Полдевятого утра. Это я приучаю себя к режиму, ну и вас заодно. Я понял, как можно назвать то уродство, которое создал Ленин, – в экономическом плане. Теодор Шанин называл его "экономика пылесоса" – всё высасывается из страны в кремлёвский кабинет. Шанин имел, правда, в виду, опустошение провинции: Москва превращается в раковую опухоль.
Но если бы это было только так, система не протянула бы и пяти лет. Это пылесос-шприц, пылесос-игла. Всё высасывается, но затем распределяется. Это не социализм, конечно, и не коммунизм, и Маркс к этому отношения не имеет. Это экономика двустороннего паразитизма. Диктатура паразитирует на населении, население паразитирует на диктатуре. Своеобразная экономическая кома. Россия под капельницей.
Конечно, как неоднократно подчёркивалось, система может существовать лишь благодаря сохранению элементов свободной экономики, "серой экономики", как её звали до 1991 года. Однако глобализация внесла существенную поправку. Свобода оказалась на аутсорсинге. Стало возможным истребить свободную экономику внутри страны (нынешние бизнесмены те же "хозяйственники", проверенные и одобренные Кремлём, конкурируют они прежде всего за благоволение Кремля, а потом уже за покупателя). Система не рушится, потому что множеством нитей связана со свободными странами. Санкции носят очень локальный характер.
Лозунг "а паразиты никогда" прикрывал прискорбную реальность: Россия стала страной паразитов
Теоретически Запад должен был бы подвергнуть Россию такой же блокаде, как Иран. Ни капли нефти и газа не покупать! Но тут глобализация играет против свободного мира, который не может себе позволить блокаду несвободного мира, свобода не выживет без несвободы. Это, кстати, нормально, свобода рождается из несвободы, как цивилизация рождается из варварства, стихи из поэтов. Ненормально не осознавать этой созависимости. С психологической точки зрения человека, выросшего в экономике шприца – из одного места набирают, в другое место вкалывают, – можно сравнить с заключённым в карцере, с больным под капельницей.
Лозунг "а паразиты никогда" прикрывал прискорбную реальность: Россия стала страной паразитов. Паразиты в Кремле и паразиты вокруг Кремля. В свободном мире люди многое делают бесплатно, от души помогают другим или демонстрируют свои таланты. В несвободном мире, под капельницей, тоже много делается бесплатно, но это не "душа", это "душевность". Это невротическая попытка компенсировать несвободу, безжизненность своего существования, а ещё часто это всего лишь замаскированное от самого себя взяточничество. Я к тебе душевно, ты ко мне душевно. Глубоко законспирированный, уродливый, вечно норовящий обмануть капитализм, беспощадный и имеющий один смысл: выжить любой ценой, включая гибель другого.
Капельницы на всех не хватит – вот вечный страх подкремлёвского человека. Точечный полив, аккуратное распределение объедков это дело непростое, и как глубоко благодарны люди диктатору, который не доводит до катастрофы вроде голода 1920, 1931, 1947. Пусть его, купается в золоте, лишь бы сохранял хрупкое равновесие скудости.
Ах, если бы купание в золоте было единственным занятием диктаторов! Может, где-то в Африке им этого достаточно, а в России купание в золоте перемежается с омолажиающими ваннами из крови, и подданные счастливы, что это не их кровь, а обитателей сопредельных стран. Когда-то Фазиль Искандер разделил обитателей России на допущенных к столу и стремящихся быть допущенными к столу. За пределами классификации остаётся столоначальник, наш скромный вечнозелёный удав, и ещё 90 процентов биомассы, которые под капельницей. Они вообще не участвуют в пиршестве. Пируют те, кто держит людей под капельницей. Медсёстры и медбратья деспотизма. Им есть куда стремиться, у них есть своеобразная свобода, они могут отойти в ординаторскую, у них даже есть свои какие-то дома. Обвинять их в коррупции – соглашаться быть под капельницей, просто капелек побольше бы и чтобы у медсестры не такая толстая ряшка.
Но даже лучшая из кремлёвских капельниц – это змея, которая столько же спасает, сколько паразитирует на спасаемом, делая себя необходимой. К счастью, кто информирован, тот предупреждён, а кто предупреждён, тот… Тот – что? кто? Восстань, пациент, и виждь, и внемли? Чтобы восстать против капельницы, нужны те самые силы, которые повелители капельниц не дают и не дадут ни за что, отпустят ровно, чтобы лежали пластом. С этим строго, на этом всё держится.
Хорошо обездвиженная страна. Никакой смирительной рубашки не надо. Только восставать не обязательно, да и пробовали: тех же щей, да покровавей влей. Просто выскользнуть. Система ориентирована на подавление бунта, а если не бунт, а просто жизнь? Да, сил немного, но если не для таскания пулемёта, а для разговора с соседями по палате? Да, всего лишь разговор, но ведь суть болезни в немоте. Не разговор с начальством, не нытьё, не заклинания, призывающие очередного лидера, не пустые ахи и охи. Просто разговор. Свобода начинается со свободы слова, и никто, кроме самого человека, не в силах сделать его слово свободным от цинизма, уныния, невежества, но и никто не может помешать человеку стать свободным словом и прекратить выдавливать из себя раба, а начать говорить, договариваться, общаться, становясь свободным человеком. Пусть даже ценой освобождения от капельницы.
Яков Кротов – историк и священник, ведущий рубрики "Между верой и неверием" на сайте Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
