В разделе "Путешествия" валлийский помещик, переводчик, радиожурналист Фрэнк Уильямс

Игорь Померанцев: Фрэнк, в разгар эпидемии коронавируса вы под парусами ушли в море. Что это – хобби, любовь к Средиземноморью или обыкновенный страх?

Фрэнк Уильямс: Ни первое, ни второе, ни третье. Я никогда раньше не плавал на яхте. Я как все, кто сидит на пляже в Греции, смотрит на море, видит, как яхты плавают по морю, качаются вверх-вниз, вверх-вниз, задавал себе вопрос: как люди на этих яхтах чувствуют себя, что они думают, чем они занимаются, что они делают вечером? Я вырос на суше, на ферме, в сельской местности, моря не было близко, хотя в Англии море всегда близко. Мой отец тоже был человеком, который никогда не плавал на яхте, а я хотел. После моего дня рождения, мне сейчас 70 лет, я решил уйти в море с группой чехов. Мы плавали по Эгейскому морю, был очень сильный ветер, яхта качалась, как сумасшедшая, как лошадь. Слава тебе господи, я не страдал морской болезнью.

– Фрэнк, из двух независимых источникам я знаю, что такие путешествия на яхте чреваты тотальным пьянством. Вы можете подтвердить эту информацию или опровергнуть?

– Тотальное пьянство? Нет, это я не могу подтвердить. Скажем так, где-то в час дня, может быть чуточку раньше, задается вопрос: кто-нибудь хочет стакан белого вина или пива? Обычно находится член экипажа, кто не против того, чтобы выпить по стакану белого вина. Если, конечно, ветер не очень сильный, если мы не плаваем под парусами, то да, это начинается и так продолжается потихонечку-потихонечку. Но чтобы быть вдребезги пьяным, нет.

– Настоящие пираты обычно пьют ром или джин.

– Да, но мы не настоящие пираты, мы цивилизованные люди, которые любят вино.

Игорь Померанцев: У британцев репутация хороших путешественников. Может быть, я сделаю шаг в сторону, те британцы, которые строили свою империю, были хорошими путешественниками?

Фрэнк Уильямс: Путешествовать – это в генофонде людей, живущих на Британских островах. Кельты приехали с территории нынешней Венгрии, потом римляне приехали, тоже путешествовали из Рима до Британии. Потом приехали англосаксы, тоже морем. Потом были викинги. Искать новое место для жизни, для счастья, для нас естественно. Для того, чтобы что-то достичь, надо ездить. Надо торговать с чужими странами, а это значить нужно путешествовать, искать рынки, экзотические товары. Люди должны были путешествовать для того, чтобы существовать. Потом есть специфический социальный строй Великобритании – это англосаксонский принцип майората. На ферме может остаться, так было в прошлом, из 10 детей только два человека – старший сын, чтобы унаследовать имущество, и одна из дочерей, чтобы выйти замуж. Из 10 детей 8 должны были куда-то уехать, чтобы зарабатывать, чтобы реализовать себя. Когда началось открытие Америки испанцами и португальцами, открытие Африки как континента, начались путешествия голландских моряков, началось и дикое соревнование в Европе. Британцы тоже могли участвовать, им это было привычно. В моем районе, в регионе, где я жил, где я вырос, было естественно мигрировать или в другую часть Великобритании, в горы, или просто из страны. А империя строилась не только из-за этого, империя тоже строилась для того, чтобы избавиться от ненужных людей. Америка открылась частично как убежище для религиозных диссидентов, сектантов, плюс к тому же плантации в теперешних южных штатах Америки, там были шотландцы, которые попали в плен во время гражданских войн в Англии, и надо было от них избавиться. Что с ними делать? Повесить всех нельзя. Но можно отослать в Америку. Когда Америка закрылась, обретя независимость, открылась Австралия. Австралия была одна большая колония. Люди эмигрировали из отчаяния, бежали от бедности. Канада – убежище для шотландцев. Валлийские фамилии – самые распространенные в Соединенных Штатах Америки. И, конечно, часть всего этого – строительство империи. Поиск рынков, скажем, в Индии, куда моя семья отправилась. Да, если угодно, империалисты тоже были хорошими путешественниками. Это тоже поиск счастья. Куда должен был деться младший сын из хорошей семьи?

– Ваши предки, ваши родители, деды, прадеды были хорошими путешественниками?

– Они были отличными путешественниками. Один из моих предков был убит в Кабуле на Рождество 1841 года. Он был капитан кавалерии. Он и шестеро других были убиты в Кабуле. Другие члены моей семьи были в Индии, моя мама родилась в Индии. Мой папа в молодости побывал в Южной Африке, он там хотел остаться, но мама вызвала его обратно. Он считал, что это главная ошибка его жизни: вернуться в Соединённое Королевство. Люди из хороших семей, конечно, путешествовали, они делали карьеру. Мой прадед был генерал военно-медицинской службы, мой дед был лесник, администратор лесов нынешней Индии и нынешнего Пакистана, тогда это была одна Индия. Целого субконтинента. Можно было человеку из британской провинции, из английской, валлийской, шотландской провинции, делать феноменальную карьеру не в смысле богатства, не в смысле материальных благ, но просто стать большим человеком, гораздо большим, чем было бы возможно в Англии.

– Так закалялась английская сталь.

