек, в которого превратился недавний заключенный. Он пришел поздравить меня с Новым, 2009 годом…
Но до освобождения еще почти год. А пока, в феврале 2008‑го, под контролем врачей он начинает принимать терапию ВААРТ. На следующий день ему резко плохо – побочные эффекты. Врачи ставят внутривенную капельницу и экстренно решают, что делать. В итоге пробуют другую схему ВААРТ. Однако организм не справляется и с ней, у Алексаняна сильная аллергическая реакция и слабость. Из-за этого невозможно начать одновременно 4‑месячную химиотерапию, необходимую Василию в связи с раковой опухолью лимфатических узлов.
* * *
В эти же дни у него вдобавок выявляют язву пищевода.
Март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь… Он то в 60‑й больнице, то в Гемцентре у Воробьева. Им все же удается поддерживать его жизнь.
А суды все так же рутинно продлевают ему арест. Но уже без него. Алексаняна не решатся вывозить на заседания. Не решатся даже показывать по телетрансляции из больницы. Хватило тех кадров, которые и так уже увидел мир.
Вообще, несмотря ни на что – цепи, наручники, решетки на окнах, конвой 24 часа в сутки и прочие унижения – 2008 год ознаменовался для него невероятным везением. Силы зла словно сменились на силы добра. И помимо ангелов от медицины на его пути встретились неаккредитованные ангелы от СМИ. И, кажется, он об этом даже не догадывался.
Когда он лежал под капельницами, химиями и терапиями, по Москве ездили два молодых и очень активных журналиста. Тихон Дзядко и Сакен Аймурзаев, трудившиеся тогда на "Эхе Москвы", по собственной инициативе, без всякого редакционного задания, стали собирать поручительства за неизвестного им лично Алексаняна. Поручительства, как само собой водится, у известных людей, авторитетов. Некоторые авторитеты их посылали сразу, другие думали, третьи незамедлительно соглашались.
И теперь, когда я пишу эти строки, передо мной лежат письменные поручительства "третьих" в суд. Некоторых из поручителей, как и Алексаняна, уже нет в живых.
"Я, Войнович Владимир Николаевич…", "Я, Козаков Михаил Михайлович…", "Я, Чурикова Инна Михайловна…", "Я, Симонов Алексей Кириллович…", "Я, Ясин Евгений Григорьевич…", "Я, Гербер Алла Ефремовна…", "Я, Ахеджакова Лия Меджидовна…", "Я, Чхартишвили Григорий Шалвович…"
И все они ручались "за явку в суд в назначенный срок Алексаняна Василия Георгиевича, а также за то, что он не будет препятствовать производству по уголовному делу".
"Мне известно о сущности предъявленного обвинения и об ответственности поручителя, в случае ненадлежащего выполнения им своих обязательств в виде наложения денежного взыскания в размере до ста минимальных размеров оплаты труда, в порядке, установленном статьей 118 УПК РФ".
Вспоминает Тихон Дзядко: "Когда мы с Сакеном обзванивали "звезд", мы в большой степени поняли, что такое, когда у человека есть совесть и когда ее нет. Вот она – "цена отказа", причем с самыми немыслимыми мотивировками. Очень многие "деятели культуры" и "общественные деятели" отказывались это делать наотрез. Кто-то – после двухминутного разговора, кто-то – после получасовой беседы. "Откуда мне знать, как он заразился СПИДом?", "У нас что, мало людей в тюрьмах болеет?", "У меня есть проекты, которые могут от этого пострадать".
Но многие подписывали поручительства с радостью. Времени было совсем немного, на носу – судебное заседание, и мы хотели отдать адвокатам как можно больше поручительств. Для нас с Сакеном это было своего рода приключением, что ли: передвигаясь по Москве на машине, мы смотрели, не следуют ли за нами черные "Волги", будучи почти уверенными, что они где-то рядом; дома у Владимира Войновича пили чай, а у Инны Чуриковой наблюдали за тем, как она подписывается за себя и Лию Ахеджакову, узнавая подпись Ахеджаковой по телефону ("Лия, у тебя "д" как домик или с хвостиком?"). Приключением это было и потому, что мы почти не сомневались в положительном исходе всего предприятия [Большой город. Цена Милосердия. 4 октября 2011 года. Тихон Дзядко]".
