Есть такая международная организация – Совет Европы, из состава которой Российская Федерация то ли выходила, то ли нет. В Совете Европы есть Группа государств по борьбе с коррупцией (ГРЕКО), которая проводит масштабный антикоррупционный мониторинг законодательства стран-участниц, о результатах которого регулярно отчитывается и Генеральная прокуратура Российской Федерации. В 2014 году приостановлен процесс вступления России в Организацию экономического сотрудничества и развития, но в стране всё равно проводится мониторинг по исполнению Конвенции ОЭСР о борьбе "с дачей взяток" (полное название этого документа – Конвенция по борьбе с подкупом иностранных должностных лиц при осуществлении международных коммерческих сделок).
В общем, несмотря на публичные заявления представителей кремлёвской власти об "особом пути" и "загнивающем Западе", Россия плотно вписана в систему международно-правовых отношений, в том числе в сфере противодействия коррупции. При этом зарубежный опыт (например, стран Скандинавии и Балтии) показывает, что устойчивый результат в противодействии коррупции даёт комплексный подход. Это значит, что недостаточно закрепить в уголовном и административном законодательствах перечни отдельных составов преступлений и правонарушений или дать соответствующие полномочия прокуратуре. Важно заниматься антикоррупционным просвещением, поддерживать гражданское общество, обеспечивать надёжную защиту заявителей о коррупции, формировать культуру нулевой терпимости к коррупции и т. д.
Именно поэтому в 1990-е годы в Совете Европы был инициирован процесс внедрения междисциплинарного подхода по борьбе с коррупцией. Самым значимым результатом этого начинания стала разработка и открытие для подписания в 1999 году двух конвенций: об уголовной и о гражданско-правовой ответственности за коррупцию. Каждая из конвенций в случае ее ратификации также предусматривает автоматическое вступление в ГРЕКО, то есть обязательное участие в комплексном мониторинге национального законодательства.
В общем, обе конвенции задумывались как единая система мер, но ратификация даже одного из этих юридических соглашений влекла за собой для каждой страны-участницы серьёзные и долгосрочные международные обязательства. Тот факт, что конвенции шли "в пакете", подтверждает и то обстоятельство, что они ратифицированы 34 из 47 стран – участниц Совета Европы, причем большинство правительств подписали оба документа практически одновременно.
Россия ратифицировала Конвенцию об уголовной ответственности за коррупцию в 2006 году и вступила в ГРЕКО в 2007 году. То есть, казалось бы, самые сложные и ответственные решения уже приняты. Однако Конвенция о гражданско-правовой ответственности, которая содержит достаточно общие требования к законодательству и пока не попадает под мониторинг ГРЕКО, каким-то образом осталась "за бортом". Её принятие рассматривалось, был даже разработан план имплементации, но после 2012 года всё затормозилось и эта тема не поднималась.
Что же такого могло содержаться в весьма мягком в плане требований документе, который одни страны подписывали и ратифицировали фактически не глядя, а Россия включить в свою правую систему не решилась? Ничего такого, что бы было несовместимым с существовавшим на тот момент или существующим сейчас законодательством. Более того, в 2015-м и в 2017 годах в России имели место две попытки внесения законопроектов о защите заявителей (одна из статей Конвенции), что явилось бы важным шагом для принятия документа.
Что касается гражданского законодательства, то принцип полной компенсации за причиненный в результате применения коррупционных схем вред у нас уже закреплен, также предусмотрена ответственность работодателя за действия работника и ответственность государства за вред, причиненный его органами и должностными лицами. Всё, как того требует Конвенция, а кое-где даже больше. Зачем тогда ратифицировать?
Законодатели, которые не затруднились тем, чтобы переписать Конституцию, должны отыскать возможность позаботиться и о насущных потребностях граждан
В российском законодательстве уже есть многое, да не все. Участие в Конвенции станет мощным стимулом для создания системы защиты заявителей, позволит преодолеть негативное отношение к заявителям о случаях коррупции как к "доносчикам" и "стукачам". Сейчас, например, суд общей юрисдикции может не принять в производство иск о возмещении вреда от коррупции, если его подать для возмещения вреда, причиненного неурегулированным конфликтом интересов. В случае ратификации Конвенции такого быть не должно. В конце концов, многие страны ратифицировали Конвенцию ради международного престижа, в качестве жеста приверженности высоким стандартам в борьбе с коррупцией. России таких жестов давно не хватает.
Почему стоит вспомнить и напомнить о Конвенции сейчас? Пандемия коронавируса продемонстрировала, что во многих сферах жизни граждане России не защищены и могут надеяться только на себя. Конвенция же напоминает: каждый, кто лично пострадал от коррупции, может самостоятельно, без обращения в силовые структуры, обратиться в суд и добиться выплаты компенсации в гражданском процессе. Система защиты заявителей сейчас особенно необходима медицинским работникам, столкнувшимся с многочисленными нарушениями, в том числе коррупционными.
Поэтому остаётся пожелать, чтобы законодатели, которые не затруднились тем, чтобы за несколько месяцев переписать Конституцию, отыскали возможность позаботиться и о более практических вещах и потребностях граждан. Именно поэтому мы в "Трансперенси Интернешнл" и проводим общественную кампанию в поддержку принятия законопроекта о компенсации вреда от коррупции.
Мария Логвинова, юридический эксперт некоммерческой организации "Трансперенси Интернешнл – Россия"
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