– Британская сталь, потому что мы не были англичане, мы были валлийцы. Мой прадед не смог бы стать начальником медицинских войск в Англии, и он делал хорошее дело, он сократил количество смертей от инфекционных болезней в Индии на 60%.

– У вас нет чувства вины за имперское прошлое ваших предков?

– Нет. Во-первых, для них это было естественно. Во-вторых, я не могу говорить о тех, кто действительно делали плохие вещи. Та часть Гималаев, где мой дед работал несколько лет, стала памятником ЮНЕСКО. Он там работал в начале прошлого века где-то 10 лет, был куратором. Очень многие из тех, кто там работал, работали честно.

– Их, правда, туда никто не звал.

– Их, правда, туда никто не звал, да. Это тоже верно. Это история, я ничего не могу сделать. Зачем я должен вообще чувствовать стыд за их деятельность? Когда человек, как мой прадед, спас столько жизней, зачем я должен чувствовать стыд?

– Фрэнк, вы помещик, валлийский помещик. У вас есть или было, по крайней мере, свое поместье в Уэльсе. Теперь вы живете в окрестностях Праги. Где же ваш патриотизм?

– Игорь, я должен напомнить известную английскую пословицу: патриотизм – это последнее убежище подонка. Я не патриот, я горжусь тем, что я являюсь валлийцем, да, но я не патриот. Почему я не патриот? Потому что я уехал, я покинул Уэльс, когда мне было 17 лет. Мой отец хотел, чтобы я учил валлийский язык, он знал валлийский язык. Я получил свое образование в Англии, значит я не знал валлийский язык. Отец хотел, чтобы я знал валлийский язык, а я стал заниматься русским языком по нескольким причинам. Одна причина, почему я стал заниматься русским языком – это потому, что я понял, что все имперское прошлое – дохлое дело, империя уже позади, не имеет будущего, я не хотел чувствовать, я не чувствовал никакой ностальгии по поводу империи. Это было то, чем мы занимались, наша семья, многие годы, несколько поколений, но это было уже прошлое, надо было идти вперед, в другое пространство. Это было в середине 60-х годов, были какие-то веяния, Советский Союз, спутники, бла-бла-бла. Была достаточно положительная атмосфера вокруг Советского Союза, какой-то прогресс, какое-то движение и так далее. Я стал заниматься русским языком. В 1969 году я попал первый раз в Москву. Я очень быстро разочаровался в Советском Союзе, потребовался один месяц в Москве – и хватило. Эти лозунги "Коммунизм победит", серость Москвы, подавленность Москвы. Я имел очень хорошего преподавателя, он меня возил в Переделкино до того, как Переделкино стало частью Москвы, это тогда была деревня. Я попал на церковную службу, увидел могилу Пастернака, мы стояли у ворот дачи Пастернака.

– Фрэнк, вы знаете несколько языков, это знание – тоже какой-то род путешествий? Что открывают эти лингва-путешествия?

– В интернате, где я был с возраста семи лет, мы начали с латыни и французского языка, потом добавили древнегреческий, потом я занимался немецким языком, русским, потом современным греческим. А сейчас добавил и чешский. Так что я жил в разных языковых измерениях. Конечно, умение читать литературу на языке, на котором она написана – это дает очень много. Если ты говоришь только на одном языке, ты прикован к месту, ты как раб, ты ходишь в кандалах, ты не можешь бегать, ты не можешь свободно жить, ты не можешь понять другого человека. Если ты хоть немножко знаешь другой язык, чужой язык, ты уже начинаешь мыслить как другой человек. Если ты можешь перейти с одного языка на другой, ты становишься более свободным человеком. Ты можешь жить в этом фантастическом мире как свободный человек. Я всегда искал свободу. А не знать языки – это значит быть несвободным.

Мой сын говорит очень хорошо по-немецки, потому что он ходил в немецкую школу, когда мы жили в Мюнхене. Он не любит быть в Праге, потому что он чувствует себя скованным. В том месте, где начинаются славянские языки, начинается другой способ мышления, другой образ жизни, другая культура. Сын чувствует себя скованным в Праге, но чувствует себя свободным в Германии. Тоже для меня важно – это знание языка как способа понимания чужих психологий. Если сравнивать чешский язык с валлийским языком, оба этих языка защитные, они дают защиту народу. Возьмем, например, слово "мороженое" – на чешском языке "змрзлина". Кто может произнести правильно слово "змрзлина"?

– Звучит как армянская фамилия Мкртчян.

– Чешский язык специально сделан, чтобы никто, никакой иностранец не мог говорить правильно по-чешски, ты сразу узнаешь иностранца, он сразу виден, он сразу слышен. В одном стихотворении Хлебникова есть слово "челн", старое слово для "лодки". У чехов "челн" нормальное слово – маленькая лодка. В чешском языке есть очень много славянских анахронизмов – это тоже защита, поиск чистоты культурной от внешнего окружения. Валлийский язык абсолютно такой же, он непроизносим англичанами. Валлийцы тоже используют язык как способ защиты целостности народа, народного мышления, народной характеристики.

– Фрэнк, есть такое русское выражение "глухая защита". Вы сказали, что свободный человек – это человек, который знает языки. Получается, что единственные свободные люди на Земле – это полиглоты?

– Я не знаю. Но одно я знаю – я ищу свободу, я всю свою жизнь ищу свободу и нахожу её через языки.

Далее в программе: Писатели и музыка: Г.И. Гурджиев

Куплеты и куплетисты. Из истории советской эстрады