Акунин и Ясулович придут даже лично в Мосгорсуд, где будет оспариваться содержание Алексаняна под стражей. Судья Найденов брезгливо взглянет на переданные ему поручительства, приобщит к делу и… оставит Алексаняна под стражей. Прокурор Власов про Акунина и Ясуловича бросит что-то там насчет "пиара"…
Закат карьеры госпожи Милинчук
Таким же суматошным, как и декабрь 2007‑го, выдалось начало весны 2008 года в приемной уполномоченной от России при Европейском суде Вероники Милинчук, той, что была так недоступна для Василия и его защиты в самые тяжелые моменты. Милинчук пыталась не допустить вынесения решения не в пользу России по основной жалобе умирающего вице-президента ЮКОСа "V. A. vs RUSSIA", в которой свидетельствовалось о пытках.
Чтобы как-то отбиться от лавины вопросов Страсбургского суда, Милинчук в своих ответах обвиняла Алексаняна "в недостойном поведении".
"Постоянное использование заявителем оскорбительных или провокационных высказываний может быть расценено как злоупотребление правом свободы выражения мнения [из материалов дела]" – это Милинчук писала в ответ на вопросы Страсбурга, почему Алексаняна держали на цепи "Букет" в больнице, не давали ходить в душ и приварили на единственное окно в палате решетку, и почему она, Милинчук, скрывалась от защитников, когда те требовали исполнить предписание ЕСПЧ о госпитализации Алексаняна.
"Заявления заявителя без сомнения содержат серьезные обвинения органов власти Российской Федерации, уполномоченного представителя РФ при Европейском суде";
"Органы власти Российской Федерации сделали все необходимое для обеспечения предоставления заявителю права на жизнь";
"При этом заявление заявителя о том, что камеры были заражены стафилококком, вызывает возмущение. Известно, что стафилококк может быть обнаружен только в результате молекулярного исследования, а проведение такого исследования заявителем невозможно";
"Органы власти Российской Федерации еще раз просят Суд при рассмотрении настоящего дела принять во внимание поведение заявителя";
"Органы власти Российской Федерации уважают право заявителя защитить себя всеми возможными способами, при этом это не дает ему право клеймить органы власти и их институты";
"Органы власти Российской Федерации подчеркивают, что следственные органы и прокуратура Российской Федерации знали, что заявитель был членом организованной группы, созданной для достижения определенных целей посредством политического давления, взяточничества и другими незаконными способами. В этом отношении определенно требовалось заключение заявителя и его изоляция";
"Тюремная больница, в которой содержался заявитель, отвечает международным медицинским стандартам".
Вашу веру в меня я не предам, как не предавал никого до сих пор
Через несколько месяцев после написания этих строк, в июле 2008 года, Милинчук указом президента будет освобождена от должности уполномоченного от России при Европейском суде, продержавшись в ней всего полтора года. Говорят, отстранили именно за то, что не смогла решить в Страсбурге вопрос с "делом ЮКОСа" и отбиться от жалоб компании, ее сотрудников и акционеров.
* * *
В свое время кандидатуру Милинчук советовал Путину сам Владимир Устинов, в прошлом генпрокурор, а потом глава Минюста. Именно Устинов в конце 90‑х забрал Милинчук из родной Кубани с собой в Москву. В Генпрокуратуре у нее складывалась головокружительная даже по нынешним меркам карьера. Ей было чуть за 30, а она уже работала на руководящих должностях в международно-правовом управлении Генпрокуратуры, являлась даже заместителем директора некоего созданного внутри ведомства НИИ по "проблемам укрепления законности и правопорядка". В 33 получит "Заслуженного юриста Российской Федерации" – "за заслуги в укреплении законности и правопорядка, многолетнюю добросовестную работу". В 38 лет станет уполномоченной от России при Европейском суде и заодно заместителем министра юстиции, то есть замом Устинова.
