Альберт живет в Москве, ему 18 лет. Он любит фэнтези, научпоп, классическую музыку, рок, живопись, скульптуру и поэзию. Альберт увлекается фотографией, делает бижутерию, пишет сказки и стихи. Больше всего Альберт мечтает жить в свободной стране и пройти в составе марша равенства по Москве. Но сейчас ему сложно даже выйти из дома. Альберт – трансгендерный юноша, из-за трансфобии окружающих ему трудно общаться с людьми, проявлять себя и строить планы на будущее. Сейчас Альберта главным образом поддерживает мама, политическая активистка, Ангелина Юганова. В интервью Радио Свобода она рассказала о своей борьбе за сына, чувстве вины и надежде.
– Альберт – очень желанный ребенок. Я хотела девочку и дала ребенку имя, как только узнала о беременности. Но УЗИ показывало мальчика. Я не то чтобы расстроилась из-за этого, я не понимала, что я буду делать с мальчиком. Перед родами УЗИ показало, что родится все-таки девочка. Я тогда подумала – теперь все правильно. Родилась девочка, но через 15 лет мой ребенок сказал, что он на самом деле мальчик. Сын рассказал, что еще в младших классах школы он почувствовал телесный дискомфорт, природу которого тогда не мог понять и объяснить. Ненависть к своему телу со временем становилась сильнее. Сын долго скрывал это от меня, возможно, из-за того, что я часто говорили, как люблю его, в том числе потому что он – девочка. Я не наряжала Альберта в розовое и юбочки, но, видимо, он чувствовал, что я вижу в нем только девочку.
Бабушка Альберта, моя мама, человек традиционных чугунных взглядов, открыто упрекала Альберта с раннего детства. Например, бабушка заявляла моему сыну: "Не надо лазить по деревьям, потому что ты девочка". Альберт начал болеть. Два года его обследовали у разных врачей. Доктора разводили руками и не находили никаких заболеваний. Альберту становилось хуже и хуже. Психосоматика усиливалась: постоянные боли в разных частях тела, слабость. В конце концов один из врачей посоветовал пойти к психотерапевту. Пару лет мы искали хорошего психотерапевта. Не просто в России найти ЛГБТ-френдли психолога, психиатра или психотерапевта. Год назад мы наконец нашли хорошего специалиста. У сына диагностированы депрессия и панические атаки. После этого Альберту стало немного легче, потому что нам стало понятно, что с ним. Причина такого состояние сына – неприятие окружающими его трансгендерности. Альберту в подростковом возрасте часто говорили: "У тебя такая красивая фигура. Надень что-нибудь обтягивающее вместо этих безразмерных мужских футболок, и мальчишки лягут штабелями". Альбер хотел крикнуть "Замолчите", но вместо этого он замыкался в себе и занимался самоповреждением.
– Какой была ваша реакция, когда вы узнали, что Альберт трансгендерный юноша?
Люди, которые общались с сыном, обращались не к нему, а к какой-то девушке
– Сначала я думала – это блажь, пройдет. Потом я почувствовала досаду – я так хотела девочку, такая красивая девочка получилась, и все насмарку. Затем я поняла, что такими установками травмировала сына. Мне пришлось осознать себя абьюзером и прожить ужасное чувство вины. Я была уверена, что все делала для своего ребенка правильно, но мои гендерные ожидания нанесли ему вред, не позволили раскрыться передо мной. Я до сих пор очень жалею, что много работала и доверила воспитание сына бабушке. Если бы можно было повернуть время вспять, я бы сделала другой выбор. Мне нужно было быть с Альбертом рядом, чтобы защитить его от бабушки и общества. Но я воспитывала сына одна, отец Альберта ушел от нас через три года после его рождения. Я постаралась не повторить такой ошибки. Почти 4 года назад, видя удручающее состояние Альберта, я ушла с хорошо оплачиваемой работы, которая отнимала у меня много сил и времени, и стала работать из дома, здорово потеряв в деньгах. Уходить из профессии было очень страшно, я уходила практически в никуда, но не могла себе позволить продолжать зарабатывать деньги, которые не приносили моему ребенку облегчения. Я должна была быть рядом с сыном, и я бросила работу. Ни секунды об этом не пожалела. Альберт потихоньку стал мне открываться. Я помню, как он боялся попросить меня купить ему утяжку для груди. И как он обрадовался, когда я сделала заказ в интернет-магазине и поддержала его. Утяжка позволила сыну чувствовать себя более уверенно: он стал выходить из дома, немного общаться с людьми. До этого он несколько месяцев не покидал квартиру. Потом Альберт решил сделать камингаут. Хуже всех камингаут Альберта приняла бабушка. Она заявила, что таких, как он, надо сжигать на костре. Альберт ответил бабушке как отрезал: "Раз так, то я с тобой общаться не буду". Он сумел защитить себя от жестоких слов бабушки, но после этого разговора Альберт лежал в постели неделю, зато бабушка немного одумалась. Она, получив отпор, перестала с Альбертом обсуждать трансгендерность, но осталась при своем мнении. Бабушка сейчас делает вид, что ничего не происходит. Для нее главное – жить так, чтобы со стороны все выглядело прилично.
– Вы не пытались отговорить сына от камингаута?
– Я поддержала его в этом, потому что очень больно жить скрываясь. С последствиями камингаута можно справиться, а жизнь в шкафу – это и не жизнь вовсе. Альберту было очень больно из-за того, что его почти никто не воспринимал таким, какой он есть. Люди, которые общались с сыном, обращались не к нему, а к какой-то девушке и требовали от него соответствия гендерным стереотипам. Гендерные стереотипы портят жизнь не только трансгендерным людям. Например, я в детстве очень хотела играть на барабанах. Но мама отдала меня в музыкальную школу по классу фортепиано, потому что пионерке были не положены барабаны. Я боялась даже попросить маму отдать меня учиться игре на барабанах. Я хорошо помню, как это – заниматься не тем, чем хочется, и бояться даже рассказать об этом.
– Но вы научились играть на барабанах?
– Да. Я отстояла свое право вопреки мнению мамы играть на барабанах, брить виски, делать татуировки и вообще жить так, как хочу. Альберт сейчас в умении отстаивать границы в общении с токсичными людьми превзошел меня.
Сына били на улице, оскорбляли, обзывали
– С какими еще проявлениями трансфобии Альберту и вам пришлось столкнуться?
– Сына били на улице, оскорбляли, обзывали, срывали с рюкзака значки. В России – трансфобия на каждом шагу. И власть поддерживает эти человеконенавистнические проявления. Поправки в Семейный кодекс, которые недавно пыталась протащить Мизулина, ввергли меня в отчаяние, хотя это чувство мне свойственно испытывать в последнюю очередь. Я поняла, что если эти фашистские поправки примут, мы уедем из страны. К счастью, поправки Мизулиной не приняли. После камингаута Альберта от нас отвернулись друзья и некоторые родственники. Но старые ушли – новые пришли. У нас появились новые друзья, молодые политические активисты. Эти люди – настоящее сокровище: они принимают нас такими, какие мы есть.
– Как вы нашли новых друзей?
– Я уже давно выхожу на оппозиционные митинги. Раньше я выходила на митинги одна. С июля прошлого года я стала почти каждый день вставать в одиночные пикеты. На пикетах я познакомилась с другими активистами. Они стали моими друзьями. Мы почти каждый день ходили на судебные процессы над узниками "московского дела". Сейчас я поддерживаю политзаключенных и их родителей, переписываюсь с ними. Альберт тоже стал выходить на пикеты. Он интраверт, не любит быть в центре внимания. Но в пикетах рядом с нами всегда друзья, и это поддерживает.
– Как вы относились к ЛГБТ-людям до того, как узнали, что Альберт трансгендерный юноша?
– Я не считала себя гомофобкой, но не понимала, зачем ЛГБТ все время о себе кричат. Сейчас я понимаю, что заявлять о себе для людей-ЛГБТ – это почти единственный способ защиты. Если люди-ЛГБТ не будут этого делать, общество их уничтожит. Я поняла, как тяжело людям-ЛГБТ, особенно подросткам. Мне очень жаль детей, которые из-за небольшого отличия от остальных вынуждены так страдать.
– Как вы думаете, в чем причина гомофобии и трансфобии?
Власть имущие сформировались в советское время и не собираются менять давно устаревшие воззрения
– С одной стороны, гомофобный тон задает власть. В России властью обладают ограниченные люди, с такими же чугунными взглядами, как у нашей бабушки. Власть имущие сформировались в советское время, пронесли свои взгляды через десятилетия, уверены в правильности своей косной позиции и не собираются менять давно устаревшие воззрения. Другая причина гомофобии – отсутствие у большинства населения России умения независимо мыслить. Генофонд страны был уничтожен. Люди с широкими взглядами не приживались в России. Основная масса населения не имеет своего мнения и не желает развиваться. Я изо всех сил бегу за паровозом современности и не всегда могу его догнать. Например, я не понимаю, что такое "новая этика". Альберт объясняет, а я иногда думаю, что это бред. Мое непонимание – следствие того, что я в силу возраста не всегда успеваю за прогрессом, а основная масса людей совсем никуда не бежит. Надежда только на молодежь. Возможно, они будут не населением, а гражданами, толерантными ко всем, а не только к рабочим и крестьянам. Наши дети выросли при Путине, но они благодаря интернету видят мир во всем многообразии и сложности. Они, например, знают, что в Европе и США трансгендеры становятся мэрами городов и сенаторами. Молодежь понимает, что любая гендерная идентичность – это нормально и трансгендерность не должна мешать человеку проявить его таланты. У Альберта много способностей, большой творческий потенциал, но он не может раскрыть его в России. Все его силы уходят на выживание в трансфобном обществе. На мой взгляд, очень страшно, что трансфобия и гомофобия лишают людей-ЛГБТ возможности творчески развиваться.
– Как вы представляете будущее сына в России?
– Если ничего не изменится, перспективы мрачные. Я бы хотела, чтобы Альберт уехал. Мне кажется, в толерантном обществе у него будет больше возможностей проявить себя и быть счастливым. С другой стороны, я думаю, а какого черта мы должны уезжать из нашей страны? И Альберт так думает. Мы хотим, чтобы в России человек мог без страха сказать о своей трансгендерности и вообще жить без страха. У меня есть надежда, что в какой-то момент маятник качнется в другую сторону. И когда это случится, я хочу сделать все возможное, чтобы Россия превратилась в просвещенное, свободное и процветающее государство 21-го века. Я как перфекционист считаю, что лучше меня никто ничего не сделает, поэтому я останусь в России и создам сама наше будущее.