Для Милинчук на посту уполномоченной указом Путина будут созданы особые условия работы: высокая министерская зарплата и не менее щедрое социальное обслуживание. И все это в преддверии непростых для России международных судебных разбирательств по жалобам сотрудников и акционеров ЮКОСа.
С помощью Милинчук в Кремле надеялись убедить Европейский суд в криминальной природе "дела ЮКОСа" и, соответственно, нецелесообразности рассмотрения жалоб компании и ее сотрудников. Но не получилось. Если суд в Страсбурге решал рассмотреть дело Алексаняна или дело акционеров ЮКОСа, то он их рассматривал, кто бы эти дела в России ни курировал, Павел Лаптев (предшественник Милинчук на посту уполномоченного при ЕСПЧ. – РС), сама Милинчук или сменивший ее Георгий Матюшкин (с весны 2017 года должность уполномоченного РФ при Европейском суде по правам человека занимает Михаил Гальперин. – РС).
Милинчук надежд не оправдала, от слова "совсем": полтора года ее работы (в 2007–2008-м – как раз период гнобления Алексаняна в тюрьме) оказались для России провальными: Москва проиграла в ЕСПЧ слишком много громких дел, и в первую очередь это касалось "дела ЮКОСа". Власти решили больше не рисковать, тем более накануне коммуникации Страсбургом еще нескольких юкосовских жалоб. Милинчук сняли, но дали должность помощницы полномочного представителя президента в Южном федеральном округе. А полномочным представителем был назначен… Владимир Устинов. Еще Милинчук дадут чин государственного советника 3-го класса. С тех пор о ней почти ничего не слышно.
А ведь могла сделать неплохую международную карьеру юриста, если бы занималась реальным правом, а не подготовкой отписок для Страсбурга и если бы в учителя выбирала не Устинова, а, скажем, профессоров Лукьянову или Морщакову.
Каждый выбирает по себе.
Пытки, как и было сказано
22 декабря 2008 года Европейский суд вынес решение по жалобе №46468/06 "Алексанян против Российской Федерации", признав, что власти РФ нарушили статью 3 Международной конвенции "Запрещение пыток", которая гласит: "Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".
"… Власти страны, – отмечал Суд в решении, – не позаботились достаточно о здоровье заявителя, с тем чтобы обеспечить обращение с ним, не нарушающее статью 3 Конвенции ("Запрещение пыток"). Это подорвало его достоинство и вызвало за собой особенно тяжелые испытания, причинив ему страдания, выходящие за рамки страданий, неизбежно сопряженных с тюремным заключением и болезнями, что являлось бесчеловечным и унижающим достоинство обращением".
* * *
Старания Милинчук накрылись медным тазом. Это был капитальный проигрыш Москвы в Страсбурге. Незадолго до вынесения этого решения, словно опережая его, власти предпримут циничный шаг. Московский городской суд запросит за освобождение Алексаняна беспрецедентный и никогда до этого не практиковавшийся российскими судами залог – 50 миллионов рублей. На тот момент это было около 1,4 миллиона евро.
Поднялась волна негодования среди всех, кто сочувствовал и следил за его судьбой, следом – общественная кампания по сбору средств. Переводы на расчетный счет отправляли все – и те, кто знал Алексаняна лично (друзья, бывшие коллеги, знакомые), и те, кто никогда с ним не был знаком, от мала до велика – предприниматели как крупного, так и среднего звена, пенсионеры, студенты, журналисты, писатели, актеры…
15 декабря 2008 года, в свой день рождения, еще находясь под стражей в больнице, он, узнав о таком участии в его судьбе, сделает через адвокатов заявление:
"Благодарю всех, кто меня поддерживает в эти тяжелые дни. Вашу веру в меня я не предам, как не предавал никого до сих пор".
Силами всех нужная сумма будет собрана. 30 декабря 2008 года из его палаты уберут конвой, а самого в ночь на 31 декабря отпустят домой.
А потом, когда уголовное дело прекратят за истечением сроков давности и суд вернет ему деньги, он будет пытаться сам их отдать всем тем, кто перечислял. А некоторым, например Акунину, даже звонил и спрашивал: как мне поступить с деньгами – отдать вам или потратить на благотворительность?
После смерти Василия отец найдет в его столе несколько денежных переводов – на лечение детей…
Армянский Бог
В СИЗО он выучил Библию наизусть. И потом все время цитировал ее на свободе. Алексаняна-старшего это, мягко говоря, несколько удивляло, было непривычно. Сын на его недоумение однажды заметил: "Извини, папа. Я умирал два раза там, тебя рядом со мной не было, а Бог был".
Священник Алексей Уминский как-то заметил: "Иисуса две тысячи лет назад осудили на мученическую, ужасную смерть судом откровенно несправедливым и неправедным. По-современному – абсолютно заказным и постановочным. Приговор иудейских первосвященников основывался на сфабрикованных доказательствах, подтасовках фактов, предательстве, лжесвидетельстве, ни на чем не основанных обвинениях. Якобы что-то кому-то Иисус сказал, якобы намеревался что-то сделать. И все это со слов третьих лиц..."
Отец Алексей объясняет мне, что каждый раз, когда кто-либо врет на следствии или в суде, этот человек так или иначе становится соучастником убийства Христа. Потому что Евангелие от Матфея гласит: "Лжесвидетельство делает человека соучастником суда над Спасителем, который был также основан на показаниях лжесвидетелей". "И от каждого нового лжесвидетельства, – добавляет отец Алексей, – Бог умирает снова и снова..."
Еще Уминский говорит, что нет такого ужаса и состояния человеческого отчаяния, которые бы Христос не пережил на Кресте. Бог всегда пребывает в самых страшных местах. Укор людей "Ну где же ты был, когда это происходило?" бессмыслен. Он был рядом. В Освенциме, в подвалах НКВД, на Колыме, в Катыни, на Дубровке, погибал вместе с детьми в Беслане. И, наконец, если следовать логике Уминского, Бог присутствует на каждом неправедном суде, сидит в каждом конвойном помещении, в каждом автозаке, камере, следовательском кабинете, где вытаскивают показания путем шантажа и давления… И в эти минуты он так же беспомощен, как и эти несчастные, кто там сидит, переживает вместе с ними холод, голод, насилие, побои, нелечение, унижения, оскорбления, смерть. Он беспомощен, как тогда на Кресте…
– Вася, ну как ты?
– Знаешь, Армен, я видел Бога, и Бог – армянин.
В декабре 2008 года, как только снимут конвой в его больничной палате, первым из друзей Алексаняна услышит Армен Мхитарян. Он из Америки позвонит адвокату Геворгу Дангяну, чтобы узнать подробности освобождения, Геворг как раз находился в палате и передал трубку Василию.
"Я был обескуражен, услышав эту фразу про Бога, – признается мне Армен. – Сначала чуть не расхохотался. Так непривычно это было от Васи слышать. И потом – как может быть Бог армянином? Но он это произнес не в шутку, а серьезно. И я вдруг отчетливо осознал, что все эти годы заточения он думал о смерти, как никогда. Он настолько был морально и физически истощен, что эти мысли не могли не возникнуть. В ходе разговора он произнес еще пару фраз, связанных с Богом. Я почувствовал, что он реально его видел. И в видении Васи Бог был армянин…
Проходя через все эти испытания в заключении, Вася, наверное, источником сил нашел для себя веру. Мы не разговаривали на эту тему. Но знаю, что буквально за несколько месяцев до смерти он поехал в Армению и крестил там сына. Ему хотелось сделать это именно в Армении, в любимой церкви. Для армян вообще важно крестить детей на земле предков. Вася успел".
